Спецназовец. Сошествие в ад
Шрифт:
– Ключ, ключ, – рассеянно забормотал Бобриков, вспоминая, где мог его оставить. – Мне надо подумать.
– Только недолго, – предупредила Марина. – Я не люблю ждать.
В брюках ключа однозначно не было. В портфеле, насколько помнил Бобриков, тоже.
– Я не уверен, но, возможно, ключ остался в куртке, – сообщил он, перебрав в памяти все мыслимые и немыслимые места, где мог оставить ключ от банковской ячейки.
– Той, что висит в коридоре?
Бобриков равнодушно кивнул, чувствуя, что его песенка уже спета. Ну, освободит она его, отпустит, а дальше куда двинуться? Как пить дать из банка его уволят, да и Константин
– Там нет никакого ключа, – зло заявила Марина, вернувшись из коридора.
– Не может быть, – не поверил Бобриков. – Больше ему негде находиться.
– Я не верю, что это правда, – сообщила Марина и слегка надавила на поршень, так что из тонкой инсулиновой иглы брызнула жидкость.
– Я не обманываю! – захлебываясь от страха, начал оправдываться Бобриков. – Если ключа там нет, то я не знаю, где он может быть. Я могу назвать точный адрес банка, где я оставил эти сведения.
Олег назвал ей адрес банковского отделения.
– Скорее всего, я оставил там ключи, – виновато сообщил он. – Я очень торопился.
Марина ничего не ответила и положила файл с документами в свой чемоданчик, который Бобриков не видел раньше.
– Как ты могла, – прошептал он.
– Прости, – сказала Марина, отводя взгляд в сторону. – Ничего личного. Я должна буду вколоть тебе снотворное, чтобы уйти. Когда ты проснешься, у тебя будут развязаны руки и ноги, и ты сможешь идти, куда захочешь. И запомни, что молчание – единственная страховка твоей жизни.
– Хорошо, – каким-то чужим и непослушным голосом ответил Бобриков. – Я буду молчать. И если надо, навсегда уеду из Москвы.
– Не беспокойся, этого не потребуется, – сказала Марина и закасала рукав рубашки Бобрикова до локтя.
Олег не сразу понял, что произошло, но, когда маленькая игла впилась в его вену, до него дошло, что Марина не поменяла шприц. Он хотел заорать как ненормальный и вскочить с кровати, но она, словно догадываясь о его намерениях, вновь заклеила ему рот скотчем, и он только замычал, задергавшись всем телом и пытаясь встретиться с ней взглядом. Девушка на него уже не смотрела.
Дергаться Бобрикову пришлось недолго. Секунд пять он еще пытался сопротивляться наступлению смерти, но постепенно затих, затем зашелся в почти беззвучном хрипе, обмяк и устремил взгляд остекленевших, как у пластмассовой куклы, глаз в потолок.
Марина сняла с него все бечевки, раздела и накрыла одеялом, словно спящего, после чего ушла из квартиры.
Глава 11
Утром у Владимира Чалова в расписании значилась зарядка для поддержания жизненного тонуса. В его поместье на цокольном этаже располагался тренажерный зал, в котором Чалов был редким гостем. Как-никак, дела государственной важности и бизнес не могли подождать, и он постоянно жил в напряжении. Вот когда разум совершенно притупливался и Чалов, читая очередной документ,
Он подолгу с полотенцем на плече бегал на беговой дорожке, поглядывая на свое отражение в зеркале, словно спрашивал у себя, такой ли он спортивный, как лет десять тому назад, или уже потихоньку разваливается? Все-таки против возраста не попрешь, как ни крути.
Отбегав полчаса для разминки, Чалов утер белым махровым полотенцем лоб и выпил стакан холодной негазированной минеральной воды. Около него стоял инструктор. Его преданный, чуть ли не собачий взгляд сильно раздражал Владимира Николаевича. Таких холуев он и за людей не считал.
– Чего стоишь как столб? – грубовато спросил Чалов, грозно посмотрев на инструктора.
Ему не нравилось, когда за ним наблюдали, ловили взглядом каждое его движение, старались предугадать, что он сделает или скажет в следующую минуту, в каком поднимется настроении. По мнению Чалова, лести как раз таки и стоило остерегаться больше всего, потому что ею чаще всего орудуют тайные и злейшие враги, которые с необыкновенной радостью нальют в твою чашку с чаем яда, как только им выпадет такая возможность.
Инструктор опустил голову, как побитая собака, и побрел в сторонку.
«Скатертью дорожка», – с неприязнью подумал Владимир Николаевич и лег на скамью для жима лежа. В свои лучшие годы он легко дергал и сто килограммов, теперь же не рисковал и предпочитал для начала поработать с пустым грифом, чтобы размять мышцы и суставы. Чалов всеми силами берег свое здоровье, чтобы не олицетворять собою общеизвестную поговорку «Старость не радость».
Едва он взялся за гриф, собираясь опустить его на грудь, как рядом снова нарисовался инструктор, кинувшийся подстраховывать Чалова.
– Что такое? – мгновенно вскипел Чалов, вернув гриф на место. – Неужели я не имею простого человеческого права побыть в одиночестве? Меня уже законопатил твой вуайеризм! Исчезни куда-нибудь!
Владимир Николаевич давно понял смысл выражения «простреливает поясницу» и поэтому с самого утра был раздражен и цеплялся к любой мелочи. Когда здоровье давало сбои, он думал о том, что на черта сдалась ему эта власть и вся сопутствующая ей нервотрепка и что куда лучше уйти в отставку и уехать жить в ту же Швейцарию, благо денег на достойную жизнь у него хватит с лихвой. Но потом, когда он чувствовал себя несколько лучше, мысли приобретали иное направление. Тогда Владимир Николаевич приходил к выводу, что без работы ему будет нечем заняться в жизни. Загниет там, за бугром, на альпийских лугах. Не будет же он каждый день есть козий сыр и пить дорогое вино. От такого образа жизни и коньки отбросить недолго.
Когда инструктор свалил, Владимир Николаевич снова взялся за гриф и опустил его добрых раз двадцать, каждый раз тяжело выдыхая воздух, словно был паровозом.
В конце подхода его руки предательски задрожали, штанга неуверенно застопорилась на своем пути вверх, и Чалов, скользнув взглядом по сторонам, увидел, что к нему направляется двухметровый амбал в черном костюме.
«Ну что это за непролазная тупость! – разозлился Чалов, из последних сил выжимая штангу. – Сказал же дежурить в коридоре и не беспокоить меня по разным мелочам! Сколько раз нужно повторять элементарные вещи этим дебилоидам? Здоровые лбы, а мозгов с наперсток!»