Спастись ещё возможно

Изборцев Игорь Александрович

— Аморальный ты тип, Гога, — еще раз отметил Вова, — тебе не в органах, а в приемном пункте стеклотары работать или в лавке антикварной. Иконы то где научился распознавать? И как это ты нашу аттестацию проходишь?

— А так же как и ты. Паяльник из руки пока не выпадает? Нет? Так что ни куда нас не выпрут! А по иконам — в деле однажды участвовал антикварном. Кое-кто из Конторы после этого свои коллекции значительно пополнил. Так что…

Вдруг в дверь постучали.

— Женя, открой! — попросил женский голос с той стороны, — Открой, проверка из горгаза. Утечка газа у нас в подъезде.

Вова прижал палец к губам, а Гога быстро вытащил пистолет.

— Нет ее, — донеслось с площадки, — надо у Петровны ключ взять, Женька у нее запасной

хранит на всякий случай.

Вова бесшумно подошел к двери и приник к ней ухом. С той стороны доносилось много голосов. Чуть погодя, похоже, привели и саму Петровну с запасным ключом.

— А хозяйка не будет возражать, что без нее в квартиру войдем? — спросил мужской голос.

— Да нет, — ответил женский, вспомнивший давеча про Петровну, — Женька баба простая, Петровна подтвердит.

Петровна действительно подтвердила и тут же принялась отпирать замок. Опыта у нее не было, так что с первого раза не получилось. Это и спасло их всех, стоящих сейчас на лестничной площадке, от самого плохого из возможных вариантов развития событий, потому что Гога, решительно передернув затвор, уже направил пистолет на входную дверь. На лице его не отражалось ни малейшего волнения, а палец выжидательно застыл на спусковом крючке. Он улыбался! Если бы дверь открылась сейчас, то все двадцать пуль его “Стечкина” за три-четыре секунды изрешетили бы и Петровну, и аварийную бригаду горгаза, и неизвестную обладательницу женского голоса. А если вдруг не хватило бы двадцати патронов, через пару секунд дело бы довершили следующие двадцать, из запасной обоймы. Но это вряд ли. Хватило бы двадцати, точно хватило бы! Но дверь не отпиралась, что-то там заело в этом старом замке. Если бы знали все присутствующие, чем остались обязаны неопытности Петровны и износившемуся механизму замка, подарившему им несколько мгновений. За эти-то мгновения Вова успел вспомнить, что он все-таки старший и силой заставил улыбающегося Гогу упрятать пушку на место. Надо сказать, что подчинился Гога неохотно, но… подчинился. Служба! Вова отрицательно помахал ладонью и ткнул большим пальцем себе в грудь, мол, я сам все улажу. Гога лишь пожал плечами. В этот-то момент замок, наконец, щелкнул и открылся. Первой вошла Петровна, оказавшаяся старушкой лет семидесяти, за ней напирал мужик в спецовке. Но Петровна, не давая прохода, застыла и ошалело смотрела на молодого мужчину, который в свою очередь вытаращив глаза молча смотрел на нее. Первым заговорил мужчина, точнее закричал:

— Что? Что? Вы кто? Где Евгения Михайловна? В чем дело?

— А вы кто? — проявила взаимный интерес Петровна.

— Мы племянники из Перми. Мы племянники… Милицию, — вдруг взвизгнул мужчина и, обернувшись назад, закричал: — Дормидонт, бежим в милицию! Это мафия!

“Испуганные племянники” на удивление легко растолкали всех толпящихся перед дверью и при полном их попустительстве скрылись на улице. Они быстро свернули за углом дома, где их догнала неприметная серая “волга”. Через мгновение их уже не было на улице, а машина, резко набрав скорость, скрылась из вида. В салоне Вова, чуть переведя дух, доложил по мобильнику ситуацию. Потом, откинувшись на подголовник сидения, поделился с напарником Гогой:

— Все, этот вариант считаем отработанным полностью. Откидываем, как бесперспективный. А сквозь строй, Гога, нас сегодня прогонят, тут уж к бабушке не ходи. Полковник Силуянов не спустит!

* * *

На площади Победы Евгения рассталась с Андреем, и тот, сожалея, что нужно спешить, отправился с атташе-кейсом завершать свою миссию. Лишь после обеда Евгения добрела к дому. У входа в подъезд стояла милицейская машина с включенной мигалкой, но она совсем не заметила этого, и стала было искать ключ, но... — вот те на! — дверь в ее квартиру оказалась открытой. Она почему-то не очень этому удивилась, осторожно вошла в прихожую и, заметив в глубине комнаты соседку Софью Петровну, вошла.

