Спитамен
Шрифт:
Пока в голове Бабаха проносились эти мысли, он не мог оторвать взгляда от этой женщины. Она зябко повела плечами. Он усмехнулся и проговорил:
— А я за жену Спитамена принимал другую женщину…
Одатида, собравшаяся уже, взяв за руку сына, уходить, резко обернулась:
— Что ты хочешь сказать, раб? Я волею Нахид связана с ним супружескими узами! Что означают твои двусмысленные слова?
— Не обманываешься ли ты, полагаясь на Нахид?.. Богиня Любви свела его совсем с другой!.. — Бабах вскинул руки кверху и, закатив глаза, взмолился: — О, всемогущая Нахид, дарящая нам радость, засвидетельствуй, что я не лгу!..
Сверток
— В кого метишь ты своим ядом?..
— Ведь уже давным-давно всем известно, что Спитамен и дочь Оксиарта Равшанак без памяти влюблены друг в друга! О, несчастная женщина, а ты об этом не ведала по сей день?
— Неправда! — закричала Одатида. — Мой муж с дружиной отправился к Оксу, через который пускают свои стрелы нечестивцы Искандара!
— Ха-ха-ха-ха!.. — деланно захохотал Бабах. — Искандар давным-давно по эту сторону Окса. А Спитамен расположился со своей дружиной в замке Оксиарта, где взгляд его ежечасно ласкает своим появлением прекрасная Равшанак!
— У тебя черное сердце, жалкий раб! Убирайся отсюда скорее! А то я позову слуг, и они поколотят тебя!
— Воля твоя, красавица. Если лгу, то пусть меня покарает Создатель, пусть у меня отнимется язык и ослепнут глаза!..
— Скажи, почему ты так ненавидишь Спитамена? — еле слышно спросила Одатида, ее губы вдруг задрожали, и она всхлипнула. — Зачем ему еще кто-то, если я для него во всем мире самая красивая? Ведь он сам выбрал меня…
— О женщина!.. — снова рассмеялся Бабах. — Когда он тебя выбрал, Равшанак была еще ребенком. А сейчас она в расцвете. Ни в Согдиане, ни в другой какой стране нет другой такой красавицы, поверь мне, повидавшему мир и множество женщин…
— Откуда тебе, простому рабу, знать о том, о чем может ведать только Нахид?.. Она повенчала нас, меня и Спанту…
— Откуда мне известно?.. — усмехнулся Бабах. — Я служу у Оксиарта, который доводится красоточке той отцом. Вон те тюки с дорогим товаром, сгружая которые с десяти верблюдов я запарился и свалился с ног, принадлежат ему, досточтимому Оксиарту. Он поручил мне отправиться с этими купцами в Чинмочин и продать все с выгодой. Оттуда я привезу шелк и фарфоровую посуду, каких нигде в другом месте нету. А как ты считаешь сама, доверил бы все это Оксиарт бесчестному, способному лгать человеку?..
Но Одатида его уже не слушала, держа сына за руку, она быстро направилась в сторону селения.
Караванбаши, ничего не понимая, строго поглядел на Бабаха:
— Что ты ей такое сказал? — спросил он по-арабски.
— Я знавал ее мужа. Она спросила про него, я ответил. И все… — сказал Бабах, пожимая круглыми плечами.
Караванбаши позвал одного из слуг, велел догнать женщину и вручить оброненный ею сверток.
Одатида и сама не помнит, как добралась до хижины. «Откуда только взялся этот низкий человек?.. — думала она, прижав ладонь к пылающему лицу. — Живут же некоторые лишь для того, чтобы сеять тревогу и боль в сердцах других. Ну, ничего, если в прозрачный родник бросить камень, вода тоже взбаламутится, но, когда песок осядет, она вновь сделается прозрачной. А сердце… О родник мой неугомонный, успокойся, — прижала Одатида руку к груди. — Это недруг Спанты кинул в тебя камень.
— И я хочу, — попросил Рамтиш. — И мне налей…
Одатида молча осушила еще одну чашу и после этого налила на донышко и подала сыну. Мальчик приник губами к краю чаши, держа ее обеими руками, пил медленно, то и дело переводя дух; когда он отрывался от чаши, по углам рта оставались две белые узкие полоски, похожие на смешно торчащие кверху усики. Она улыбнулась и порывисто прижала к груди сына.
— Мама, почему ты плачешь?
— Разве я плачу?
— У тебя по щекам катятся слезы.
— Неужели?.. Наверное, в глаза попал песок, — она вынула из-за рукава платок и вытерла лицо. — Сбегай, позови Антика!
Мальчик выбежал из хижины.
Ей вдруг пришло в голову схватить коварного толмача, посадить в зиндан и держать там до возвращения Спанты. Сейчас придет телохранитель, и она прикажет… Но тут же родились сомнения и стали прогонять из головы отчаянные мысли. Снова возник перед глазами ухмыляющийся тощий и сутулый пришелец. Не унизительно ли Спанте числить такого даже среди своих врагов? Увидев его, он лишь рассмеется. А Одатида ему скажет: «Милый Спанта, не забывай: скорпион тоже мал, а жалит насмерть».
— Ну, где же Антик, почему не идет?
Она принялась ходить по мягкому войлоку взад-вперед, то нервно сцепляя пальцы, то прижимая руки к щекам. За стеной послышались торопливые шаги, отодвинув полог, пригнув голову, чтобы не задеть притолоку, в комнату вошел Антик, одетый, как простой дехканин, но под халатом у него, она знала, всегда был спрятан огромный кинжал, с которым он, наверное, не расставался даже во сне. Одатида звала Антика очень редко. Вот он стоит перед ней и ждет приказаний.
— Звали, бекам [62] ?
— Да… Вот что, Антик… Вон там, за тем холмом, возле ключа, остановился караван… — Одатида умолкла, рассеянно глядя перед собой, словно гадая, договаривать или нет. — Там купцы…
— Я знаю, бекам. Давно по нашим дорогам не ходили караваны. Для жителей кишлака прибытие купцов — настоящий праздник. Стар и мал, все там. Может, и не собираются ничего покупать, а все равно прицениваются, — улыбнулся Антик, преданно глядя на госпожу.
62
Бекам — моя госпожа.
— Там толмач один… Странный какой-то…
Антик уже заметил, что его госпожа чем-то расстроена.
— Он был недостаточно почтителен с вами, бекам? — быстро спросил Антик, нахмурив брови, и машинально провел рукой по халату, проверяя, на месте ли кинжал. — Всего через несколько минут он будет перед вами на коленях просить прощения!..
— Ах, да ладно, не стоит… Ступай, Антик! — махнула Одатида рукой, словно стряхивая с нее капли воды. — Занимайся своими делами.
— Дел много всяких, бекам. Но главное — служить вам так, чтобы и волос не упал с вашей головы, а песчинка, попав в ваши глаза, не вызвала слез. Прикажите, бекам, я все исполню!