Спасти «Скифа»

Кокотюха Андрей Анатольевич

Увидев изумленные лица Сотника и Чубарова, Ольга даже позволила себе победно улыбнуться.

– Вот так. Теперь все от вас зависит, капитан. От вашей группы. Другие способы выполнить здание, кроме как остаться в живых и при этом выбраться отсюда, отпадают. Вы оба поступили в мое распоряжение. Ну а я отдаю вам приказ: до конца дня обеспечить нам всем, и Ане – в том числе, возможность выбраться из города.

Разведчики пока, похоже, не были готовы вступать с ней в дискуссию, просто слушали и переваривали информацию, потому она продолжила:

– Не забывайте: один человек

из вашей группы сейчас в гестапо. И, если покойный Яровой ничего не перепутал, занимается им, как и всей операцией, штурмбаннфюрер Кнут Брюгген. Один из крупнейших специалистов по выявлению подпольных групп и борьбе с диверсантами в Остланде, как называют нашу территорию в рейхе. Хорошо знает нашу страну и нашу психологию, в Москве учился. Опасный человек, лисья хитрость, чутье волчье, хватка бульдожья – лично я с ним не сталкивалась, но наслышана достаточно для того, чтобы не строить иллюзий по поводу предела прочности вашего товарища.

…Ольга очень хорошо понимала, что сейчас, такой манерой принимать решения и отдавать приказы, настроила этих отважных и рисковых мужчин против себя.

Однако другого выхода у нее не было.

Группа получила приказ достать список немецкой агентуры, окопавшейся в штабе фронта, любой ценой. И, как запросто, не слишком миндальничая, пояснил капитан Сотник, судьба то есть, по сути, благополучное возвращение самого Скифа, непременным условием выполнения задания не было. А ведь только теперь, по прошествии этих бесконечных двух суток, что она пряталась у Анны, постоянно держа наготове пистолет, Ольга в полной мере осознала, что не для того с осени сорок первого ходила по натянутому канату, чтобы вот так с него сорваться.

Она работала под фольксдойче. Приложила максимум усилий для того, чтобы ее взяли переводчицей сначала в гестапо, где частью работы было почти ежедневное посещение лагерей для военнопленных. Ей приходилось выслушивать от избитых бойцов и командиров Красной армии «шлюха» и «овчарка немецкая», и вряд ли те из них, кому удавалось бежать, догадывались – каждый такой побег был возможен только благодаря сведениям, которые партизаны и подполье получали от простой переводчицы.

Но долго это не продлилось, подняться на более высокий уровень помогли особые отношения с немецким офицером, которые, как и предполагала Ольга, надолго не затянулись: его убили однажды на улице из-за угла. Причем покушение было организовано так, чтобы стало ясно – это пытались свести счеты с ней, «немецкой подстилкой», но ей чудом удалось уцелеть.

Это впоследствии дало Скифу возможность не просто продвинуться по службе и получить более серьезный допуск, но и полностью обезопасить себя от настойчивых знаков офицерского внимания – скорбела по убитому, требовала уважения к своим чувствам. А поскольку всегда говорила об этом вслух, заслужила своей верностью памяти офицера рейха определенное уважение, а некоторые даже побаивались ее…

Ольге удалось продержаться все эти годы только благодаря умению разыгрывать свою карту и навязывать собственную игру.

Итак, невыполнение задания исключает возвращение обратно за линию фронта. Раз так, рассудила

Ольга, для разведчиков важнее сохранить Крюгера. По поводу же ее, агента Скифа, они специальных указаний не получали. А учитывая то обстоятельство, что двое мужчин из фронтовой разведки, окопников, поступили в распоряжение не просто старшего по званию сотрудника Главного разведывательного управления, но, что более их задело, – женщины, они вполне могут подкорректировать свои приоритеты.

Если говорить совсем уж точно: штаб фронта и Ставку интересуют Крюгер и сведения, которыми он обладает. И в связи с этим руководство огорчится, но не слишком, если Скиф не вернется обратно живым.

Агент Скиф выполнил свою часть задания. Теперь эстафету перенимали Сотник с Чубаровым. Насчет Ольги им специальных указаний не давали, что означает: учитывая уже понесенные потери, они вполне могут пожертвовать Скифом, выполняя главное задание. Мотивация простая: женщина свяжет им руки, ограничит маневренность группы, да мало ли…

Но Ольга не для того держалась все эти два года, чтобы просто так позволить себе остаться в тылу и выбираться самой. Она хотела жить, и двое разведчиков с той стороны – ее единственный реальный шанс на спасение.

Они не знают немецкого. Спросить у пленника ничего не получится. Допрашивать пленника здесь после того, что она сказала, не могут. А это значит: она, Ольга, нужна им. Теперь они воспринимают ее, как часть задания.

Она заставила Сотника с Чубаровым отнестись к себе, как к части полученного задания. Теперь они или все выберутся, или погибнут, но тоже все.

Третьего пути в создавшемся положении не дано.

9

Утром Брюгген велел привести Гайдука к себе в кабинет.

Спускаться в подвал не хотелось, да и нужно продемонстрировать этому диверсанту особое отношение и некую степень доверия. Брюггену пришлось много работать с предателями, особенно здесь, в Остланде, потому была возможность убедиться: в подавляющем большинстве случаев вчерашние советские люди соглашались работать на немцев не потому, что оккупационные власти предлагали какие-то особые льготы либо предоставляли привилегии. Главное для каждого такого человека – дать выход накопленным на советскую власть обидам.

Ни о какой любви к фюреру великой Германии не могло быть даже речи, так же, как не ставилось во главу угла преклонение перед великой немецкой культурой, тяга к знаменитому немецкому порядку и аккуратности во всем. Это была скорее ненависть к Сталину и всему, что он олицетворял.

Каждый такой случай Брюгген расценивал, как своеобразный акт мести лично руководителю страны, а заодно – всему, что олицетворяло собой всесильное НКВД. Кнут имел все основания полагать, что немцы, соглашающиеся работать на Советы, испытывают аналогичные чувства к фюреру и гестапо. Но как раз с этим ничего не мог поделать: ведь подобные настроения характерны только для врагов нации, а как только уничтожат последнего врага, гестапо, по его глубокому убеждению, перестанет восприниматься, как репрессивная машина.