Сперанца
Шрифт:
В эту минуту статуя святого Антония зашаталась, как от подземных толчков, из-под алтаря с шумом выскочили два «горезца».
— Сукины дети! — завопил дон Гаэтано.
Сперанца, вскочив на ноги, поняла, что попала в глупое положение.
«Горезцы» побежали к выходу, но дон Гаэтано, шелестя развевающейся сутаной, уже бросился за ними.
Сперанца с минуту помедлила; потом ее охватил страшный гнев, и она тоже бросилась за мальчишками.
— Вот я им задам… — бормотал дон Гаэтано. — Наведу порядок.
— Приведите
— Приведи в порядок свою голову, сопля. Сорок лет людей исповедую и никогда еще такого не видел… Где же это слыхано — каяться в чужих грехах. Сумасшедший дом! Сумасшедший дом, да и только!
«Горезцы» замешкались на паперти возле ограды, остановившись позубоскалить.
Сперанца, как метеор, налетела на них, схватила их за шиворот и стукнула друг о друга стрижеными головами. Мальчишки закричали от боли. Но это было еще не все. Пользуясь их замешательством, она пустила в ход кулаки и ноги, и дон Гаэтано, стоя в дверях церкви, едва удерживался, чтобы не закричать:
— Так их, дай им еще!
Наконец, выбившись из сил, Сперанца оставила их в покое и, тяжело дыша, обернулась, собираясь схватиться с новым противником, но, к своему удивлению, увидела, что дон Гаэтано улыбается, поднося к носу понюшку табака.
— Все?
Сперанца не верила своим глазам.
— Ты с ними разделалась, правда? Теперь иди обратно.
— Не пойду.
— Что ты сказала? Сейчас же ступай в церковь!
— Не пойду.
— Я хочу дать тебе отпущение. Ну, живо!
Сперанца робко направилась в церковь. Дон Гаэтано положил ей руку на плечо, и они вместе подошли к исповедальне.
Глава шестнадцатая
В тот день был праздник моряков, и в селение на украшенном флагами пароходе должен был прибыть епископ.
Все лодки в гавани были разубраны гирляндами цветов, а команды одеты по-праздничному.
Вдоль мола в ожидании прелата с букетами в руках стояли дети, которым предстояло принять конфирмацию. Сперанца была в белом платье и белых чулках, с большим венком на голове, из-под которого, на плечи падала фата.
Когда пароход был уже вблизи гавани, зазвонили колокола, и дон Гаэтано, подталкивая вперед клирика, державшего, крест, поспешно прошел через толпу детей прямо в конец мола.
Все задвигались, расступаясь, чтобы дать дорогу священнику. Дети, стоявшие впереди, на самом краю мола, чтобы без помехи полюбоваться зрелищем, начали толкать друг друга, стараясь тут же встать на свои места.
Одного из самых маленьких, который, позабыв обо всем на свете, во что бы то ни стало хотел остаться в первом ряду, пихнули сзади, и он полетел в воду. Раздался отчаянный вопль — вопль тех, кто стоял с ним рядом. Малыш даже не вскрикнул. Он камнем пошел ко дну.
Как раз в этот момент пароход входил в гавань. Заиграл оркестр. Сперанца отдала себе отчет в грозившей опасности. Она сорвала с головы венок, не нагибаясь — ногой об ногу — скинула башмаки и бросилась в море. За первым криком последовал второй… Но это был уже не крик ужаса. Напротив, в нем слышалось облегчение. Никто не сомневался, что все обойдется благополучно: Сперанца плавала хорошо, и ребенок не мог быть тяжелым; вытащить его было довольно легко. И в самом деле, Сперанца скоро вынырнула с малышом, и они под пароход не попали.
Гребя одной рукой, она поплыла к лестнице на молу, где к ней потянулось множество рук.
Сперанца нырнула и вынырнула — только и всего, но в результате этого маленького купанья туалет ее оказался в плачевном состоянии. Венок, брошенный на землю, был растоптан десятками ног, фата разорвана, а платье, вымокшее в грязной воде, стало скорее серым, чем белым, и издавало острый запах гнилых водорослей.
— Боже мой, Спере, ты не сможешь теперь принять конфирмацию, — сказала со вздохом стоявшая возле нее девочка.
— Вот жалость, Спере… Во что превратилось твое платье…
— Что же, по-вашему, мне надо было стоять на месте — пусть себе тонет? — вспылила Сперанца, уже заметившая, в каком она виде.
Дон Гаэтано схватил ее за руку и сказал:
— Живо беги к Клементине! Пусть тебя обсушат и переоденут, во что-нибудь. Поняла? Марш!
Сперанца не захотела бежать; она пошла медленно, точно стыдясь происшедшего. Все ее сторонились, чтобы не запачкаться.
— Спере, ты похожа на собаку, которую только что выкупали… — весело подмигнув ей, сказал старый Микеле.
— Молчите уж, — загремел вдруг дон Гаэтано, который на этот раз, казалось, обрел превосходный слух. — Молчите и подумайте лучше, не пора ли выбросить тот кусок известки, который вы подкладываете под чашку безмена, когда вешаете рыбу. Я уж давно хотел вам это сказать.
Микеле выпучил глаза и проводил дона Гаэтано изумленным взглядом.
Сперанца, побледнев, обернулась к священнику, но он уже нагнал ее и, подталкивая вперед, говорил шепотом:
— Ничего, не бойся… Тайна исповеди священна. Этот кусок известки я мог видеть своими глазами. Не беспокойся. Ну, живее! Беги к Клементине.
К тому времени, когда дети торжественной процессией пришли в церковь, Сперанца уже переоделась.
У Клементины, готовившей обед для монсиньора, в этот день было много хлопот. Ей помогало несколько женщин из селения. Они все вместе принялись обсушивать Сперанцу и приводить ее в порядок, пытаясь как-нибудь помочь беде.
Но, несмотря на всю их добрую волю, результаты были жалкие.
Упирающуюся Сперанцу втолкнули в церковь, повторяя на все лады: «Просто прелесть! Ты прекрасно выглядишь».