Спасти огонь
Шрифт:
Морковка и Мясной ринулись на Хосе Куаутемока под изумленными взглядами остальных моющихся. Голые и мокрые, они атаковали врага с флангов. Сивый заметил их краем глаза и успел вжаться в стенку, чтобы защитить спину. Более проворный Морковка подбежал первым и попытался ударить слева под ребра. Выгнувшись, Хосе Куаутемок чудом ушел от удара.
Подосланцы продолжали делать выпады заточками. Хосе Куаутемок отбивался руками. Мясному удалось кольнуть его в живот. Потекла кровь, вода в душе заалела. Морковка подскочил добить гада, но плохо рассчитал, и Хосе Куаутемок вмазал ему правой. Морковка рухнул на кафель, как лоток с яйцами. При виде окровавленной морды кореша Мясной еще яростнее бросился в атаку. Он так упоенно нападал, что не заметил, как сзади подкрался тип с куском трубы и огрел его изо всех сил. Мясной присоединился
Хосе Куаутемок поднес руку к животу. Острие едва пробило кожу и натолкнулось на ребро. Нападавшие валялись под ногами, словно две разбитые пиньяты. Его хранитель прямо-таки душу на них отвел. «Знаешь их?» — спросил он у Хосе Куаутемока. «Впервые вижу», — ответил он и двинул ногой по роже Морковке, захлебывающемуся сукровицей из носа. Верзила-хранитель склонился над несостоявшимися убийцами: «Приятно познакомиться, пидоры. Зовите меня Терминатором».
Подоспели обалдевшие надзиратели. Обычно они первыми узнавали, если кого-то собирались порешить, — потому что без них провернуть такое дело было почти невозможно. Но тут их обошли. «Что за разборки?» — борзо поинтересовался один.
Терминатор повернулся к нему: «Это лучше ты мне скажи». Бедняга аж начал заикаться, когда понял, кто перед ним. Терминатор был первым помощником дона Хулио, ответственным за порядок в тюрьме. «Сеньор, мы ничего не знали же», — пролепетал, умирая со страху, надзиратель.
Явился Кармона собственной персоной. Покушение состоялось в его смену, и это была, конечно, лажа. Он узнал обоих лохов: «Этот, с милипиздричным, — Эдгардо Фуэнтес Передо, кличка — Морковка, а второй, образина, — Луис дель Кристо Бенавидес Ортис, кличка — Мясной. Шелупонь, ломаного песо не стоят». Терминатору это показалось несправедливым: «Как это — не стоят? А кто сивого чуть не завалил? Мы тебе не за то платим, чтобы эти гребаные утырки творили чё хотят. Как хочешь — а они у тебя запеть должны».
И они запели. Даже электрошокер в задницу совать не пришлось. Достаточно оказалось влепить в те места, которые им Терминатор уже сломал. На пятом ударе оба начали заливаться хором: «Это Ролекс нас нанял». Через полчаса связанный по рукам и ногам Ролекс висел голышом вниз головой, а перед ним прохаживался Терминатор.
Ролекс клялся и божился, что приказал им соблюсти перемирие, предписанное боссом Короткоруким. «Ты не сумел внушить уважение этим гондонам. Тебе не хватило яиц, значит, они у тебя зазря. Вот мы их и отрежем», — вынес приговор Терминатор. Ролекс со слезами взмолился, чтобы из него не делали домашнего котика. Но дон Хулио не собирался его щадить. Если сейчас не устроить показательную кару, любой еблан решит, что ему тут все позволено. И, дабы показать, что он готов с корнем вырвать любую попытку бунта, лично и голыми руками вырвал Ролексу яйца. Крик несчастного долетел до Серритоса, и Короткорукий, услышав его, затрясся от ужаса. В иные времена сработал бы закон «око за око». Кастрировали одного из его главных приближенных. Но Короткорукий не хотел ввязываться в новые склоки и стерпел оскорбление. Может, Ролекс сам напросился. Если жеребцы перемахнули изгородь, значит, никто не следил за конюшнями. Вывод: конюх из Ролекса говеный.
Дон Хулио запретил доставлять Мясного и Морковку в медпункт. Оставил их на милость собственных ран и переломов. Заточку в жопу хватило ума засунуть — вот теперь пусть кумекают, как вылечиться без медицинской помощи. Может, шину себе сами на малоберцовую наложат или челюсть подвяжут, чтобы не отпадала.
Хосе Куаутемок остался цел — но не невредим. Рана в боку отдалась разбушевавшимися эмоциями: словно по глыбе льда легонько стукнули молотком и вся она пошла трещинами. Даже смешно, что его пытался убить мужичонка с мышиным хреном. Обхохочешься. Но реальная возможность отправиться на тот свет начала разъедать его изнутри. А ведь бороться нужно со страхом не только собственной смерти, но и смерти Марины. Машина жаждет реванша и вполне может порезать ее на кусочки. Око за око, баба за бабу. С точки зрения Машины, в смерти Эсмеральды виноват Хосе Куаутемок. Если бы он ее не трахнул, зеленое чудище, мирно дремавшее внутри Машины, никогда бы не проснулось. Машина чувствовал, что его душой овладела высшая сила: она-то и толкнула его на жестокое убийство возлюбленной. Как только он узнает о существовании Марины, тот же демон заставит его расчленить ее.
