Сперанца
Шрифт:
Женщины в косынках и фартуках разобрали метлы и тряпки, привезенные из дому, а мужчины принялись выгружать из лодок пожитки, и через короткое время на полянке перед домом грудой лежали мешки, ящики, мебель, оплетенные бутыли, кошелки с курами и прочей живностью.
— А когда будет завтрак? — спросил веснущатый карапуз.
— Вот тебе на! Не успели приехать и уже есть захотел? — ответила ему мать, но тут же вынула из вместительной сумки хлеб и сало, нарезанные ломтями, и раздала их детям.
— Когда поедите, — сказала им Эмилия, — соберите в кучу хворост
Женщины сразу принялись наводить чистоту, а мужчины стали складывать такую же «грубу» на открытом воздухе, как те, на которых все хозяйки в долине кипятили белье, и убирать в кладовку позади дома вино и продукты.
Прежде всего в дом внесли уже послужившую Берто и Розе кровать, которую две женщины предварительно вычистили, не жалея керосина. Поставив ее посреди комнаты, на нее сразу же положили два тюфяка, только что набитых шуршащими листьями кукурузы. Сперанца вытащила из сундука грубые домотканные простыни из самодельной пеньковой пряжи и дырявые наволочки, на которых было вышито украшенное завитками пожелание: «Спокойного сна!» — подарок двоюродной сестры из Романьи.
— Когда будешь ложиться спать, — посоветовала ей одна женщина, — переворачивай подушки на другую сторону, а то у тебя к утру «спокойный сон» на лице отпечатается.
Сперанце захотелось посмотреть, как выглядит на постели стеганое одеяло, подаренное ей Надаленом и Эмилией — зеленое с одной стороны и ярко-желтое с золотистым отливом с другой. Все попробовали, до чего оно тяжелое, и единодушно признали, что под таким одеялом можно спать, не чувствуя холода, даже на снегу.
Сперанца тут же аккуратно сложила его и спрятала, а вместо него постелила белое с красным тканьевое одеяло, подаренное тетей Мартой.
— Тонкая вещь… Покупная! — заговорили женщины, щупая его и с восхищением разглядывая двух изображенных посредине могучих голубей, сцепившихся клювами.
Женщины начищали до блеска, обтирали, ставили на место каждый предмет и при этом всякий раз отходили к двери, чтобы полюбоваться эффектом.
— Подвинься, а то мне не видно…
— А вам, ребятишки, что здесь надо? Долго вы будете путаться под ногами? Ну-ка, убирайтесь! — орала Эмилия.
— Куда мы их поставим? — спрашивал с порога Надален, держа два новых соломенных стула — подарок бродячего столяра, который был другом Цвана.
Разумеется, и их внесли в ту комнату, где уже стояла кровать, — не пропадать же им было на кухне.
Когда затем был втащен тяжелый сосновый сундук и поставлен к стене, напротив кровати, а на него водружен подарок Ирмы — гипсовая дама в широкой роскошной юбке и в шляпе с перьями, — все опять отошли к порогу, чтобы полюбоваться общим видом.
Но на этот раз Эмилия, выпроводив всех, решительно закрыла дверь, чтобы не натоптали на полу.
— А теперь приведем в порядок кухню.
Но как раз в эту минуту подошел один мужчина и спросил, куда деть зерно, поскольку в кухне для него не было места, а в задней комнатушке имелись явные следы мышей. Общий вопль встретил это известие,
Сундук отодвинули в сторону, чтобы освободить место, и мешки с зерном торжественно водворились в комнате новобрачных.
Быть может, от них в ней не стало уютнее, но это никого не заботило. Главное было сохранить зерно.
И вот, наконец, Эмилия объявила, что пора перекусить.
Все собрались в кухне, рассевшись на скамейках, перевернутых ящиках и на припечке очага.
— У тебя прекрасный дом, Сперанца, — убежденно сказала Джулия.
— Да, дом хороший.
— Но мне бы было страшно здесь жить, — призналась Элена. — Так далеко ото всех, посреди болота… Почему вы не остались в Красном доме?
— Потому что я хочу, чтобы у меня был действительно свой дом, — с гордостью ответила Сперанца.
— Одну минутку… — сказал Надален, чуть не подавившись куском, и протянул к ней руки. — Одну минутку. Легко сказать — твой… Бревна да камень, может, и твои, но земля-то под домом чужая. Никто даже толком не знает, кто ее хозяин. Одни говорят — правительство, другие — синдикат… А почтальон толкует, что она относится к имению…
— Мне все равно, чья она, — перебила его Сперанца. — Таго справлялся, и ему сказали, что по истечении тридцати лет земля остается за владельцем дома. А хибарка здесь лет сто стоит, все это знают…
— Да, но она была меньше! Одну комнату вы теперь пристроили… И потом, представь себе, что приходит хозяин и говорит: «Хорошо. Земля под хибаркой твоя, но за дверь — ни ногой!» Что ты будешь делать? Станешь влетать и вылетать через окно?
— Ну, что это за разговоры? Неужели вам больше ничего в голову не приходит? — вмешалась одна женщина. — Можно подумать, что вы хотите накаркать беду!
Но Сперанца уже кричала, сверкая глазами:
— Никто мне прохода не закажет! Я возьму одну из них, — она указала на висевшие на стене двустволки, — и сама себе пробью дорогу!
— Успокойся, Сперанца, не придется тебе ни с кем воевать, — сказал отец Элены, макая в соль головку лука. — А вы, женщины, пустите-ка по кругу фляжку с этим добрым винцом и увидите, что даже у Надалена пропадут черные мысли…
Возобновился мирный разговор, и Сперанца вдруг воскликнула:
— Кто сказал, что я одинокая? Кто сказал, что у меня нет семьи? Один… два… три… двенадцать! Нас только здесь двенадцать человек, а еще нет Таго и некоторые остались дома… Не много найдется таких больших семей, как моя!
Она засмеялась, запрокинув голову, но внезапно нахлынувшее чувство переполнило ей сердце, и смех обратился в плач.
— Спасибо, — проговорила она сквозь слезы. — Вы были очень добры ко мне! Я этого никогда не забуду.
Все почувствовали себя неловко и стали наперебой отвечать, что тут не за что благодарить, что между соседями это вполне естественно, а многие между тем вытирали глаза или отворачивались к окну.
Надален, чтобы рассеять и развеселить Сперанцу, принялся расхваливать полученные ею подарки и начал со своего собственного: