Спорим на разбитое сердце?
Шрифт:
— Ты? — Элинор смеется, — быть такого не может!
— Вот увидишь, что так и будет. Не веришь мне?
— Неа. Если я узнаю, что это ты, то ни за что не влюблюсь, так и знай!
— Ну ты и глупая, Булка, — Огастус улыбается и ложится рядом с Элинор, тайком поглядывая на нее. — И милая.
Элинор делает вид, что спит, но сама едва сдерживается, чтобы не выдать улыбку.
Утро. Снова суета. Тетя просит Элинор собираться быстрее, потому что они проспали. Огастус помогает девочке сложить чемодан и провожает ее тоскливым взглядом до двери.
Они
— Было весело провести с тобой Рождество, — прощается он, и Элинор становится невыносимо грустно. Она так быстро успела привязаться к этому мальчику, любящему сырое тесто.
— И мне, — отвечает она, в надежде на какое-нибудь чудо: пусть задержат рейсы или тетя увидит, как она сдружилась с Огастусом и позволит остаться с ним еще на несколько дней.
— Погоди, не уезжай, — просит мальчик, убегает и быстро возвращается с листиком бумаги и ручкой. — Пиши.
— Что? — удивленно интересуется Элинор.
— Свой адрес. Я найду тебя в восемнадцать лет, чтобы доказать, что ты влюбишься в меня.
Элинор ворчит «дурак» себе под нос, но все-таки аккуратно выводит каждую букву и цифру, затем протягивает листок мальчику. Он берет его бережно, словно ценный документ, на прощание улыбается и машет рукой.
Элинор запомнила эти беспорядочно спутанные волосы, забавные веснушки, большие очки и милые ямочки на щеках тогда еще мальчика, который махал ей с порога французского дома в декабре 2011-го года.
Она думает, что однажды они обязательно встретятся. Она назовет его дураком и влюбится во что бы то ни стало.
Глава IX
За несколько мгновений в голове Элинор пронеслись десятки картин, запахов, звуков и лиц, отдавши в сердце необычным чувством, смешанным с тоской и облегчением, словно она вспомнила какую-то болезненную, но очень важную частицу жизни после долгих лет амнезии.
Рука, держащая лист, дрогнула и ослабела; сама Элинор почувствовала упадок сил, разделившись на два мира. Она рисовала лицо Огастуса в голове, по памяти выверчивала каждый завиток его спутанных волос и мягкие милые точки на лице — веснушки, разбросанные по щекам и носу задорной стайкой; представляла оправу очков, за которыми скрывались его веселые детские глаза — она тщательно выводила портрет, сопоставляя его с лицом Августа, изменившимся так сильно, что девушка никогда бы не вспомнила о нем, не найдя эту судьбоносную записку.
— Как же так? — взгляд забегал по постаревшему парижскому листу и ни на секунду не отрывался от него.
Ее мысли и голос путались, и только шаги, приближавшие к двери, вернули Элинор в реальность. Она торопливо вложила лист в рамку и поставила ее на полку книжного шкафа. Боясь стать замеченной, девушка отскочила от него с бешеным стуком сердца и упала спиной на мягкую кровать.
Элинор настойчиво продолжала не принимать тот факт, что Огастус — это и есть Август. «Разве может такой милый мальчик стать… им?», — размышляла она, отрицательно мотая головой в ответ на собственный риторический
В комнату проникнул теплый поток нового воздуха и осколок света коридорной лампы — это Август бесшумно открыл дверь и вошел, сначала не обратив внимания на девушку, которая пронизывала натяжной потолок серьёзным взглядом. Она неспешно привстала на локтях, осмотрела безучастным взглядом полуголого парня и молча всматривалась в его лицо, что оказалось не так просто в полуосвещенном помещении.
— Что ты забыла в моей комнате? — Август был рассержен, но получив равнодушное «уже не помню», его кольнула рассеяность, и она же на пару мгновений заставила приоткрыть рот. — Уходи.
Элинор очнулась то ли от анализа, то ли от воспоминаний, еще раз торопливо оглядела друга детства, а на нем, оказывается, было только полотенце, так ненадежно державшееся на бедрах!
— Ой-ой, — девушка спешно слезла с кровати, прикрыла глаза ладонью и проскользнула в уголок комнаты, как напуганная мышка. — А, постой!
Она вдруг вспомнила, что искала.
— Мне нужно одеяло. Точно, именно за ним я пришла.
— Черт, Элинор, ну серьезно, — он раздражённо потер лоб, — оно есть в твоей комнате.
— Нет! — девушка неловко кашлянула, прошла дальше к выходу, — то есть. да, но…
— Но?
— Оно слишком горячее… гхм, — Элинор прикусила язык, посмотрев на торс парня, — из-за него ночью будет слишком жарко… ну, одеяло, оно зимнее, понимаешь?
Август едва сдерживался, чтобы не засмеяться, Элинор — чтобы не покраснеть еще сильнее.
— Подойди и возьми.
Невидимое кольцо растерянности и стеснения сомкнулось на шеи девушки.
— К-кого? — подняв брови, уточнила она.
— Одеяло, Элинор, — Август сверкнул взглядом в сторону комода. — Там, на нижней полке.
Трудно было представить, как хотелось ей провалиться под землю от стыда, когда она, доставая это злосчастное летнее оделяло, чувствовала насмешливый взгляд и тень самоуверенной улыбки на своей спине. «Одна надежда — алкогольное утреннее забвение», — мысленно заключила девушка, тихо пробубнив «спасибо» на пороге.
«Итак», — подумала она, как только оказалась в кровати, тем самым хотела подвести черту всего, что случилось за весь день, но мысли никак не собирались в одну картину, словно пазлы от разных изображений. От всех этих «итогов» стало тошнить еще сильнее, и Элинор уже думала не о том, как переварить факт, что Август — это тот самый Огастус, а как переварить алкоголь, мучающий ее рассудок и тело. Она все-таки заснула, но ненадолго.
Раньше ей не было настолько плохо от спиртного, и она бы никогда не стала покидать уютную постель в страхе вырвать прямо на нее, однако в этот раз все было совсем наоборот. Ноги понесли девушки в ванную комнату и уложили прямо у туалета. Ее вырвало, но все, о чем тогда думала Элинор — это «хоть бы Август об этом не узнал!».
Напрасно, потому что девушка вела себя слишком громко для спящего человека — парень настороженно постучался в дверь ванной комнаты, и, прислонившись к ней, спросил: