Спасти «Скифа»
Шрифт:
– Фриц не допил? – кивнул на бутылку Чубаров.
– Между прочим, старший сержант, его в самом деле Фрицем зовут. Майор Фриц Крюгер.
– Очень интересно…
Максим подошел к столу, плеснул самогону в кружки. Их было две, одну пододвинул на край, Сотнику, а когда тот взял – выпил, ничего не говоря, приложил к лицу рукав немецкой гимнастерки, вдохнул несколько раз, вопросительно посмотрел на женщин.
Анна протянула руку к кружке, и Чубаров налил ей сам, немного меньше, чем себе. Ольга, понимая особую важность этого момента для разведчиков,
– Не пью. Вообще не пью, не могу. Извините…
– Как же ты держалась тут, а, сестренка? – оскалился Чубаров. – Трезвая-то?
– Именно потому и продержалась столько времени, – тон Ольги снова сделался сухим. – О живых думать надо. Я так понимаю, руки теперь у нас у всех развязаны.
– Чем они, по-твоему, были связаны? – вызывающе спросил Сотник. – Мы с Максимом и не собирались штурмовать местное гестапо, чтобы отбить Пашку. Или ты боялась, что он заговорит и все наши планы – к чертям собачьим? Так он знал не больше нашего! И немцы тебя, а заодно и нас, как не знали, в какой норе искать, так и не знают. Можешь считать, если тебе от этого спокойней: не сдюжил Паша Гайдук, сломался, заговорил, только не сказал того, что от него хотели услышать эти твои Брюгген с Хойке, мать их… Потому и убили его, вот так-то!
Ольга ничего не ответила. Повисло тяжелое душное молчание. Наконец Сотник проговорил, немного успокоившись.
– Так, значит… Какие предложения? Допустим, будь мы с Чубаровым тут на пару, без никого больше, отсиделись бы до темноты да рванули огородами. Как-нибудь, да выскочили бы. А нас тут получается, целый кагал. Немец еще… Фриц… Не затыкать же ему пасть пробкой, чтоб не вякал по дороге, не переть же на себе по очереди. И не волоком волочь.
– Он сам пойдет, – сказала Ольга. – Говорю же – военнопленный, тут он готов подчиняться.
– Это за линией фронта он – военнопленный. Или хотя бы за чертой города, – огрызнулся Сотник.
– Согласна. Пока мы тут, Крюгер может выкинуть любой фортель. Ведь на самом деле ему в плен не очень хочется. Потому пеший выход отпадает.
– Мы там микитили с Пашкой, прикидывали варианты, – Сотник потер подбородок, начавший покрываться трехдневной щетиной. – Только обстоятельства вроде как поменялись. Ну и потом мы, ясное дело, рассчитывали тихонько въехать на машине и тихонько выехать. Сейчас другой расклад.
– Но машина нужна, – согласилась Ольга. – Вы свою где бросили? Хотя… Нет, туда возвращаться не нужно. С машиной, как и рацией, надо попрощаться. Машину Крюгера мы бросили, и если Яровой предатель, то гестапо ее уже нашло.
– Допустим, колеса в прифронтовом городе надыбать не вопрос, – подключился Чубаров. – Вот только далеко мы на них уедем?
– Из города просто так даже немцам не выбраться, – подала голос доселе помалкивавшая Анна. – Надо иметь специальные аусвайсы, с такой полосой. Я слышала, их выдают даже командирам строевых частей.
– Уже теплее, – потер руки Соловей. – Как говорят: раз
– Подделать? – уточнила Ольга.
– Так и я про это.
– Не получится, – покачала головой Анна. – Эту полоску на аусвайсах не карандашом химическим рисуют. Бланки специальные, типографские, вроде бы даже номерные.
– И чего, попки на посту эти самые номера с чем-то там сверяют?
Глаза Максима сузились, и это выражение на лице бывшего уголовника, как успел убедиться Михаил Сотник, появлялось всякий раз, когда тот задумывал нечто, от чего отступаться не собирался.
– Навряд ли, – ответила Ольга вместо Анны. – Немцы – народ пунктуальный, но сейчас вокруг не та обстановка, чтобы принимать во внимание какие-то там номера. В подавляющем большинстве случаев достаточно самого бланка.
– Ну вот! – лицо Чуброва растянулось в улыбке, блеснула фикса во рту. – Я никогда не поверю, что тут, в таком большом городе, не ошивалось каких-то деловых мужчин. Наш брат фартовый везде живет. Хоть в нашем тылу, хоть в немецком.
– Ты уголовников имеешь в виду? – вскинул брови Сотник.
– А то! Барыги, спекулянты – они ведь должны с кого-то кормиться. Или с них кто-то. Раз так, то из города время от времени надо выходить. И вертаться обратно, ясное дело. Как тут не стырить в нужной конторе бланчишко-другой? Или есть кто-то, кто обязательно настрополится такие вот бумажки так подделывать, что от настоящей хрена с два отличишь. Ну, Ань, ты ж в городе все знаешь?
Теперь на девушку внимательно смотрели три пары глаз.
– Ничего не поняла, если честно, – призналась она.
– Ладно, спрашиваю прямо и в лоб: где найти местных парней, чтоб из деловых, которые могут такой аусвайс, с полоской, по-быстрому смастырить? Как по-другому, не знаю. Только сдается мне, что с такой вот бумажкой на руках может получиться на арапа мимо поста проскочить. В случае чего рванем – пан или пропал, пускай ловят. Если поймают.
Лицо Ольги просветлело.
– А ведь это идея! Почему я сама не додумалась?
– Я промолчу, – Сотник ответил ей вместо Чубарова, после чего переключился на Анну: – Давай, девочка, думай. Ваня Курский дело говорит.
Девушка чуть прикусила губу.
– Кажется, знаю, кто нужен. Есть один безногий, точнее – одноногий. Так его и называют: Митя Инвалид. Ногу ему еще до войны трамваем отрезало. Я так слышала, по крайней мере. Стоит этот Митя каждый день на Благовещенском базаре, у церкви. Кто чего подаст – это уже такое дело. Я слышала краем уха – не Христа ради одноногий живет.
– Ну-ну, – подбодрил Чубаров. – Уже интересно, знакомые дела.
– Он что-то вроде связника, – объяснила Аня. – Опять же не знаю точно, так говорят. У нас в полицаях море уголовников бывших. Напрямую с барыгами, которые менами занимаются и вообще – на черном рынке крутятся, они контачить, ясное дело, не рискуют. Как и те с полицаями. А вот через Митю Инвалида – это запросто.