Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов
Шрифт:
– Я этот район – как свои пять пальцев. Эх, Иван, а я ведь тебя предупреждал, что Ревишвили – мужик опытный. Не учел ты этого, не поостерегся.
– Не учел, это верно. Зато урок получил на всю жизнь, если она у меня продолжится.
– Не боись, Иван Николаев! Нож-то удачно прошел, не только жить, ходить спокойно будешь. А пуля вообще ляжку насквозь прошила – да и все. Терпи, казак, атаманом будешь. Выкарабкаемся.
Соколов действовал четко и вполне профессионально. Пронин ревниво отметил превосходную выучку офицера старой школы. С любителем бальзаковских дам есаул справился почти
– Я все поняла... Поняла я... Вы из чеки, а он заранее в шифоньере спрятался. Я не знала, честно слово, не знала!
– Трудно мне тебе поверить, Тамара. Но я верю. Помоги мне сейчас. Все, что я тебе обещал, остается в силе. Если я сдохну – то и ты останешься навсегда на помойке. Понимаешь?
– А я санитаркой была, я раны перевязывать умею!
– Меня уже Прокошка перевязал. Ты на раны-то не смотри. Обыкновенные раны, не смертельные. Я ж не бухгалтером работаю.
– Я поняла, где ты работаешь. Честно говоря, я б тебе и бесплатно помогала. Враг он, Георг-то мой.
Не то чтобы Пронин ей верил. Он понимал: стоит Ревишвили снова вылезти из шифоньера – как эта девчонка снова зальется слезами и покорно убежит. Убежит, ясное дело, не в милицию, а на кухню, где можно умыть руки, как это делал в былые годы Понтий Пилат. Но в этом притоне он хорошо знал только одного человека – Прокопия Соколова. На кого еще можно опереться? Конечно, на Тамару: ведь он перед ней битый час метал бисер. И, кажется, почти переманил на свою стороны. «Если когда-нибудь я напишу мемуары об этом деле или стану рассказывать о нем Льву Овалову – надо будет подчеркнуть, что расследование держалось на психологии, пропаганде и агитации. Главное для меня – суметь перевербовать нестойких врагов. Это всегда важно, но в этом деле – особенно».
– Правильно мыслишь, Томочка. Что ты видишь в этом притоне? Ну, колечко подарят иной раз. Ну, зарабатываешь на уровне парикмахерши. А сколько опасностей! И что будет завтра? Тюрьма, про которую у вас стонут под гитарку? Невеселые перспективы. Да ты знаешь, что такое перспектива?
– Преспе... Не знаю.
– Ну, вот сегодня ты работаешь в ресторане. Например, официанткой. Что у тебя в перспективе? А в перспективе у тебя – получить комнату в новом доме, встретить жениха – молодого офицера. А там детишки пойдут. Для них перспектива – школа, калорийное питание. Лечиться будете в чистой поликлинике. Лучшие врачи бесплатно будут вести осмотр. Прививки всякие, чтобы не хворать. Бесплатно! Вот такая у тебя будет перспектива. А сейчас?
Тамара налила Пронину немного коньяку, заботливо поднесла рюмку.
– Вот это правильно. Подлечиться мне не мешает. Еще водички простой нацеди. И не забывай патефон раскручивать. Музыка должна играть все время.
В комнате появился Прокопий.
– Сделано дело. Кокнул я франта этого. Уходить пора. Полковник наверняка подстраховался. Я думаю, кто-то следит и за франтом...
– Да, полковник непрост. Порасставил дежурных. Не продохнуть от них. Сколько же у него человек?
– Сейчас больше стало. Как Бронсон приехал – они по всем сусекам поскребли. Между собой мало кто знаком, а Ревишвили всех контролирует.
–
– Не хвались, идучи на рать, товарищ Пронин. Ты сегодня ранен, а Ревишвили в силе.
– Тогда – седлаем коней. Донесете меня до милиции-то? Я тяжелый.
В комнате свиданий нашлось немало постельного белья. Прокопий с Тамарой из простыней и пододеяльников сделали крепкие носилки, на них водрузили Пронина – и вперед. В притоне все так же постанывали певцы и бренчала гитара. Только средняя степень опьянения на душу населения заметно возросла. Притонные страдальцы не обратили внимания на вынос окровавленного и перебинтованного пронинского тела. На воздухе у Пронина закружилась голова: он слишком долго сидел в прокуренном помещении, да и крови потерял немало.
– Что, тяжеловато? – ослабелым голосом спросил он у Тамары. – Вот поправлюсь и сяду на овощную диету. Одну картошку стану лопать. С салом, конечно. В следующий раз вам будет легче меня нести.
– До милиции дотянем. Три квартала осталось.
«Притон в трех кварталах от милиции! Слишком уж это нагло! – подумал Пронин. – Я понимаю, что все санкционировано, но нужно же соблюдать приличия!»
Соколов своим стуком разбудил сонное отделение.
– Батюшки, да у вас раненый! – всплеснул руками лейтенант милиции, протирая глаза.
Пронина внесли в коридор.
– Все комментарии потом. Позвоните на Лубянку Коврову. Я майор Госбезопасности Пронин. Срочно позвоните на Лубянку Коврову. Комиссару второго ранга Коврову.
– Кому позвонить?
– Комиссару Госбезопасности второго ранга Коврову. – Пронину казалось, что он уже орет от возмущения, но ослабленный голос звучал тихо.
Пока лейтенант копался с телефоном, два плечистых милиционера внесли Пронина в кабинет.
– Ему срочно нужен доктор! – сказал Прокопий.
– И воды. И накормить, – вставила четыре словца Тамара.
Толстяк сержант засуетился вокруг Пронина.
– Врач прибудет с минуты на минуту. Дайте я вам подушечку под голову. Вот так.
– Нужно, чтобы я мог говорить по телефону. Провода хватит?
– У нас длинный провод, свободно хватит! – Толстяк широко улыбнулся.
Лейтенант торжественно протянул Пронину трубку:
– Ковров на проводе!
– Ковров! Ты меня слышишь?
– Слышу! Только погромче говори, сынок! – Перед всклокоченным Ковровым стояла бронзовая пепельница, переполненная окурками. – Как будто из колодца говоришь.
– Считай, что я звоню с того света. Я в девятом отделении милиции. Со мной двое друзей, которые спасли мне жизнь.
Лейтенант многозначительно посмотрел на Прокопия и Тамару. Тамару он раньше уже видал...
– Да что с тобой случилось? Ты искал Ревишвили? Ты был в притоне? – кричал в трубку Ковров.
– Ревишвили меня переиграл вчистую. Он появился неожиданно, из засады. Меня взяли в плен. Но не в этом дело. Они готовят взрыв сегодня. Они не стали дожидаться беседы товарища Сталина с Бронсоном.