Спасти красноармейца Райнова. Книга седьмая. Пацифист

Поселягин Владимир Геннадьевич

– Ну, Петров.

Ну а что, тот меня неплохо узнал за этот год, вполне догадывался что я снова выдам что-то не совсем по теме. Однако вербовщик остановил строй, и разрешил мне сказать пару слов. Вот так сделав пару шагов из строя, изучая коробки остающихся заключённых и громко, чтобы все слышали, выдал:

– Граждане, помните, что лучше всех работает в колхозе лошадь, но ей никогда не стать председателем. И ещё, не трогайте сердце девушки, оно у неё одно, лучше трогайте её сиськи, их у неё две.

Начальник лагеря, прикрыл лицо, трясся от беззвучного смеха, он подобное от меня не раз слышал, но тут новое выдал, из коробок выстроенных зека, тоже ржач слышался, только вербовщик глянул на меня квадратными глазами, спрашивая:

– Вы о чём сейчас, заключённый?

Ответил не я, меня конвоир в строй возвращал, а начальник лагеря, тот и пояснил:

– Петров сюда уже не вернётся, как он надеется. И теперь его точно запомнят.

– А, юморист? Ну-ну.

Впрочем, мой экспромт вышел удачным, по мнению вербовщика, ещё около десятка желающих подняли руки, их выводили из коробок и включали к нам в строй, так и покинули через распахнутые ворота стены лагеря. Вербовщик остался, ему ещё оформлять наши дела и делать выписки из них, чтобы знать кто и по какой статье сидел. Местные помогут. И помогли, пока вели, пока эшелон

ждали, нас в складском пакгаузе держали при железной дороге, прибыл сопровождающий, с сумкой, там наши дела, или выписки из них. И вот ночью подошёл состав, откуда-то с Востока был, четыре вагона нам выделили, еле вместились, параша, нары, закрытые створки, и двинули на запад. Вот такие дела. Хранилище качается, опция големов тоже. А даже в движении, те бежали рядом, главное не выходить за дальность километра, и на ходу вели бой друг с другом. По ночам, чтобы не засекли. Так что дорога вышла для меня вполне продуктивной. Пролетели часть пути, но не доезжая Москвы, повернули на юг. Неужто бои в районе Сталинграда? Немцы скоро на окраинах будут, если уже не там. Вон значит где воевать будем? Ну да, там штрафные части нужны. Ну посмотрим, что из всего этого выйдет, так что я продолжал кач, как хранилища, так и големов, и играл в карты с другими добровольцами. В Иркутске немало всего накупил, карты в том числе. Чёрт, да я в городе и днём бывал. Проверку утром прошёл, закрыл Красный уголок, повесив табличку что идёт уборка, и шмыг наружу. К обеду возвращался. Так что порядок. Вот так и прибыли на место. Одни степи вокруг, пустой полустанок. Куда, где воевать, никто же ничего не говорил, и под окрики конвоя, провели шесть километров и загнали на огороженную территорию, в бараки. Вышки стояли, как будто и не покидали наш лагерь под Иркутском. Ну а дальше начали формировать подразделения, назначать командиров. Неожиданно одним из взводов поставили командовать меня, мол, ты бывший командир, орденоносец, гордись доверием. Пришлось выполнять приказ, тренировать пять десятков штрафников. Треть вообще не служила.

