Спецназовец. Сошествие в ад
Шрифт:
Олег придвинул табуретку к столу, и они медленно, глоток за глотком, выпили свое вино.
– Подожди, – заплетающимся языком сказал Олег, тяжело вставая из-за стола и для удержания равновесия опершись об его поверхность, – сейчас я вернусь.
В его пьяной голове крутилась мысль, что он должен сделать ей какой-нибудь сюрприз, как-нибудь порадовать ее, как радуют обычно всех женщин, но на ум ничего путного не приходило.
Окинув ищущим взглядом захламленную комнату, он пошевелил пересохшими губами, словно хотел что-то сказать, но так и не смог выговорить
Очнувшись, Бобриков не сразу понял, что происходит. Во рту было так сухо, словно там находилась пустыня Намиб, в которой неизвестно сколько лет не было дождей. Башка раскалывалась. Но хуже всего было то, что Бобриков, тщетно копаясь в своей памяти, не мог вспомнить, как он оказался на кровати и почему его руки и ноги связаны. Он попробовал пошевелиться, чтобы избавиться от бечевочных пут, но не смог двинуть руками. Путы были такими тугими, что болезненно стягивали запястья при малейшем движении.
Бобриков пошарил взглядом по комнате и поморщился, заметив, что в ней все перевернуто вверх дном, словно только что, пока он был в отключке, здесь состоялось побоище футбольных фанатов.
И тут он наконец понял, что доставляло ему особенный дискомфорт: рот, аккуратно заклеенный скотчем.
Сделав это небольшое, но важное открытие, Бобриков впервые по-настоящему испугался, поняв, что это не сон и не кино, которое в любой удобный момент можно выключить, а что это происходят с ним на самом деле. И он снова задергался изо всех сил, пытаясь хоть как-то ослабить путы.
Внезапно на пороге комнаты показалась Марина. Увидев ее, Бобриков радостно замычал, но, напоровшись на холодный и безучастный взгляд, осекся. Неужели она его предала?
Блондинка недолго постояла на пороге, словно размышляла, стоит ей с ним общаться или нет, но потом все же зашла в комнату и подошла к кровати, где Бобриков, ошалевший от страха, продолжал дергаться всем телом.
– Успокойся, – сказала Марина, наблюдая за его бессмысленными усилиями, и засмеялась. Смех, однако, прозвучал натянуто. – Я хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Предупреждаю заранее: если начнешь кричать, то мне придется снова заклеить тебе рот скотчем. И я вколю тебе вещество, после которого ты станешь как овощ и не сможешь сопротивляться. Итак, после того, как я сниму скотч, ты ответишь на мои вопросы. И давай не будем отвлекаться на посторонние темы. Ни тебе, ни мне не стоит терять время.
Слушая ее, Бобриков едва ли понимал и половину из того, о чем она ему говорила. В голове набатом звучала одна-единственная мысль: «Спастись! Спастись! Спастись!» Кроме этого, Олега ничего не волновало. Он был готов пойти на все что угодно, только бы поскорее сбросить бечевку и уехать из этого мегаполиса, из-за которого его жизнь давно пошла наперекосяк.
Марина, словно ей это было не впервой, ловким движением руки сдернула со рта Бобрикова скотч. Олег сипло вскрикнул и жадно задышал ртом, словно рыба,
– Первый вопрос, – металлическим тоном Марина намекнула на то, что все происходящее – суровая реальность, а не какие-нибудь игры в преддверии постельных утех. – Где документы?
– Какие документы? – в взбудораженном сознании Бобрикова не появлялось ни одной дельной мысли.
Им овладел панический животный страх. И если бы это было возможно, он бы убежал прямо с кроватью. Ему казалось, что это страшный сон, который никогда не закончится.
– Мы же с тобой договорились, – устало напомнила блондинка.
– Знаешь, сколько через меня проходит бумаг? Думаешь, я их все помню? – в отчаянии воскликнул Олег.
– Те бумаги, которые касаются офшорных счетов. Ты знаешь, о чем я. Не притворяйся, иначе мне придется сделать тебе больно.
Марина покрутила перед его носом шприцем, наполовину наполненным какой-то бесцветной жидкостью.
Бобриков напрягся, ощущая, новый приступ ледяного страха. Он смотрел на шприц как загипнотизированный.
– У меня один-единственный вопрос, – сказал Бобриков, жадно облизнув пересохшие губы. – Ты отпустишь меня после того, как я тебе все расскажу?
Марина кивнула.
– Мне трупы не нужны, – заявила она. – Мне нужна информация. Все расскажешь и ступай на все четыре стороны.
Олег кивнул, тупо уставившись в потолок. Ему тяжело было смотреть ей в глаза, которые уже не грели его теплом, а были чужими и холодными. Бобриков чувствовал, что он пребывает на грани истерики, и едва сдерживался, чтобы не разрыдаться от отчаяния и злости.
«Как я мог! – мысленно костерил себя Бобриков. – Так по-дурацки попался! Заглотнул наживку, и теперь я на крючке у Константина Павловича!»
– Скажи мне, – оборвала его размышления блондинка, – кто-нибудь еще знает о существовании этих документов? И где находятся копии данных, которые ты сделал?
Своими вопросами блондинка выбила последнюю почву из-под ног Бобрикова, который надеялся использовать эти копии как последний козырь, чтобы обеспечить себе безоблачное существование в будущем. Но она знала и об этом. Олег понимал, что его положение безнадежно и теперь он вынужден говорить все начистоту, если ему, конечно, не наскучила жизнь. Можно было забыть обо всем, кроме сохранения своей жизни. На фоне надвигавшейся смерти все остальное стало для Бобрикова мелочным и смешным, не стоящим никакого внимания.
Олег помотал головой:
– Я никому не показывал эти бумаги. Копии, которые я успел сделать, лежат в банковской ячейке.
– Твоему куратору из ФСБ тоже ничего не известно? – спросила Марина, подозрительно глядя на Бобрикова.
«И об этом она тоже знает», – устало подумал Бобриков, окончательно убедившись в том, что в его ситуации сопротивление абсолютно бессмысленно и очень опасно.
– Я не успел передать ему эти сведения, – ответил Олег. – Он ничего не знает.
– Где ключ от банковской ячейки?