— Беда-то какая! — кинулась ей навстречу старушка. — Ограбили тебя ироды. Племянники, кричат,

а сами-то воры! У нас на глазах, ироды…

— Какие племянники? — ничего не поняла Евгения.

— Вот и я говорю, — запричитала София Петровна, — какие у тебя племянники? А-то говорят: племянники. Какие такие племянники?

Из кухни с листком бумаги в руке вышел немолодой милиционер в лейтенантских погонах.

— Вы будете хозяйка? — спросил он сердито. — А то вызвали, понимаешь, а хозяйки нет. Нам что, делать нечего? Ее, понимаешь, грабят, а ее дома нет, понимаешь.

Евгения не очень поняла смысл этих претензий. Она растерянно обвела взглядом разбросанные там-сям вещи, распотрошенные книги и спросила:

— В чем дело, что здесь случилось?

Объясняла София Петровна, а милиционер, зевая, подпирал стену и махал пустым протоколом.

— Может, того, и вправду, племянники? Дверь, понимаешь, не вскрыта, окна целы... — спросил он, когда Петровна закончила.

— Нет у меня племянников, — ответила Евгения и пошла осматривать погром.

— Так бы сразу и сказали, понимаешь, нет, мол, никаких племянников, а то понимаешь — племянники! — выразил недовольство милиционер. — Тогда надо протокол, понимаешь. Что у вас пропало? Деньги, ценности?

— Деньги на месте, — Евгения растерянно развела руками, — Их вместе с простынями из шкафа достали и на пол аккуратно положили. Не взяли!

— Вот, понимаешь! — махнул головой лейтенант. — Так и запишем: ничего не пропало. А может, того, племянники пошалили?

Евгения не ответила. Ей хотелось разреветься, как в детстве у матери на коленях, но не было мамы… Был словно выструганный из дерева туповатый лейтенант, — это в его-то годы! — при котором вовсе не хотелось рассупониваться. Она сжала зубы и молча смотрела на фотографию отца на стене, прямо в его неулыбчивые глаза, а он ответно смотрел на нее, и — как ей вдруг показалось, — с некоторым превосходством: “Вот, мол, вечно у вас заботы. То ли дело у нас: и тля не тлит и вор не подкапывает и не крадет. То ли дело!” — “Какие наши годы? — мысленно возразила она, — И мы еще наживемся в вашем краю вечного покоя”. Она перевела взгляд на висящую рядом иконку Архангела Михаила, которую отец привез из Сибири и отметила, что та будто бы скривилась на бок. Подошла, поправила ее и ощутила вдруг в себе некоторую теплоту, будто опять оказалась на скамеечке у Собора и сразу стало спокойней на сердце. “Так все и должно быть. Так все и надо” — она не понуждала себя так думать, она действительно так думала!

И что-то там бубнил лейтенант, что-то записывал с ее слов, и испуганно охала София Петровна, а она уже мысленно расставляла все по местам, и опять готовилась быть не одиноко одинокой в этой пустой норке. Она думала, что обязательно надо в воскресенье пойти в Собор и, кстати, купить там пару-тройку книжек, чтобы заполнить пробел в духовных знаниях, чтобы было еще о чем подумать, кроме как о молчаливых тенях в полутемных ретроспективах ее Истории.

* * *

От площади Андрей, плохо знающий город, свернул на какую-то неширокую улочку, протянувшуюся вдоль крепостной стены. Помахивая атташе-кейсом, он не спеша брел вдоль заброшенной фортификации, отчасти похожей сейчас на хребет окаменелой змеи, поросший от древности мхом и травою. Слева открылась маковка храма и Андрей с расстановкой перекрестился. Чуть далее, у стены двухэтажного дома он заметил телефонную будку. “Пора, — решил он, — закончить дело и возвращаться домой”. Он подошел и решительно набрал нужный номер. Ответили сразу:

— Да? Слушаю вас.

— Здравствуйте, — поздоровался Андрей, — я звоню по поводу атташе-кейса, о котором просили сообщить по этому телефону.

— Минутку, не вешайте трубку, — на том конце возникла короткая заминка, потом ответил уже другой голос:

— Кто вам дал этот номер телефона?

— Дело в том, — принялся объяснять Андрей, — что дали его не мне, другому человеку, но он не смог приехать сам. Ему этот номер сообщил некто, представившийся следователем Генрихом Семеновичем.