Нам дали две недели, поверьте это очень мало, но взвод я неплохо сбил, тренировались с палками, имитирующими винтовки, кололи ими чучела, учились ходить в штыковую атаку, и громко кричать «Ура-а-а». И всё. Остальное в теории, как кидать гранаты, которые многие в глаза не видели и в руках не держали, как пользоваться разным оружием. Тактику окопного боя я начал преподавать, но всего несколько уроков, когда нас стали выстраивать в роты, и поротно выводить с территории. За две недели нас успели обмундировать в красноармейскую форму, без знаков различия, но и только. А так погрузили в вагоны, и повезли. Причём, хватило одного эшелона, хотя его и удлинили, тянул мощный паровоз. Я в щель и в дырку от сучка изучал округу. Долго везли. Сначала голубые воды реки увидел, зашумел мост, проезжали Волгу, виднелись окраины крупного города, где на одной стороне были видны дымы. Все старались посмотреть на это, возбуждены были, даже доносился гул канонады. Это был Сталинград, и бои шли на его окраине. Высадили нас прямо на узловой станции, явно очень спешили. В вагоны грузили раненых, гражданских и какие-то вещи, мешки и папки в один из вагонов, под охраной бойцов милиции. Видимо какой-то архив эвакуируют. Почти сразу эшелон двинул обратно, даже на крышах люди сидели, мост кстати был под огнём, иногда разрывы там стояли, но вроде ушёл благополучно, а нас повели куда-то в сторону, там начали выдавать оружие, у крайних складов. Винтовки «Мосина», многие после ремонта, оружия не хватало, одна винтовка на троих, редкие ручные пулемёты вообще можно не считать. На нашу роту всего один. Патроны так и не выдали, и повели в сторону шума боя. Обстановку знали командиры, посыльные к ним были, вот им доложили, а так вели по улицам. Только один раз залегли, был налёт. Нам не досталось, но город крупно пострадал. И мост разрушили. Думаю, потери жители города понесли огромные. Я мстительно прищурился, найду аэродромы, откуда взлетают эти скоты, и уничтожу. Потом. Город итак сильно разрушен налётами, а эти продолжают летать и убивать.

Дальше к ящикам с боеприпасами. Бой шёл уже в нескольких сот метрах, за дальними домами, выдавали патроны, ручные гранаты, но снаряжать оружие пока запретили, дальше разбившись на взвода, к крайним домам, похоже в них занимали оборону защитники, тут был приказ снарядить оружие, и нас погнали в атаку. На танки, потому как многие слышали шум движка, и не одного. Выбегали мы из-за домов толпой, в три людских ручья, и вопя неслись на противника, явно став полной неожиданной неприятностью для немцев. А на фига я тактику преподавал? Мы тупо неслись на него, спотыкаясь о мусор или проваливаясь в воронки. Стрелять не сразу стали, да и честно говоря, некому, захлестнули позиции, что мои големы уже отработали. Пятерых использовал, трое дальше, двое захватив танк, «тройку», и расстреливали из его пушки пять других, убрав тут эту проблему. Осталась пехота, в районе мотопехотного батальона. И да, меня ранили точными выстрелами. В бок две скользящих и в шею. Или точнее на границе шеи и плеча. Тут уже не скользящая, а довольно серьёзная. Причина банальна, в бок это один из моих големов постарался, а в плечо недобитый немец откуда-то вылез. Его загасили, но шкуру тот мне попортил. Так что меня перевязали в укрытии, правую руку в косынку, мы отбросили немца, дальше командуя десятком штрафников, перевитый бинтами, я развернул два захваченных орудия, в пятьдесят с чем-то миллиметров, это «Пак 38», рядом расстрелянный грузовик со снарядами, мы катили их вручную, и вели огонь, выбивая как пехоту и пулемётчиков, так и бронетехнику, выбив немцев с окраин. Потери мы серьёзные понесли, но и враг отступил, тут похоже целая танковая дивизия была, хорошо размазана по окраине, и на нашем участке был тактический успех, те потеряли двенадцать танков, десяток орудий и миномётов и около двух батальонов мотопехоты. Две трети на счету моих големов. На глаза штрафников те старались не показываться, а вот немцы видели, и видели хорошо, что вызывало у них панику. У выживших в этой встрече.

