Спасти тридевятое и другие приключения Василисы

Шахова Вера

– Да неужели Василиса задумала стать владычицей всей земли? – охнул Никита.

– Может, она, когда в трубу упала, головой ударилась? – поперхнулась чаем левая голова Горыныча.

Мяв! – сказал котёнок и в очередной раз покачал головой, приложив лапу ко лбу.

А по раскрытой книге словно волна из серебристых звёздочек прошла, и вылетел бумажный самолётик. Сделав круг над головами друзей, он вспыхнул, описал петлю, образовав огненный круг, в котором из ледяных букв сложилось предупреждение:

«Если силой цветка завладеет тьма, владеть ей

землёю тысячу лет, пока окончательно не иссохнут все реки, после чего превратится она в пустоту. Но если найдётся смельчак, что раньше тьмы сорвёт цветок и не попросит ни злата, ни серебра, ни власти, то получит он знания сокровенные, до сих пор в земле спящие».

Как только друзья дочитали послание, рассыпался и горящий в воздухе круг, и ледяные звёздочки капельками опали на стол. А книга захлопнулась и захрапела под охраной рыжего котёнка, тут же положившего на него лапы.

История пятнадцатая

(бабка Аксинья)

– И что делать будем? – повернулись к Никите все три головы Горыныча.

– Василису искать, – буркнул богатырь. – Знать бы только, где. А знаешь что?

– Что?

– А надо дом разыскать, ну тот, в чью трубу ты Василису уронил. Может, там разгадка найдётся?

– А ведь и правда! К Яге возвращаться нельзя, ну, по крайней мере, пока она не вспомнит, кто она такая. А ты дорогу помнишь?

– До того места, где шишку набил, путь найду, а вот дальше…

– О, на том доме флюгер был, – хлопнул себя по центральной голове Горыныч, – на ящерицу с шаром в руках похожий. Жуткий такой, скрипел всё время.

– Такой флюгер на доме бабки Аксиньи есть. Странно, баба она добрая, отзывчивая, это ж она тогда Василисе в ученицы к Яге пойти посоветовала. Может, и нам чего подскажет. Только давай, Горыныч, я по земле, а ты над облаками, чтоб в городе тебя не видно было. А то сам знаешь, паника, стражники, ещё и стрелять начнут. А нам по-тихому всё разузнать надо.

На том и порешили. Книгу кощееву в сумку, сумку Горынычу на шею – нечего с таким сокровищем по площадям шляться. А Никита с котёнком на плече пешком в город к бабке Аксинье направился.

Бабка та не простая была, травница сильная. Сказывали, что по молодости тоже к Яге в ученицы набивалась, да та её не взяла. Так Аксинья до всего своим умом дошла. Только вот на одних отварах много не заработаешь, открыла лавочку в кривом переулке, торговала элем душистым да амулетами. Но слава к ней пришла за предсказания точные. Разложит карты девка, всё что было, что есть, что будет, расскажет. И ведь сбывалось всё! С тех пор много лет прошло, Аксинья состарилась, поседела, сгорбилась, но всё так же шли люди к ней за советом. Никому бабка не отказывала, всем помогала.

Заскрипела дубовая дверь, впустила богатыря в лавочку Аксиньи. Рыжий тут же с плеча Никиты спрыгнул и давай все углы обнюхивать, а после юркнул в темноту за прислонённые к стене боевые щиты, словно и не было его здесь. Осмотрелся богатырь – давно

не заходил к Аксинье, с тех самых пор, как от ратных дел отошёл. Всё те же прилавки, на которых под толстым стеклом поблескивают перстни да броши. Наденешь такой перстенёк на палец, повернёшь три раза и окажешься там, где пожелаешь. Да и броши не простые, от вражьих глаз скрывают не хуже шапки-невидимки. Вот только стоимость у них – мечта заветная.

Так и Никита когда-то перед битвой великой приобрёл здесь кольчугу, что ни одним оружием не взять, не пробить. Какую мечту за неё отдал, не помнит, а нагадала ему тогда Аксинья славу да почести. Только что-то они его не радовали, да и в сердце пусто было.

– А вот и ты, Никита-богатырь, ждала тебя, – раздался тихий голос, – проходи, не стой на пороге.

Занавеска у стены отодвинулась, и в комнату вошла старушонка в накрахмаленном чепчике и тёмно-синем платье с искусно вышитыми по подолу тонкой серебряной нитью цветами, поверх платья был повязан кружевной фартук.

– Пойдём, пойдём, – поманила богатыря за собой, – я как раз пироги пеку, чай свежий заварила на яблочных дольках, покушаешь, отдохнёшь, о том, что печалит, расскажешь. А лучше я тебя непростым питьём угощу. Один купец с востока в оплату оставил.

Когда Никита вошёл на небольшую уютную кухню, у него закружилась голова от сладких запахов, что, казалось, пропитали стены, пол, потолок, полупрозрачные вышитые звёздами занавески. Видя, что богатырь покачнулся, Аксинья ловко подвинула к нему табурет, усадила гостя и принялась что-то помешивать в крохотном чугунке.

– Сейчас, сейчас мы всё поправим, – приговаривала она, разливая в чашки только что булькавшую на огне коричневую жидкость.

– Пей, – протянула старуха богатырю чашку, – сейчас полегчает.

Никита сделал глоток, и терпкий вкус лесных трав в неизвестном ему напитке заполнил всё существо. Вот оно какое – блаженство! Наверное, именно такие настои подают на стол царю во время пиров.

Словно сквозь пелену он смотрел, как Аксинья перемалывает в мельнице коричневые зерна, превращая их в запах, что, смешиваясь с другими пряностями, дурманит голову и щекочет ноздри. Но когда старуха выдвинула из мельницы ящичек, стало ясно, что зерна не исчезли, а превратились в коричневый порошок.

Вот Аксинья всыпала порошок в котелок, добавила немного белого сахара, пару крупинок соли, налила холодной воды. Она ничего не говорила. Богатырь тоже молчал. Слушал, как весело потрескивает огонь в очаге. Как за окном шумит ливень, дробно стуча по черепичной крыше, как ветер перепрыгивает с ветки на ветку, качая деревья в предрассветной мгле.

В кухне стоял утренний полумрак. Пламя в очаге мирно потрескивало, едва освещая старую женщину с серебряными кольцами на сухих пальцах. От кофейного запаха у Никиты кружилась голова. Казалось, что одурманивающий запах идёт от самой Аксиньи, словно он пропитал одежду, седые волосы, глаза, сверкавшие в полумраке, как два сапфира. Что-то прошептав, старуха оглянулась на гостя, улыбнулась и на мгновение, как показалось Никите, вновь стала молодой женщиной, но тут же сгорбилась вновь, опустив в чугунок ложку на длинной ручке.