Спитамен
Шрифт:
Спитамен пальцами загасил ватный фитиль в глиняной плошке. Сел на подстилку и велел Шердору сесть рядом. Одатида расстелила перед ними дастархан, принесла в кувшине кумран [46] и, налив в большие касы, подала сначала мужу, потом гостю. Затем поставила два блюда, одно с ломтиками пишлака — пресного сыра из овечьего молока, второе — с кусками холодного мяса.
Муж велел ей отодвинуть полог, загораживающий вход. Это означало, что в юрту может войти всякий, кто пожелает. А дожидавшихся прибытия Спитамена в аиле было немало. Не прошло и получаса, как один за другим стали
46
Кумран — перебродивший кумыс, разбавленный молоком.
Затем Спитамен велел привести пленного.
Юнона привели, поставили посреди юрты на колени.
— Ну?.. Как зовут тебя? Откуда путь держишь? Что ищешь в чужом для тебя краю?
Пленник медленно поднял голову, оглядел из-под рыжих бровей Спитамена. Однако молчал.
— Ты меня не понял?.. А вчера мне показалось, ты толкуешь по-согдийски…
— Не хуже твоего. Но мне не о чем с тобой говорить, варвар, вы ничего от меня не услышите, — произнес негромко пленник.
Спитамен сжал до хруста кулак и, постукивая им о колено, усмехнулся:
— Ты слишком самонадеян, юнон. Что-то услышать мы всегда сможем: скажем, твой стон или, по крайней мере, хруст ломаемых костей. Однако членораздельная речь для нашего слуха более приятна. Кто были твои спутники?
— О мертвых не говорят плохо, да будет им пухом земля. Хорошие были люди.
— Лишь родная земля может стать пухом. А они лазутчики. И гнить им в чужой земле.
— Они выполняли долг.
— Перед кем? — со злой усмешкой спросил Спитамен, растягивая слова.
— Перед родиной и сыном Зевса.
— Где твоя родина, а где Согдиана… Что делить нам?
— Наша родина там, куда ступает наша нога. Так сказал великий Александр. Скоро весь мир, по воле Зевса, будет принадлежать ему. Так хочет Александр. И нет в мире сил, способных ему воспрепятствовать.
Пленный говорил быстро и громко, глядя в упор на Спитамена, уверенный в правдивости своих слов, а появившийся в его глазах блеск свидетельствовал, что он почтет за счастье умереть за своего царя. «Твоя сила, Двурогий, в таких вот фанатично преданных тебе воинах, — подумал Спитамен. — И слабость твоя — в них же… Когда они перестанут верить в твое божественное происхождение и ты превратишься для них в простого смертного, ты лишишься той силы, с помощью которой сокрушил непобедимого Дариявуша…»
— Назови свое имя, юнон.
— Какая тебе разница? Ты же не страж у врат рая, чтобы дознаваться, кто есть кто и взвешивать на весах грехи и добродетели.
— Мы взвесим их здесь, в этой юрте. И решим, как с тобой поступить. Нам известно, что Двурогий Искандар давно обратил взор в нашу сторону. Известно ли тебе, когда он намерен испробовать острие своего копья о наши пашни?..
— Мне известно только, что, отомстив Дариявушу за те унижения, которые терпела от него наша страна, он повернет обратно. Так он сказал
— Тогда почему ты и тебе подобные шныряете по нашей земле?
— Люди чужой страны нередко приходят и с добрыми намерениями: ознакомиться с местными обычаями, порядками и завязать торговые отношения…
— В таком случае не приходят украдкой, согласись, юнон. Лучше скажи, сколько у Искандара всадников и пеших воинов? И чем они вооружены?
— Войска у него достаточно, чтобы завоевать мир, а оружие достойно его храбрых воинов.
— Миром владеет единственное божество — Солнце. Не хочешь ли ты сказать, что твой Двурогий царь могущественнее Митры? — спросил Спитамен, с трудом сдерживая гнев.
— Я этого не сказал. Но не забывай, он — сын Зевса!
— Ложь! — воскликнул Спитамен, вскакивая с места, кувшин опрокинулся, и из него с бульканьем пролился кумран. — Это ложь!.. Мы Солнце именуем Митрой, а вы Зевсом, но суть от этого не меняется. Солнце несет людям жизнь и радость. А твой царь вокруг себя сеет смерть, проливает реки крови. От благородного отца не может родиться злодей!..
— И Солнце не всем светит одинаково, — возразил пленный. — Где-то купаются в его благодатных лучах, пышно цветут и благоухают прекрасные сады, цветники, а где-то его огненные лучи испепеляют и последнюю травинку…
— Ничего, мы не трава, которую можно скосить под корень… Мы и без тебя хорошо осведомлены о том, сколько у Двурогого войска и какое у него оружие. И мы не боимся его…
Пленный громко захохотал, запрокинув голову и широко разевая рот, хотя глаза его оставались свинцово-холодными и внимательно следили за выражением лица и жестами предводителя незнакомого ему племени. Нахмурив брови, он сказал:
— Поначалу все так говорят. Ты повторил лишь слова царя персов Дариявуша, который сейчас избегает открытого сражения с Александром, как трусливый шакал. Когда его воины видят блеск меча сына Зевса, то кидаются врассыпную, и каждый думает только о том, как бы спастись…
— Среди моих воинов таких нет, — уверенно проговорил Спитамен, усаживаясь на место.
— Я твоих воинов не знаю. Но если только Александр переправится через Окс [47] …
При этих словах Спитамен вздрогнул и устремил пронизывающий взгляд на говорящего. Поняв, что проговорился, тот продолжал:
— Если решит вдруг переправиться через Окс, то ты увидишь сам, как многие предводители живущих в Междуречье [48] племен направят копья друг в друга…
47
Окс — древнее название Амударьи.
48
Междуречье — территория между Сырдарьей и Амударьей.
— Согласен, среди нас есть такие, — грустно проговорил Спитамен, кивнув.
— И немало, Спитамен! Поверь, я знаю, что говорю.
— Ого, да ты, вижу, знаешь и меня?
— А кто тебя не знает?.. Я готов принять смерть от тебя, но выслушай. Не противься Александру, он очень силен. Когда ему трудно, ему помогает сам Зевс. Как бы отважен ты ни был, он в конце концов тебя одолеет… Если ты согласишься ему служить, он тебя возвеличит и сделает правителем. Такие, как ты, у него на высоком счету…