Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
Никто ударяться в обсуждение проблемы четырех кавалеристов не стал. Елена все же настырно уточнила:
— Это опасно?
Соратники опять-таки дружно посмотрели на нее с недоумением, будто лекарка призналась, что не знает, как правильно держать ложку. В конце концов Гамилла пояснила, мягко и доброжелательно, словно чуть-чуть душевнобольному:
— Четыре одоспешенных всадника и двадцать пехотинцев разнесут любую деревню, сколько бы там мужичья за вилы не взялось. Сладить с такой силой может разве что дружина местного
Елена вздохнула, осмысляя новое знание. Женщина уже поняла, что закованные в сталь жандармы на свирепых дестрие представляют собой исчезающе малую часть военного сословия Ойкумены. Хорошо если таковых наберется несколько тысяч на весь континент. Однако Елене до сих пор в голову не приходило, что до появления огнестрельного уравнителя вооруженный человек на коне сам по себе являлся ужасной силой. Здесь было над чем поразмыслить…
— Сколько? — спросила меж тем Гамилла, явно имея в виду не численность.
— Кто знает? — вновь пожал плечами рыцарь. — Я бы на их месте особо не спешил.
— Правда?
— А куда торопиться? — неприятно, криво ухмыльнулся Бьярн, и Елену аж передернуло. Если так выглядел бандит на пути искупления грехов, то на кого же был похож в свое время бандит отъявленный, еще не раскаявшийся?..
— Я бы не спешил, — сказал искупитель. — Хороший грабеж — дело основательное, оно требует обстоятельности, а спешку не любит.
— До завтрашнего рассвета они, — Марьядек указал на баб с корзинами, мужиков с мешками. — Растащат все добро. Зерно в ямы. Животину в лес. И сами уйдут, переждут напасть.
Словно в иллюстрацию его слов мимо провели тощую корову с выпирающими сквозь шкуру позвонками. Животное подгоняли две девчонки с хворостиной, одна, не скрываясь, плакала и упрашивала «Тяпку» шагать быстрее.
— Не поможет, — качнул головой Бьярн.
Кадфаль вздохнул и через силу повторил жест рыцаря, только в другую сторону, зеркальным отражением Бьярна. Объяснил, кажется специально для Елены:
— Дома, амбары. Лесопилка. Прочие постройки. Имущество в домах. Все это пустят по ветру с дымом. Даже если удастся сохранить животину и зерно, зима близко. Где жить, держать скотину? Это смерть. Ну… или всем обществом идти на поклон к соседям. Или господину какому. Чтобы он позволил где-нибудь обосноваться, перебедовать до тепла. Только…
Кадфаль вновь тяжело вздохнул и умолк.
— Только что? — не отставала Елена.
— Отдать придется все, — прогудел крестьянин-искупитель. — Вообще все. И на цельную деревню места не хватит. Всяко. Так что пригреют семьи с крепкими мужиками, здоровыми бабами, девками, мальчишками. Теми, кто здоров, молод, способен хорошо, много работать. Или хотя бы знает ремесло. А прочие не нужны. Слишком старые, слишком юные, больные… Эти зиму не переживут.
Кадфаль красноречиво глянул на Елену, в его взоре отчетливо читалось «ну теперь то поняла?». Женщина
— Интересно девки пляшут, — сказал Марьядек. — У нас все попроще. Пашен то нет почти, сплошные овцы. Тогда что, будут откупаться?
— Не поможет, — вновь ухмыльнулся Бьярн. — «Живодеры» не местные и никому не служат. Им эта земля чужая, портить отношения ни с кем не забоятся. Эти частью не удовольствуются, они заберут все. А деревню все равно сожгут.
— Зачем? — как это уже случалось не раз, Елена сначала задала вопрос, а затем поняла его наивную глупость.
— Потому что весело, — исчерпывающе ответил рыцарь, поправив меч на плече. — Ты когда-нибудь видела, как в сумерках горят крестьянские дома?
— Нет.
Елена неожиданно почувствовала, как желчная горечь подступила к основанию языка, так что пришлось сглатывать рвотный позыв.
— Очень красиво, — вымолвил Бьярн, глядя куда-то вдаль затуманенным взором, будто уйдя вглубь воспоминаний. — А поле горит еще красивее. Перед жатвой, когда стебли и листья уже высохли. Особенно когда нет луны, и ветер дует, колышет стебли. Кажется, что пылает неспокойное море.
Кадфаль стиснул зубы до скрипа, руки его сами собой сжались на дубине.
— Красиво, — повторил Бьярн и кивнул, будто вернувшись из далекой страны грез и воспоминаний. — Если не думать о том, каково будет выживать на пепелище тем, кому повезло выжить. Или не повезло.
Кадфаль со свистом выдохнул и разжал пальцы на полированном дереве. Кажется, искупитель был в шаге от того, чтобы проломить (или попытаться хотя бы) череп раскаявшемуся бетьяру. Но сдержался.
— Ты однажды задумался? — неожиданно спросил Гаваль, который сидел так скромно и тихо, что про него все забыли (в очередной раз).
Зная нрав и склочный характер Бьярна тут можно было ждать чего угодно, начиная с оплеухи. Однако рыцарь с неожиданным спокойствием вымолвил:
— Нет. Мой путь был иным.
Он машинально провел кончиками пальцев по толстым шрамам на лице и умолк, всем видом показывая, что дальше ничего рассказывать о себе не намерен.
— Так сколько времени нужно? — вернулась к прерванной теме Гамилла. — Чтобы дойти сюда.
Вместо ответа Бьярн дернул резаной щекой и в свою очередь спросил у Кадфаля:
— Известно, как далеко накрыли соляных воров?
— Они ничего не воровали, — огрызнулся бывший крестьянин и уже спокойнее припомнил. — Место не называли. Девочка упоминала, что нападение случилось на восходе.
— Угу… — Бьярн задумался, шевеля пальцами свободной руки. — А мы ее встретили ближе к закату. Мул скачет не быстро, но долго. Животное не было ранено, поклажа легкая. За день полный переход вполне пройти мог, а при удаче и полтора.
Елена перевела в уме расстояния, получилось километров тридцать, но с огромной погрешностью, могло быть и двадцать, и все пятьдесят.