Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов
Шрифт:
Обстановка этой квартиры напоминала старомосковский трактир, но с примесью нэповского угара. На древних, пропитанных водкой и квасом деревянных столах расстелены свежевыстиранные рушники. Вдоль столов – длинные лавки. В темном углу бородатый гитарист лениво перебирал струны. На него многозначительно поглядывали две дамы самого нахального вида: яркая помада, нога на ногу, сетчатые чулки. Одна из них – рослая и бойкая – вдруг запела почти оперным контральто развеселые куплеты:
Не хочу я чаю пить
Из большого чайника,
А хочу я полюбить
ГПУ начальника!
Пронин устроился за столом. Он сейчас напоминал молодящегося купчика. Даже усы наодеколонил и по-пижонски закрутил. От галстука
Хозяйка поставила перед Прониным полный граненый стакан самогона и тарелку сочной квашеной капусты. Граненый стакан в этой квартире был, пожалуй, единственной зримой приметой советского времени. Пронин намотал на вилку капусту и принялся рассматривать обитателей заведения. Долговязая уже не пела куплетов, а просто подвывала под гитарный перебор. Вторая девица устало курила кривую самокрутку. Похоже, она не первый день болталась в запое и совсем обессилела. Гитарист не унимался, все бренчал и бренчал. Древнерусский бородач – такого бы в руки Петра Первого, он живо бы его подстриг. К его темной косоворотке, пожалуй, больше подошла бы балалайка или гармошка, а не семиструнный инструмент городского повесы. На дальнем конце стола собралась молчаливая и колоритная компания. Был там и классический кавказский абрек в черной черкеске и при папахе. Нет, по всем приметам это был не Ревишвили. Можно напялить парик, надеть карнавальный костюм, но превращать впалые щеки в округлые полковник не стал бы. Рядом с абреком хлебал щи румяный светловолосый хлопец. А возглавлял троицу высокий лысый гражданин в добротном, хотя и поношенном костюме. Он руководил их трапезой, произносил тосты и разливал самогон из огромной бутыли. Прямая спина, офицерская выправка! Пронин осторожно приглядывался к лысому. Определенно, из военных. Ну и что? Возможно, это бывший красноармеец или честный фронтовик Первой мировой... Многие старые фронтовики потерялись в жизни, превратились в кабацких завсегдатаев. Потом их за три копейки используют в своих делах урки, а то и наши клиенты международного масштаба...
Вот еще один посетитель – этот пришел с дамой. Проштампованный, клейменый блатарь в клетчатой кепке. И девица соответствующего содержания. Такого хоть сразу в исправдом. Милиция может брать его под стражу без проверки документов, за одно выражение лица. Вот про таких поет товарищ Утесов: «Ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу...» Правда, внешний вид бывает обманчив. А вдруг он – скромный учитель геометрии? Просто набрался где-нибудь по случаю блатных манер, нахлобучил кепку... Да нет, уж тут ошибки быть не может. Блатарь с большой дороги, бывалый и сиделый. А вот и кавалер Катерины Витальны – молодой товарищ, одетый слишком чистенько для здешнего климата. Безошибочно узнаваемый типаж любимца дамочек бальзаковского возраста. Потому и брюки со стрелочкой. Прислуживали в заведении мужеподобная девка в легком сарафане на волейбольных плечах и юркий рыжий парень с прилизанной прической. Сейчас рыжий оказался за спиной у Пронина:
– Не желаете развлечься в деликатном обществе?
– А хоть бы и пожелал, кадры-то подходящие у вас имеются? – спросил Пронин нарочито пьяным голосом.
– Есть и перший класс, есть и ширпотребный вариант. Комната чистая, портвейн и шоколад – за счет Катерин Витальны.
– А мне нужен не просто перший класс! Мне нужно единственную и неповторимую, чтобы лучшая была! А куперы мы имеем, не боись. – Пронин сунул в карман рыжему пару ассигнаций.
– Капитального человека сразу видать! – просиял половой. – Будут вам две на выбор. Для самого избранного клиента бережем. Извольте только подождать уно моменто.
– А я не спешу. Ты мне настоящей водочки принеси. И картошечки горяченькой. Капустку тоже обнови и огурчиков соленых.
– Уже делается. – Юркий половой моментально скрылся в предчувствии щедрых чаевых...
