Спасти кавказского пленника

Greko

Но за ним на меня понеслась толпа израненных, но злых и отчаянных абреков. Ружья они где-то побросали и кинулись по привычке в шашки. Не успел я испугаться, как им навстречу метнулись мои черкесы. Впереди всех, перепрыгнув через меня, мчался тот, кто просил дать возможность рассчитаться с Донекеем. Он сцепился с невысоким, но крепким, как боровик, горцем, вертевшимся юлой и махавшим саблей, как пропеллером.

Я взвел свой верный револьвер. Стараясь не зацепить своих, отстрелял все четыре оставшихся заряда. Осечки не случилось, а моя стрельба возымела нужный эффект. С бандитами разобрались на

раз-два.

Тяжело дышавший мститель плюнул на тело поверженного крепыша.

— Больше не будут мальчишки в аулах играть с именем Донекея на устах!

Я встал и подошел к убитому. Процитировал классика:

— Взял и клюнул Таракана, вот и нету великана.

— На широких его плечах сидели бесы! — кивнул мститель на труп. — В своей погоне за славой он запятнал свое имя кровавыми злодеяниями.

— Насколько я могу судить, мой друг, подобное можно сказать о каждом втором горце. Весь ваш образ жизни и мыслей толкает вас на черные дела. Вы ни во что не ставите ни человеческую кровь, ни свободу людей. Впрочем, не мне тебя учить, — вздохнул я горестно. — Теперь, когда ты насытился мщением, покинешь нас?

— Ни за что! — горячо воскликнул горец. — Я буду с тобой до конца! А своих бесов я давно согнал с плеч. Не ищу бессмысленной славы. Хотя в бою меня каждый раз охватывает какое-то безумие.

— Экий ты сорвиголова. Я буду звать тебя Башибузуком! Слышите все! — обернулся я к своим людям. — Этот герой по прозванию Башибузук, победивший самого Донекея, отныне будет моим заместителем.

Ответом мне стали радостные крики. Люди горячо поздравляли нового командира и с воинской удачей, и с назначением. Кто-то предложил избавить бандитов от голов и отвезти их Зассу. На него зашикали. Сенька хозяйственно потрошил трупы на предмет ништяков и серебра.

Я сладко потянулся. Пора в путь-дорогу. Теперь ничто не мешало мне наведаться к Андрею Гаю, чтобы узнать, с какого перепуга он треплет имя моей жены.

[1] Во избежание возможных споров, поясним. 1) При стрельбе дозвуковым патроном, сперва слышен свист пули, затем звук выстрела. 2) После сражения при Геттисберге было собрано 27 000 мушкетов. 12 000 были заряжены двумя выстрелами. 6000 содержали от 3 до 10 зарядов. В одном вообще насчитали 26 пуль! Оружейники проводили испытания на разрыв ствола. Выяснилось, что американские мушкеты выдерживали выстрел из ружья, снаряженного до 9 пуль! 3) Выстрел двумя патронами — более чем реальная история. Есть данные современной судмедэкспертизы о подобных случаях. Одновременный выстрел двумя патронами объясняет несовпадение количества входных отверстий на теле и одежде.

Глава 23

Герой невидимого фронта и Лука Мудрищев

Андрей Гай был не армянином, как можно было заключить из его фамилии, а черкесом. Жебермес, сын Эдигов, он мальчиком попал, как аманат, в Астрахань, выучил русский язык. Оказался в шотландской миссии под Пятигорском, стал протестантом. Потом судьба занесла его в Европу, далее — в Стамбул. Языков он знал поболе моего. Ему не составило труда выдавать себя за турецкого купца.

На деле он был не торговцем, а шпионом. Еще одна находка Фонтона. Андрей сразу передал мне привет из Стамбула, чтобы исключить недомолвки.

И видя мое нетерпение, отдал мне письмо Тамары!

Я жадно схватил его. Извинился. И сразу развернул, чтобы прочесть.

Письмо от любимой было написано детским старательным почерком на русском с большим количеством ошибок. Я восхитился еще раз невиданному упрямству и целеустремленности моей грузинки. С трудом мог бы представить кого-либо, кто прошел бы такой путь в изучении сложнейшего языка за такое короткое время. И умилился всем её наивным ошибкам. Был уверен, что еще несколько писем и все ошибки исчезнут. При её-то способностях!

Первым делом я поднёс листок бумаги к носу. Так надеялся, что, может быть, он сохранил хотя бы отдалённое дуновение её неповторимого и столь любимого мной запаха. Но, увы! Письмо побывало в таких передрягах, в таких руках и местах, что не могло быть и речи о том, что тончайший и благородный запах Тамары сможет одержать победу над грубыми запахами мужской одежды или лошадиного пота.

Начал читать.

"Любимый муж мой, Коста. Я знаю: ты жив и здоров. Ты должен допить вино. Ты сдержишь слово. Как всегда. Не позволяй себе думать, что может быть иначе. Будь мужчиной, но не дураком. Не смей бояться, но и не лезь под пули без нужды. И главное! Прошу тебя: не красуйся! Веди себя достойно! Как всегда.

Я и Бахадур в порядке. Молимся о твоем здравии.

Теперь о делах.

Барон и его жена собираются в Крым, к Воронцову. Нас зовут с собой. Мы поедем. Я хочу, чтобы ты приехал ко мне. Время познакомить меня с твоей семьёй. Так, как это полагается.

Коста, мы муж и жена. А прожили как супруги — на пальцах можно пересчитать дни. Я так не хочу. Ты на службе. Я знаю это. Но я уверена, что ты сможешь сделать так, чтобы приехать ко мне. Любимый, я устала орошать подушку своими слезами. Я устала не спать по ночам в желании твоих объятий. Будь уверен: я всё выдержу. Но правильно ли всю нашу молодость, всё наше лучшее время тратить только на войну? Вот поэтому я жду тебя.

Целую крепко. Целую все твои шрамы. Люблю. Твоя верная и счастливая жена, Тамара"

Я поднял голову от письма. Гай не смотрел на меня. Отвернулся. Поступил по-мужски. Видел, наверное, то, что я заметил только сейчас. Мои слёзы. Не хотел ставить в неудобное положение. Я вытер глаза.

«Тамара, Тамара! Любимая! Откуда в юной девушке столько мудрости? А ведь она права. Как всегда, права. Что способно остановить всякую войну? Любовь, в первую очередь. Любовь! Что ж, приказ от mon general я получил. Буду исполнять. Нужно попасть в Крым!»

Я бережно сложил письмо и спрятал его поближе к сердцу.

— Вам просили передать приветы ваши друзья из Царьграда. Цикалиоти, просвещенный отец Варфоломей, трудник Фалилей. У них все хорошо. Живы-здоровы и вас поминают в своих молитвах. Также полковник Хан-Гирей отзывался о вас в самых восторженных выражениях. Вас ожидает высокая награда. Скорее всего, вызовут в Петербург. Поедете вместе с Торнау и Карамурзиным. Ваша роль в освобождении кавказского пленника всеми оценивается как подвиг. Боюсь только, вашему положению как двойного агента будет нанесен непоправимый удар. Мне довелось подслушать неприятные для вас разговоры в канцелярии Уркварта.