Трое суток мы сдерживали атаки противника, под налётами авиации и ударами артиллерии, все снаряды к пушкам расстреляли, да и осталось одно, второе было разбито, пока не подошла свежая стрелковая дивизия, тоже чугункой перебросили. Ей и сдали позиции. Тех, кто на ногах мог стоять осталось меньше сотни, и около двухсот раненых эвакуировали в тыл. Остальные погибли. Так что нас отвели, приказав сдать оружие, работал военный суд. У многих, как и у меня, до первого ранения статья была. Кстати, я все трое суток командовал всей захваченной артиллерий и миномётами, и довольно неплохо, подобрав знающих специалистов, включая из местных армейцев, что тут воевали, наши ряды смешались, немцы от нас несли немалые потери, это отметили. Мне командование остатка стрелкового полка, что тут оборону

держал, дважды благодарности выносили, хотя это и не принято. Так что всё, я реабилитирован искупил вину кровью. Вот только раны мои признали лёгкими. Их все промыли у медиков, зашили, особенно на плече, и ввели в штат, того полка, с которым мы воевали. Да туда всех бывших штрафников, кто искупил вину. Пополняли его так. В моём случае, я стал командовать батареей «сорокапяток», три орудия, всё что осталось от артиллерии у полка, больше не было. Два батальонных миномёта, без мин, и всё. Да и орудия в батальонах по одному, так что командир я номинальный, больше при штабе полка, там меня приставили к делу, помогал начальнику штаба.

Форму мне выдали новую, красноармейскую, но со знаками различия старшего лейтенанта. Да, вернули звание, награды пришлют из Москвы, запрос отправили, я проследил, а вот партбилет не вернут. Его отправили в Политуправление и там свой суд, провели по лишению. Так что только через них. Да я на него забил, не особо и нужная вещь, от произвола судьи не защитил, так что никаких попыток вернуть его делать не собирался, хотя комиссар полка подходил поэтому вопросу, тот в курсе что я бывший коммунист, видимо личное дело читал. Обещал поспособствовать, но я вежливо отказался. Не смотря на малую численность личного состава полк не отводили с передовой и ожесточённые бои на окраине, где немцы всё же зацепились и перекидывали резервы, не закончились. Когда количество бойцов в полку доходило до четырёх сотен, но его пополняли за счёт добровольцев из городских жителей, разбитых подразделений, что выходили к городу. Один раз личный состав дошёл до полутора тысяч. Пушки у меня выбили, я командовал дальше стрелковой ротой, потом стал начальником штаба одного из батальонов. Две недели ожесточённых боёв, третья к концу подходила. Кстати, отлично прокачал големов. Только на нашем участке немцы ночами теряли целые подразделения. За две недели около двадцати тысяч. Днём големов я всё же не использовал. Благодаря им захватил шесть противотанковых пушек со снарядами. За эту ночную операцию, мне, и ещё шести бойцам, дали медали «За Отвагу», хотя всю работу сделали големы, мы на подхвате. Две пушки в нашем батальоне остались, нашлись артиллеристы, остальные по полку разошлись, и активно применялись.

Награды мне вернули, письмом пришли из Москвы, там тоже всё оформили по искуплению вины. Так что орден и две медали носил. Бои за Сталинград шли страшные. Я уже стал комбатом, сменил убитого, назначили, видя, что я справлюсь и на моём участке успехи. В документы информацию тоже внесли. Ещё бы, немцы тут потери сумасшедшие несли. Уже двадцатое сентября было, и я понял, долго это длится не может, уже раз пять был на грани жизни и смерти, везло что жив остался. Рано или поздно удача мне изменит, и я это отлично понимал. Поэтому я подставился под пленение немцев. Точнее не так, якобы пленение. К нам в полк прибыли корректировщики, с той стороны Волги целый тяжёлый полк гаубиц РКГ был, а я бывший артиллерист, и отличный корректировщик, вот и стал помогать вести огонь. А тут мы с двумя бойцами выдвинулись вперёд, чуть позже радиста ранили, и второй потащил его в тыл, а я, управляя огнём через рацию, полк работал двумя дивизионами, и довольно точно, сообщил, что окружён ротой пехоты, веду стрелковый бой, дав свои координаты, и вызвал огонь на себя. Два полных залпа двух дивизионов затребовал. Накрыли отлично резервы немцев. Сам я уже в полукилометре, в стороне был. Отбежал, когда бойцов отправил, так что полк накрыл скопление немцев рядом с тем местом, где ранее был. Алиби подтверждал. Выходить на связь больше не стал, по понятным причинам. К своим вернусь, ещё подумаю, как объяснить. Например, заваливало под разрывами снарядом, немцы откопали. Или сам откопался, через пару дней только, впереди немцы, к нашим не вернёшься, рация разбита, пришлось выбираться из города. Ещё придумаю сказочку. Причина почему так поступил, что или тут полягу, или выберусь. Я выбрал жизнь. И ещё, Финляндию посетить надо, осень уже, это не в тёплой комнате с койкой проживать, тут надо своё иметь. Ночь уже была, дальше големы расчистили мне путь, захватили «Ганомаг», уничтожив штаб пехотного полка рядом с которым тот стоял, на нём и укатил к ним в тыл, а с поля взлетел на «мессере», с прошлого года не использовал, и полетел прочь. Рядом сидел голем, использовал его сканер для поиска аэродромов, мне топливо нужно. Добуду, и можно лететь в Финляндию. Пока закончу с делами там, потом вернусь. Такие планы пока.

