Спецназовец. Сошествие в ад
Шрифт:
– Что ж, можешь начинать, – кивнул Якушев. – Зрители удалились, и теперь ты способен на все.
– Думаешь, самый умный здесь, да? – раздраженно ответил Малхаз, подбираясь к Якушеву поближе и без толку размахивая кинжалом в целях устрашения.
– Аккуратнее. Не споткнись, дружок. Здесь очень скользко, и можно самому напороться на лезвие. Оно плотно войдет в твое мясо, и ты почувствуешь, как теплая густая кровь напитывает твою рубашку…
Якушев не гнушался использовать психологические приемы, деморализующие противника
«Куда ему! – усмехнулся Якушев, наблюдая за Малхазом, который только сотрясал воздух угрозами и ненормативной лексикой, приближаясь к Якушеву неуверенными шажками испуганного ребенка. – Еще немного – и он обделается. Обычно те, кто так активно пытается показать себя крутым, в жизни оказываются заурядными слизняками без характера, амбиций и настоящего мужского стержня».
– Что с тобой, Малхаз? – иронично спросил Якушев, увидев, что Гогнадзе от страха шлепнулся задом на землю. – Поднялась температура? Ноги не держат без кокаина?
– Тебе никто не разрешал называть меня по имени!
– Я могу и по фамилии, – пожал плечами Якушев, почувствовав, что натяжение веревки немного ослабло. – Например, господин Гогнадзе.
– Заткни свою пасть, урод! Я сделаю из тебя лоскутное одеяло!
– Я жду. Давай! Устал, бедненький, от перенапряжения? – продолжал отпускать ироничные шуточки Якушев, понимая, что Малхаз вот-вот сорвется.
За свою жизнь Юрий сталкивался с разными типами, приятными и не очень, и поэтому некоторых людей читал как раскрытую книгу. Гогнадзе-младший не был способен на пытки. Он только хорохорился и отчаянно тянул время, скорее всего полагаясь на возвращение старшего брата, который и порешит Якушева своими руками.
Юрий, продолжая заговаривать зубы Малхазу, почти высвободил свои руки.
Малхаз пыхтел от злости, как чайник с закипающей водой, но не решался хоть что-то предпринять.
– Думаешь, что придет Вахтанг и все сделает? Ты же не мужик. Куда тебе таким заниматься! – Юрий продолжал гнуть свою линию, доводя Малхаза до белого каления.
Гогнадзе-младший чуть ли не плакал от собственного бессилия:
– Вахтанг привяжет тебя к машине, и ты сдохнешь на дороге, размажешься об асфальт, и твое мясо будут жрать волки!
– Я уже испугался, – заверил его Якушев, продолжая держать руками веревку, чтобы Малхаз продолжал верить в свою иллюзию безопасности. – Я же вижу, что ты хочешь нюхнуть. Тебя всего плющит.
У Малхаза тут же алчно вспыхнули зрачки. Больше всего, как и любой наркоман, он хотел дозы.
– У меня кое-что есть. Тебе это понравится. Гарантирую. Один косяк – и ты на небесах от счастья.
Малхаз сел на землю, вытянув перед собой ноги, но Якушев заметил, что им уже овладели сомнения.
– Я же знаю, как плохо без наркоты.
– Ты гонишь! – заорал Малхаз. – Думаешь, я похож на клоуна? Я не люблю, когда надо мной стебутся! Любой,
– Зря ты так, – спокойно ответил Якушев. – У меня есть наркота. Можешь сам посмотреть. Как я тебе покажу, если у меня связаны руки? Зуб даю, что у меня в кармане пакетик.
Малхаз ничего не ответил. Впрочем, его молчание длилось недолго. Зависимость взяла свое, и он, кое-как поднявшись, неуверенными шагами двинулся к Якушеву, как алкоголик после вчерашней пьянки к универсаму.
Как только он приблизился на расстояние нескольких шагов, Якушев, окончательно избавившись от веревки, нанес ему удар ногой в паховую область.
Малхаз, ухватившись руками за причинное место, закрутился на земле, как одержимый бесом.
Действовал Якушев молниеносно, рассчитав все с точностью до последней миллисекунды. Вопли Малхаза не остались без внимания, и ему на помощь тут же устремились из леса встревоженные боевики, на ходу передергивая затворы.
Со стороны школы снова послышались звуки стрельбы. Якушев догадался, что Сазонов отвлекает на себя основные силы врага, чтобы дать ему возможность выбраться из плена.
Оружие, предназначавшееся Малхазу, короткоствольный автомат с насаженным на дуло глушителем, валялось, как бесхозная вещь, около колес джипа. Якушев оказался там в два прыжка и едва успел скользнуть за металлический остов автомобиля со стволом в руках, как брызнули осколки разбитых стекол.
Юрий, приникнув к сырой земле, выстрелил по армейским берцам боевиков. Он знал, что это здорово деморализует противника, который, не ожидая такого финта, падает и начинает палить без разбору во все стороны.
Боевики взвыли и открыли беспорядочную стрельбу. Тут Якушев услышал, как вскрикнул Малхаз. Нетрудно было догадаться, что его задело. Насколько серьезна рана, Якушев не знал, но его планы оказались подпорченными. Он-то планировал взять Малхаза в заложники и выведать у него всю необходимую информацию. Тем более и пытать бы не пришлось: такому, как Малхаз, достаточно дать белого порошка – и он расскажет в разы больше, чем вы хотели у него спросить.
Тупорылый автомат Якушева вздрогнул несколько раз в его руках, и беспорядочная стрельба оборвалась. Юрий по-пластунски выполз из-за своего укрытия и увидел скрюченные тела погибших боевиков.
Малхаз, весь забрызганный кровью, лежал на спине, правой рукой пытаясь прикрыть рот, из которого тоненькой струйкой вытекала алая жидкость.
«Не жилец, – мигом определил Якушев. – Внутреннее кровотечение, задеты жизненно важные органы. Не исключено, что пуля попала в легкое».
Как ни странно, но Юрий почувствовал жалость к этому грузинскому парню, которого планы старшего брательника и непутевого папаши довели до гробовой доски, и теперь он подыхает в одиночестве, на грязной земле, харкая кровью, как последний городской нищий.