Спитамен

Кариев Максуд

— Мы готовы выполнить любое твое повеление, Спитамен. И никто из нас не сомневался, что ты примешь именно такое решение.

Войско Спитамена покидало Мараканду через Восточные ворота. К нему примкнуло множество жителей города. Некоторые последовали вместе с семьями, погрузив женщин, детей, стариков на арбы. Они досыта нахлебались горя и не желали более оставаться под властью юнонов. Войско и обозы длинной вереницей следовали вдоль старой Пенджикентской дороги. А где-то слева по новой Пенджикентской, в верстах шести-семи, двигалось в направлении Мараканды войско Искандара. Поэтому то Датафарн, то сам Спитамен то и дело въезжали на холмы, которых вокруг было во множестве, и подолгу вглядывались в горизонт.

Когда Датафарн в очередной раз въехал на высокий бугор и стал обозревать даль, заслонившись рукой от солнца, Спитамен в самой позе его уловил тревогу.

— Видишь что-нибудь? —

окликнул его.

— Вижу!.. Кажется, они!..

Спитамен пришпорил коня и, тоже въехав на холм, остановился рядом с Датафарном. Солнце поднялось довольно высоко и било прямо в глаза. Наконец Спитамен разглядел стелющуюся над землей пыль, которую принял попервоначалу за марево. Пыль рыжими космами устремлялась к небу, напоминая гриву мчащейся лошади, и все приближалась. Вскоре впереди нее стали приметны черные точки. Словно просыпанные маковые зернышки. Это, вне всяких сомнений, были юноны. Они изрядно торопили коней. Гиппарх Каран получил приказ с десятью илами первым достигнуть Мараканды, обложить ее со всех сторон и дожидаться прибытия самого Александра с основным войском, не давая никому выйти за пределы городских стен, даже собакам и кошкам. Имея возможность отличиться и снискать расположение царя, Каран мчался, увлекая за собой войско, всю ночь, не позволив ни себе, ни воинам и кратковременного отдыха; гетайры охаживали усталых животных плетями, и когда те начинали хрипеть и спотыкаться, на ходу пересаживались на запасных коней. Каждый воображал себе, как он либо изловит Спитамена, либо убьет и удостоится царской награды…

Спитамен долго всматривался в горизонт, пытаясь определить хотя бы примерное число врагов. И только ли конников выслал вперед Искандар, или за ними следуют пешие педзэтайры?..

Внизу, у подножия холма, Спитамена поджидали предводители сотен. Они с беспокойством поглядывали в его сторону. Справа виднелся лес, в просветах между деревьями поблескивала река. Здесь, в пойме Политимета, немало мест, где еще не ступала человеческая нога. Деревья и кустарники там росли так густо, что кроны образовывали вверху плотный зеленый полог, сквозь который не проникали даже солнечные лучи. Нижние ветви тоже переплетались достаточно густо-настолько, что сквозь них невозможно было пробраться, не изорвав в клочья одежду, не исцарапав в кровь лицо и руки. Воины Спитамена, однако, научились пользоваться звериными тропами, а там, где впору было пролезть разве только лисе и дикобразу, саблями и топорами прорубали узкие просеки. Только им были известны эти пути — дороги сквозь тугаи. Вряд ли кто из чужаков, не знающих эти места, рискнет сунуться в дебри, в глубине которых раздаются хрюканье кабанов ростом с носорога, душераздирающий вой шакалов, сваливших оленя и устроивших кровавый пир, грозный рык тигра, от которого кровь стынет в жилах…

— Политимет всегда нам помогал… поможет и на сей раз, — сказал Спитамен Датафарну.

Тот кивнул.

Они съехали с холма. Сахибкироны обступили их, уже поняв, что юноны близко.

— Катан! — сказал Спитамен. — Уводи обоз поскорее вон за те холмы. Тебе и твоей сотне вверяю жизнь наших женщин и детей… А вы, друзья мои, — обратился он к остальным сахибкиронам после того, как Катан, настегивая коня, кинулся догонять обоз: — Ведите войско к Политимету. Достигнув поймы, сумейте уподобиться зверью, что живет в тугаях, чтобы вас не было ни видно, ни слышно. Вы это умеете делать, учить вас не надо. Да покровительствует вам сам Ахура — Мазда!..

— Мы поняли тебя, Спитамен!..

— Поняли!..

Сахибкироны помчались каждый к своей сотне.

А Спитамен и Датафарн с двумя сотнями самых отчаянных наездников вновь въехали на возвышенность и стояли на ней тесно, бок о бок, стремя к стремени, потрясая в воздухе копьями, крича, свистя и гикая, пока не были замечены юнонами. И как только те повернулись к ним лицом и развернули два черных крыла, способных с обеих сторон накрыть холм, согдийцев словно ветром сдуло. Каран, окрыленный мыслью, что царь из многих выделил именно его, чтобы послать впереди всех, стремительно взлетел на холм и совсем неподалеку увидел согдийцев, едущих рысью вдоль берега Политимета. Они то исчезали в зарослях, то вновь появлялись, и не просто было определить, сколько их. Как бы они вовсе не скрылись с глаз!.. Каран поднял руку, подавая гетайрам сигнал, чтобы не отставали, и пустился вдогонку за отрядом пугливых согдийцев, решивших избежать стычки. Заметив, что их преследуют, они пришпорили коней, держась еще ближе к реке. Из-под копыт их коней летели ошметки грязи. Каран не сразу заметил, что берег тут болотистый и кони тяжеловооруженных гетайров увязали по щиколотку; самоуверенные юноны, не придав этому значения,