Эльза лёгкой походкой шла по улочке, дальше поворот, и будет дом где на втором этаже квартира, там она проживает с семьёй. Со вчерашнего вечера слежу. Да как прилетал в Хельсинки. Вообще найдя аэродром, големами всех там уничтожил, слово я держу, часть бомбардировочная, и сделал запас топлива. Всё что было, в бочках, забрал. В степь улетел, найдя ориентир, сделал два схрона, землю в реку, и на «Шторьхе», что добыл на аэродроме, тремя рейсами всё топливо вывез и спрятал в схронах, убрав проблемы насчёт него. На долгое время. При себе всего две бочки с топливом оставил. «Шторьх» убрал в схрон, большой получился. Всю ночь потратил на аэродром, в схрон вывозил награбленного. Ну и себе трофеев немного, там много ценного было, богато немецкие лётчики живут. Рассвело, хорошо покупался в речке первым делом. Да я грязный как чурка был, кто нас из окопов помыться выпустит? Воду приносили только попить и всё, даже умыться не было. Мы смердели. Слой грязи чуть не в сантиметр. Лица чёрные от порохового нагара, грязи. Жара ещё стояла. Потели часто. А тут хоть отмылся, форму постирал, потом убрал, и задерживаться не стал, взлетел и полетел в Хельсинки ещё днём. И с одной дозаправкой благополучно добрался, как раз темнело. Дальше на мотоцикле, трофей взятый с аэродрома, доехал до окраин, и там пешком. Уже в гражданское был одет. Где примерно живёт Эльза я знал, начать решил с неё. Нашёл сразу, но оставил на завтра встречу нашу. В гостиницу заселился. Так что раскрыв объятия, и широко улыбаясь, я шагнул той навстречу:

– Эльза, сколько не виделись!

Та тоже от неожиданности широко улыбнулась, красивая улыбка, дала себя обнять, ух как грудки пружинят, и вздохнул её аромат.

– А ты кто?
– всё же спросила та, когда я её отпустил.

– Мы же в месте учились в школе. Я на два года тебя младше.

– Да?
– ещё шире заулыбалась та.
– Встретить знакомого по школьным годам в другой стране, это редкость. Только напомни, не могу тебя вспомнить.

– Я Эрик, у меня ещё сестра на год старше тебя, Марта Каух.

– Нет, не помню.

– Да мы в Стокгольме постоянно в парк бегали, на аттракционы. Я на лыжах первое место занял.

– О, вы ошиблись, я жила не в Стокгольме, в другом городе.

– Ах, какая досадная ошибка. Но вы так похожи на Эльзу Ольсен, не передать.

– Вы действительно ошиблись.

– Извините меня, от чистого сердца прошу. Эх, жаль что вы не Эльза, я на неё слюни пускал. Такая красотка. О, а что вы делаете вечером? Как насчёт ресторана? Я тут номер снял с отличной кроватью, не скрипит, предлагаю проверить.