Вот это уже удача! Без амурных приключений на Ревишвили не выйти, а тут дамочка,
Пронин с капризным, напыщенным видом вместе с рыжим прошествовал в деликатную комнату. На них с одобрительной улыбкой смотрела Катерина Витальна. В комнате, пропахшей сладкими духами, на диване сидели две девицы. Кто из них мог понравиться Ревишвили? Обе выглядели броско, у обеих к лицам была приклеена кокетливо-сонная обалделая гримаса. Обе в париках – одна в блондинистом, другая в каштановом. С мушками на щеках, с подведенными глазами. Обе слегка пухленькие. Возраст определить было непросто – но, наверное, не больше двадцати, но не меньше семнадцати. Пронин взвешивал четыре варианта. Любовницей Ревишвили могла оказаться рыжая, могла – блондинка. Третий вариант – они обе. Четвертый, которого тоже нельзя исключать, – никто из этих девиц не уединялся с Ревишвили... Отрабатывать варианты будем по порядку. Пронин прищелкнул пальцами в сторону «каштановой». Половой быстро устроил им тет-а-тет. На этажерке красовалась бутылка портвейна, а на ее полочках – и тут не соврал рыжий – лежал ротфронтовский шоколад. Не меньше трех плиток! «Сладкая житуха в этом террариуме».
– По рюмочке? – спросила девица с переслащенным кокетством.
– Я тебе совет дам бесплатный. Никогда не торопись и суетись по минимуму. А портвейн должен разливать мужчина. Если он мужчина. – Он покрутил в руках бутылку. – Мужчины вырождаются.
– Просто кошмар! – вставила словечко «каштановая», ошарашенная ворчанием Пронина. А что еще она могла сказать?
– Вот теперь выпьешь со мной. – Пронин протянул ее рюмку. – За настоящих мужчин для настоящих женщин! А ты вообще-то видала настоящих мужчин? Офицеров!
– Да я офицеров немало повидала, – она впервые улыбнулась.
– Офицер офицеру рознь. Настоящие офицеры – они, как говорится, с царским боем. Как тебя зовут-то, подруга?
– Тамара. – Девица выпила портвейн, облизнулась и села Пронину на колени.
– Тома, значит. Ух, тяжеловато. Да сиди, сиди, коли села. Мужчины, они разные бывают. И офицеры разные. Я в кавалерии служил.
– Ты у меня боевой.
– Наши мужчины измельчали при совдействительности. Раньше бы я тебе золотой кулон преподнес за свиданьице, а теперь – хрусты бумажные и баста. С хрустами-то оно и спокойнее при конфискации.
– Да ладно тебе. Деньги они всегда нужны.
– Золотые слова, Томочка. Раньше были деньги, а теперь – слезы. Раньше были времена, а теперь – мгновения. Эх, давай по второй... Я служил с такими орлами. У нас в полку много джигитов было с Кавказа. Вот это офицеры были! Чуть что не так – голову с плеч и все, мокрое место. «На Кавказе есть гора самая большая, а внизу течет Кура – мутная такая! Если на гору залезть и с нее швыряться, очень много шансов есть с жизнию расстаться!» – запел Пронин, разливая портвейн. Тамара захохотала.
– Так и будем языком работать?
– Да ты не бойся, заплачу по полной. И даже сверх того. Я сегодня гуляю. А в нашем полку все знали: если я гуляю – не подходи, не перечь. Хоп! – и все. И баста. Глотай портвейн, глотай.
Тамара выпила, кашлянула и осоловело поглядела на странного клиента.
– Рыжий ваш сказал, по высшему разряду тысяча с меня. Я тысчонку под вазу положу. – Он положил деньги как бы между прочим, не переставая говорить. – Потом еще получишь, понравилась ты мне. Тут дело такое: вырождается Россия. Сколько наших перестреляли – уйму. Вот и вырождаемся. Только среди абреков кавказских мужчины и остались. Как твое мнение?
– Ну, если ты говоришь... То я...
– Ладно, не гундось. Скажи мне прямо. Профессия-то у тебя общительности требует, с разными людьми дело имеешь. Вот скажи мне, как на духу. ...Ой, какая ты тяжелая. Да ладно, ты сиди, сиди. Вот, скажем, тебе по работе настоящие офицеры старой закалки еще попадаются?
– Я ж сказала, бывали такие. И командиры Красной армии бывали.
– Не про них речь. Я про настоящих джигитов говорю. Кавказского корня!
– Есть такие.
– Ну, слава богу. Значит, не все еще за кордон подались, будет с кем краснопузых резать.