продолжали горячить коней хлыстами…

Спитамен умел осуществлять задуманное и хорошо знал, что делает. Держа юнонов на расстоянии трех полетов стрелы, он спешил к тому месту, где река раздваивалась, обтекая продолговатый островок, вытянутый, как большая рыбина, заросший высокой травой и жидким низкорослым кустарником. По эту сторону русло неглубокое, по брюхо лошади, а дно песчаное, копыта упирались в него надежно и пересечь в этом месте поток было несложно, несмотря на бурное течение. Зато по другую сторону острова русло, скрытое от глаз непосвященного кустарником, было в несколько раз шире и глубже, скорость воды была бешеная, от этого образовывались воронки, с шумом всасывающие воздух, вскидывались волны, с которых ветер срывал белопенные гребни, а дно там было в камнях, покрытых илом, обкатанных и осклизлых. В этом месте пересечь Политимет верхом мог отважиться лишь тот, кто знал все это и был готов к неожиданностям.

Кони бросились в поток, подняв мириады брызг, в которых сразу заиграла радуга, и вынеслись на остров. Хомук, отважный предводитель массагетов, скакал рядом со Спитаменом, оборачиваясь к нему, ожидая сигнала. С ним было заранее обговорено, что он должен делать. И как только Спитамен, махнув рукой, крикнул: «Удачи тебе, Хомук!..» — он круто повернул коня вправо и с десятком воинов помчался к верхней оконечности острова, чтобы там переправиться через широкий рукав Политимета на противоположный берег. А Спитамен повернул влево, уводя за собой войско, и как только тугаи скрыли их от глаз приближающихся юнонов, он вновь пересек узкое русло, но в обратную сторону, и войско исчезло в зарослях…

Юноны на полном скаку влетели в реку, и вода закипела, точно в нее влилась лава. Выскочив на остров и достигнув его середины, они вдруг увидели второй рукав Политимета, по поверхности которого бежала, слепя глаза, рябь. Каран осадил было коня, но заметив выбирающихся на противоположный берег с десяток всадников и издав торжествующий клич, огрел коня плеткой. Не сомневаясь, что переправа здесь столь же легкая, юноны загнали упирающихся коней в воду. Поток подхватил их, понес. Тяжелое вооружение тянуло ко дну. То в одном, то в другом месте разверзались воронки, как пасти чудовищ…

Каран смекнул, что обманут, повернул коня обратно, истошно крича: «Стойте!.. Стойте!.. Назад!..» Однако в шуме его голоса почти не было слышно, задние напирали на передних, торопя, предвкушая горячую схватку с трусливо бегущими варварами. Но те, кто уже находился в воде, поворачивали обратно, не достигнув и середины реки. На остров вернулись вплавь несколько всадников без коней, и выскочило несколько коней без всадников. Рядом с Караном раскрылась пасть воронки, его крутануло вместе с конем, и он, не успев даже сделать вдоха, исчез в темном чреве реки. Его переворачивало и било о камни, он задыхался и уже прощался с белым светом, как вдруг над головой просветлело — его выбросило потоком на мель неподалеку от берега. С трудом поднявшись на ноги, он оглядел поверхность реки: коня нигде не было видно. Каран понял: надо немедленно уходить с этого гиблого места. Он выбрался на остров, поймал оставшегося без хозяина коня. И как только оказался в седле, к нему вновь вернулось самообладание. «Назад! На тот берег!..» — крикнул он, показав рукой в ту сторону, откуда они примчались. И вдруг увидел там стоящих плотной стеной конных согдийцев. Его словно обдали кипятком, в голове мелькнула мысль: «Конец!..» Несколько минут назад, уносимый потоком, он думал так же. «О Зевс, помоги подданному сына твоего!..» Согдийцы подняли луки и стали стрелять, целясь спокойно, неторопливо… Да, это была самая настоящая западня, в которую их заманил проклятый Спитамен. Один за другим падали с коней пронзенные стрелами македоняне, остальные заметались по острову, но укрыться им было негде. Лишившиеся коней в ужасе бегали взад-вперед, побросав оружие и моля о пощаде, но стреляющие не понимали их языка; и обреченным было видно, как в них целятся, как переговариваются, выбирая себе жертву. Расстояние было небольшое, и редко кто промахивался. Попав в цель, они издавали торжествующий вопль и извлекали следующую стрелу…

Несколько раз юноны делали попытку преодолеть проток стремительным броском и навязать рукопашный бой, но падали с коней, пронзенные стрелами, вода, обагренная кровью, уносила их тела… Отчаявшись, они не раз и не два пытались переправиться вплавь, надеясь спастись на противоположном берегу, но и оттуда в них летели стрелы, жужжа опереньем, словно шмели…

Более часа длилась эта расправа. Ни один юнон не остался в живых. Когда свалился с коня последний из них, Спитамен вложил лук в колчан, утер со лба пот и, окинув взглядом усеянный трупами остров, сказал: