Спитамен
Шрифт:
— Если хочешь завладеть им, вспори мне живот!..
Зохид опешил.
— Ты его… проглотил?
— О — ох… я слышал, о чем вы там толковали… О — ох!.. Теперь заполучить этот перстень, не имеющий себе цены, вы сможете, если только вспорете мне живот. О — ох…
За спиной послышались шаги бегущего Танука. Он обеими руками держал кувшин, из которого выплескивалась вода. Опустившись на колени, он хотел было поднести горлышко сосуда к губам измученного Бесса, но напарник со всей силой отпихнул
— Не заслужил он такой чести! Он попросту дурачит нас! Спрятал куда-то перстень и делает вид, что проглотил. Ну-ка, обыщи его как следует!
Танук поставил кувшин на пол и принялся торопливо обшаривать лежащего, не пропустил на его одежде ни одной складки, переворачивая стонущего Бесса с боку на бок. Обернувшись к Зохиду, развел руками.
— Раздень его донага, придурок!
Танук поступил, как было велено. Снятую с узника одежду трясли, ощупывали каждый шов, каждую складку, не обращая внимания на проклятия, которые Бесс обрушивал на них, стуча от холода зубами. Похоже было, что толстяк и в самом деле проглотил перстень.
— Где спрятал? — Зохид снова пнул Бесса в бок.
— Сюда… сюда… — похлопывал тот себя по голому волосатому животу. — Можете взять, мне не жалко… Табуны лошадей, несколько неприступных замков здесь… в моем животе. Вы слышите?.. Сможете купить себе красивых наложниц…
В жадных глазах Зохида полыхнул огонь, и он выдернул из ножен кинжал:
— Я сейчас вспорю ему брюхо!..
Однако Танук встал между ним и узником, отпихивая напарника.
— Если бы его приговорили к смерти, Спитамен обошелся бы и без твоей услуги.
— Спитамену не было известно, что у него в желудке перстень, на который можно построить несколько неприступных замков!..
Танук посмотрел на видневшийся в проем двери клок неба, начавшего уже светлеть.
— С часу на час прибудут люди Искандара. Что мы им скажем?
— Заберут его труп.
— Тогда они вряд ли и нас с тобой оставят в живых.
— Возьмем перстень и скроемся.
— Спитамен велел дожидаться посыльных Искандара, ослушаться его мы не можем.
Зохид в гневе ударил Танука в грудь кулаком, в котором сжимал кинжал.
— Отойди прочь, придурок! Сам Ахура — Мазда ниспослал мне возможность стать богачом. На такую щедрость его можно рассчитывать раз в жизни…
Танук, не сводя с него гневных глаз, медленно вынул кинжал.
Неизвестно, чем бы закончилась их ссора, если б не донесся в этот момент издалека топот копыт. И скакал не один всадник, а их было множество. На окраине селения залились лаем собаки.
Зохид подхватил с полу копье и припустился наверх, споткнулся о ступени и едва не растянулся.
По главной улице кишлака с гиканьем неслись всадники. Вылетев за околицу, они свернули
От группы всадников отделился один и, выехав вперед, сказал по-персидски, указав рукой на предводителя, под которым конь так и гарцевал, скаля зубы и вскидываясь на дыбы:
— Это Птолемей, сахибкирон Искандара Великого. Он прибыл за Бессом.
Зохид и Танук, наслышанные об этом знаменитом военачальнике македонского царя, закивали, с любопытством его разглядывая, и расступились в разные стороны, опустив копья, что означало: путь к зиндану свободен, и они могут забрать своего пленника.
Птолемей со сверкающими глазами что-то громко сказал толмачу, и тот перевел:
— Один из ближайших друзей царя знаменитый Птолемей хочет говорить со Спитаменом.
— Спитамен еще вчера вечером куда-то уехал, — сказал Зохид. — Он сейчас далеко…
Птолемей был явно раздосадован.
— Где он?
— Об этом никто не ведает. Разве лишь степной ветер…
— А Бесс? — грозно спросил Птолемей.
— Он там, — кивнул Зохид на темнеющую внизу распахнутую дверь.
— Ну, так ведите его, чего же вы медлите?!
— Я бы предпочел передать его из рук в руки самому Искандару. Быть может, получил бы от него награду за верную службу. Говорят, он у вас щедрый, в отличие от своих полководцев, — сказал Зохид.
Птолемей, поддав пятками коню, подъехал ближе. Наклонясь с седла, оглядел стражника, на всякий случай взявшего на изготовку копье, и, усмехнувшись, сказал:
— Из уважения к твоим сединам прощаю столь вызывающий тон. Я послан самим Александром! Веди к пленнику!
Он слез с коня и передал повод толмачу.
Зохид сделал ему знак следовать за ним и стал спускаться по ступенькам. Танук остался и с любопытством изучал воинов Искандара. «Люди как люди, — думал он. — Только большинство из них светловолосы, голубоглазы… И разговаривают на непонятном языке. Что их вынудило прийти в такую даль из Македонии? Не лучше ли было работать в своем саду и тешиться по ночам с женой, приумножая число наследников?..»
Птолемей, пригнувшись в дверях, вступил вслед за стражником в зиндан. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел распростертое на полу тело и разбросанные вокруг клочья царской одежды.