Иногда
Иногда я забываю, что снаружи что-то есть. Иногда я забываю, что у меня никогда не было родителей, жены, детей, друзей. Иногда я забываю, что по улицам ездят машины, автобусы и велосипеды. Иногда я забываю, что женщины вкусно пахнут. Иногда я забываю, как вкусно есть тако «с головой» с уличного лотка. Иногда я забываю, что такое бежать, спасаясь от дождя. Иногда я забываю, что такое зонтик и для чего он нужен. Иногда я забываю, что на свете есть футбольные стадионы и как круто видеть, как твоя команда выигрывает. Иногда я забываю, что значит держать ребенка на руках. Иногда я забываю, как прекрасно разлечься в траве, в парке. Иногда я забываю, как здорово накосорезиться с друганами. Иногда я забываю, как это — ехать в машине с открытым окном и чтобы ветер дул в лицо. Иногда я забываю, как весело играть с собакой. Иногда я забываю, как что-то покупать на рынке. Иногда я забываю, как принимать ванну. Иногда я забываю, как переходить улицу. Иногда я забываю, как гулять в лесу.
Иногда я забываю, что такое жизнь.
Джонатан Перес Нарваес
Заключенный № 18096-0
Мера наказания: пятьдесят лет лишения свободы за убийство, совершенное неоднократно
Я в полном воодушевлении прибыла на место на полчаса позже назначенного. «Не вставай», — бросила я Моралесу, который попытался вскочить на ноги при виде меня. Я рывком отодвинула стул и рухнула на него. Моралес оглянулся убедиться, что никто не видит этого безобразия. «Добрый вечер, Марина. Ты немного припозднилась». Я уставилась на него и загоготала. «Ты в неподобающем состоянии», — заметил он. Вот идиот. «Нет, Панчо, я как раз в идеальном состоянии». Он еще раз окинул ресторан взглядом. Смотрел на нас только метрдотель, который и привел меня к столику — снова в глубине зала и с панорамным видом. Моралес явно опасается, что его подстрелят в спину. Садится у стеночки, в углу, где-нибудь подальше, чтобы не стать легкой мишенью.
Панчо попытался обрести контроль над ситуацией и сменил тему. «Как прошел твой день, прелестница?» — осведомился он. Я опять загоготала. На сей раз так громко, что пара дам за соседними столиками обернулись. «Охуенно. Просто охуен-но, Панчито. Ты сам-то как думаешь? Ты моего мужчину посадил в ебаную клетку». Я совершенно забыла, что не хотела обращаться к нему на «ты». «Я спасаю тебя от себя самой», — произнес он тоном сельского падре. «Слушай, Панчо, ты серьезно думаешь, что можешь спать со мной?» — вдруг выпалила я. Он подобрался на стуле и смерил меня взглядом: «Я же просил тебя одеться получше».
Научные исследования показали, что кокаин подавляет процесс обратного захвата дофамина в мозгу, отчего дофамин накапливается в синапсе, а это, в свою очередь, приводит к более сильному сигналу вещества, отвечающего за умственные состояния благополучия и удовольствия. В то же время он расширяет сосуды и способствует кровообращению. Я была такая пьяная, что валилась с ног, но стоило нюхнуть кокаина, как стероидный «Тирет» пробил мои артерии. Двух дорожек хватило, чтобы мескалевый туман рассеялся и уступил место эйфории и неуемной энергии. Я ощутила себя невероятно бесстрашной и дерзкой. Если всякий раз, как я надерусь, у меня будет случаться такой приход от коки, то добро пожаловать, кока, в мою повседневную жизнь! Недаром Фрейд утверждал, что она полезна всем, даже детям. «Наркотик счастья!» — провозглашал бородатый старикашка, отряхивая с носа остатки белого порошка. Только Хулиан не предупредил меня, на какие чудовищные глупости толкает тебя кокаин и какой отходняк наступает через несколько часов — кажется, будто ты уже одной нотой в могиле.
Из «Сан-Анхель Инн» я вышла потная, уверенная в себе и полная кипучей энергии, сочившейся аж через поры. Сердце закачивало чистую, насыщенную кислородом кровь в мозг. Шагая к выходу из ресторана, я ни разу не споткнулась и держалась исключительно прямой линии. Гордо и непринужденно, смотря перед собой, словно «Мисс Вселенная».
Я пребывала в таком возмущении, что не дала Моралесу и заикнуться в оправдание его низости. Мой напор ему совершенно не понравился. Он сидел в одном из «своих» мест, а я орала все громче и громче, и заткнуть меня было невозможно. К этому времени уже полресторана вслушивалось в мои агрессивные выкрики. Да уж, я не стеснялась в выражениях. «Мне не нравится твое поведение», — сказал он. «А мне — твое», — огрызнулась я.