Сперанца
Шрифт:
— Так, значит, эту суку потом убили сторожа?.. — слышала через занавеску Сперанца, сидя в кузове.
— А вашему двоюродному брату… тому, который хватил топором этого парня… сколько лет ему дали?
Потом он опять орал: «Э-эй! Посторонись, не то задавлю, пропадите вы пропадом!»
— Так, значит, его посадили к сумасшедшим? Ну и ну! Это, видать, те сумасшедшие, кто его туда посадил…
— Смотрите, люди добрые, сколько земли на свете… Сколько земли… сколько земли…
Сперанца уже спала;
Она проснулась от толчка и раздраженных голосов.
Человек с сумкой, «нотарий», был судейским чиновником, ехавшим описывать имущество, и Цван, узнав об этом от кучера, вслух пожаловался, что ему не повезло. Каково? Он заплатил за билет, думая, что поедет в компании с порядочными людьми, а вместо этого оказался рядом с мошенником…
Чиновник это слышал и, когда они приехали, вылезая из омнибуса, ясно выразил свое мнение насчет некоторых бродяг, которые не платят налогов, живут на счет хозяина и не имеют даже пары стульев, на которые можно было бы наложить арест в возмещение убытков.
— У-у! — заорал ему вслед Цван, уже основательно подвыпивший.
Ничего не соображающую, полусонную Сперанцу кто-то поднял с сидения и поставил на землю.
— Проснись, поедем на поезде!
Кучер вызвался взять им билеты и помог влезть в вагон. У Сперанцы заколотилось сердце.
— Дедушка, а поезд не может опрокинуться?
— Дурочка! Кто ж тогда в него сел бы?
Но и у Цвана были свои опасения. Больше всего он боялся туннелей.
Ему сказали, что поезд проезжает сквозь горы в темноте, и он не мог понять, как не обвалятся эти подкопанные горы.
Они были одни в купе, и, когда вошел контролер проверить билеты, Цван обратился к нему:
— Туннели надежные?
— Какие туннели?
— Которые под горами.
— Да нам и не ехать через горы… Здесь, кругом равнина.
Цван ободрился и облегченно вздохнул. Потом повернулся к Сперанце и громко сказал:
— Я ж тебе говорил, глупышка, что бояться нечего.
— Ты врун, — ответила девочка и с негодованием отвернулась от него.
Но, когда поезд тронулся, они забыли о ссоре и крепко обнялись.
«Минга, если бы ты знала! — думал старик. — Минга, ну и скорость! Это тебе не лошади!»
Сперанца, широко раскрыв глаза, смотрела в окно.
— Дедушка, дедушка, деревья бегут! Смотри, дедушка! Почему они бегут? Как же так, ведь у них корни в земле?
— Не знаю, милая. Ей-богу, не знаю! Тут не то, что в долине, — такие вещи творятся, что и не поверишь! Минга, если бы ты знала!
Потом они замолчали, обалдев от грохота, и пришли в себя, только когда поезд остановился и объявили название станции.
Они сошли
Неподалеку стояла кучка людей, болтавших между собой. Один из них отделился от остальных и пошел навстречу Цвану и Сперанце. Он был босой, в засученных до колен полотняных штанах, подпоясанных красным вязаным кушаком с кисточками на концах.
— Добро пожаловать, — сказал он и, улыбаясь, протянул Цвану руку. Цван присмотрелся и узнал его: это был двоюродный брат покойной Розы, один из тех, что приезжали к ним шесть лет назад.
Тот наклонился поцеловать девочку и взял сумки.
— Нам сюда…
И тут-то Цван и Сперанца застыли в изумлении.
Перед ними, покуда видит глаз, волнуясь, ширился голубой простор.
— Море! — вскрикнула девочка. И оба побежали к воде.
— Море, — повторяла Сперанца, смеясь и отступая перед волнами, лизавшими ее ботинки.
— А вы никогда не видели моря? — спросил у Цвана свояк.
— Нет, — ответил он. А мысленно говорил: «Минга, сколько воды на свете!»
Родственники Розы жили в двух километрах от станции.
Добраться туда было лучше всего на шлюпке: и скорее, и вещей на себе не тащить, да и девочке покататься на лодке в новинку.
Влезть в нее было для Цвана делом нелегким. Она была не такая, как на болоте, да и море ни минуты не стояло на месте.
Сперанца сидела на носу, не шевелясь, с глазами, полными страха. Цван поместился на корме. Гребец, стоя посредине, отталкивал лодку, упираясь веслом в дно.
Через минуту он вытащил весло из воды, сел и принялся грести,
— Боязно? — спросил он девочку.
Сперанца не ответила.
— Твоя мать гребла, как мужчина. Привычная была… Но ты морячка по крови, быстро научишься.
Сперанца крепче уцепилась за полубак и затаила дыхание.
Лодка, плывя вдоль берега, наискось резала волны. Гребни порой перехлестывали через борт и обдавали брызгами Цвана, который в такие минуты не мог удержаться, чтобы не соскользнуть на дно лодки.
«Минга, какая буря!» — шептал про себя старик.
Потом спросил вслух:
— А что, море всегда такое?
— Неплохо бы, — засмеялся свояк, — неплохо бы для нас, чтобы оно всегда было такое спокойное! Посмотрели бы вы на него, когда шторм. Ну и бушует!
«Минга, и это еще даже не буря! Что же будет, когда оно разойдется? Минга, куда мы отвезли девочку?»
Потом невозмутимость моряка и кажущееся спокойствие Сперанцы немного ободрили его.
Тогда он вспомнил одну вещь, о которой слышал когда-то, и тихо, осторожно, чтобы не качнуть лодку, протянул руку за борт и опустил палец в воду. Потом незаметно поднес его ко рту. Соленая!