Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
— Но меня там нет, — как ни в чем не бывало, продолжил искупитель. — И если мудаки добычу хорошую взяли прежде… и за тыном стоят крепкие люди, да еще видно, что защитники биться готовы насмерть… тут даже не командир будет решать, а собрание. Рискнуть или ну его к чертям, лучше профит и добрую забаву поискать дальше? Может быть, и шапку по кругу пустят, чтобы туда черепки бросали. С пометками углем.
— То есть шансы отсидеться имеют место быть… — задумчиво проговорила Хель, поглаживая гладкий острый подбородок, словно у женщины имелась борода.
— Или так, или этак, — согласился Бьярн, поправляя свой меч, который положил на скамью в
Седой обвел долгим взглядом всех, и своих, и чужих, с высоты громадного для обычного мужика роста.
— Только надо сразу понимать, — прогудел он, срываясь время от времени на болезненный хрип в глотке. — Если они решат все же взять свое, то лапти назад сворачивать будет поздно. От всадников не убежать. Тут уж как в настоящем бою, резня пойдет без «дурачков и кулачков». И обе стороны кровью умоются по самые уши. Так что, коль железо воздуха понюхает, либо мы их расхерачим вдребезги… либо никто отсюда не уйдет.
— Богоугодное дело, — пробормотал как бы сам себе Кадфаль, но, разумеется, услышали все. — Справная задачка…
Гавалю отчетливо показалось, что под «нами» мужик с дубиной подразумевал отнюдь не всю компанию, однако додумать мысль не успел. Хель решительно хлопнула по столу ладонью и подытожила с обманчивой мягкостью:
— Мое предложение… — она осеклась, взгляд женщины метнулся к Артиго и обратно. Видимо поняв, что многовато и резковато на себя взяла, Хель продолжила тоном ниже и с бОльшей почтительностью, старательно делая вид, что выступает от лица господина.
— Я сейчас напишу вашему барону письмо. Красивое, вежливое, куртуазное. И краткое.
На Раньяна было страшно глядеть, кажется, он лишь сейчас до конца поверил, что рыжеволосая любовница по собственному почину затягивает Армию в новое приключение. Гамилла и Марьядек подобрались, как люди, наконец-то слышащие не словоблудие, а какой-то план.
— Распишу ему, как обстоят дела, — говорила Хель. — Опишу, что вы готовы договариваться на урезание прав… В разумных пределах.
Селяне опять зашушукались, недовольно и резко, как ни странно, в этот раз их окоротил молчавший прежде костоправ. Горбун казался ужасным, с руками до земли и перекошенным гримасой лицом — Гаваль знал, что такое бывает при скверных родах, когда дите тащат из утробы силой, увеча слабенькое и хрупкое тельце. Но, кажется, лекарь имел авторитет немногим слабее межевого. Все болеют…
— Слушайте, что скажет грамотный человек, — прохрипел горбун, и сельское собрание замолчало. Казалось, даже воздух в комнате дрожит в нервическом ожидании.
— И что если он вас кинет на поживу злодеям… скорее всего договариваться с новыми арендаторами он будет нескоро. А договор этот состоится на пепелище с бурьяном, которое приводить в божеский вид еще придется. Поэтому для барона же лучше прислать по-быстрому вам подмогу, не тратя ни единого часа. А там… как Бог положит.
Хель красноречиво посмотрела в черный от копоти потолок. Все остальные набожно повторили ее жест и взгляд, прося у Пантократора защиты и поддержки.
— Если подмога не придет… Или не успеет, что ж, — Хель пожала плечами. — Не свезло вам. Значит такое испытание Господне вам ниспослано ради смирения и за грехи. Мы сами по себе драться с бандитами не станем. Но если баронские воины придут вовремя… тогда посмотрим. Сумма двух всегда больше целого.
Гаваль сделал зарубку в памяти,
— Если даже устоим, они обозлятся! Сожгут в округе все, до чего дотянутся! — буквально прогавкал десятский, каждое слово давалось ему с болью, наверное, от подсчетов, какими трудами все придется восстанавливать. — Не отстроимся же!
— Не понимаете вы, — почти дружески сообщил Бьярн. — Это тебе не обычные грабители, которые соседей обнесут, а вам толкнут на продажу воровской профит. Нет. Считай, что на вас идет саранча дьявола. И уж решайте, чем готовы жертвовать. Или в лесу зимовать, землянки долбить в мерзлой земле, или дотянуть до тепла по-бедному, зато в своих халупах.
На этот раз селяне вообще повставали, ушли на другой конец дома, к очагу. Спорили громким шепотом, размахивали руками, едва ли не плевались через густые бороды — у кого такие были. Кажется, сельское управление разделилось поровну.
— Круто забираем, — пробормотал горец-браконьер. — Прям крутенько…
— Колья, — отрывисто вымолвила арбалетчица. — Надо колья повбивать. Земля еще не мерзлая, войдет легко.
— А, да, — прищелкнул пальцами Марьядек, увлеченный предложением, будто и не он только что сомневался. — Точно так. Если нет хорошего строя с пиками, конников лишь «чесноком» и кольями тормозить получится. И забор укрепить надо… Воды запасти, огнем ведь попробуют забросать.
— Разделить деревню на отдельные… — Хель вновь сказала какое-то неизвестное слово, но тут же исправилась. — Концы. Натаскать, как получится, женщин и детей. Чтобы тушили огонь. И все такое.
Разом вся компания утихла и посмотрела на юного повелителя. Артиго по своему обыкновению молчал с видом человека, угнетенного скорбными, но великими думами о судьбах королевства, самое меньшее. Раньян холодно и зло посмотрел на Хель, склонился к уху мальчика и что-то зашептал, для верности прикрывая рот ладонью.
Энергичный спор у очага завершился. Против ожиданий селяне возвращаться за стол не поспешили, остались плотной группой, будто стая взъерошенных лохматых воробьев после драки за пшено. Один лишь казначей подошел к Армии, причем шагая чуть ли не зигзагом, словно никак не мог понять, общаться дальше с юным господином или Хель. В конце концов, он вроде бы повернулся к мальчику, однако не полностью, а этак на три четверти, косясь на женщину с пером и бумагой. Он молча поклонился Артиго, приложив ладонь к сердцу, но выпрямился гордо, и даже сцепил руки за спиной.
Загнаны в угол, но пытаются сохранить гордость, решил Гаваль. Они здесь понимают, что выхода нет, и все-таки до конца держатся свободными, независимыми, насколько получится. Надо же, как необычно, у мужичья, оказывается, гордость имеется…
Казначей пожевал губы, нервно сглотнул, издал странный звук, будто в устах начала рождаться заготовленная речь, да и умерла сама собой. В конце концов «десятский» рубанул без экивоков:
— Чего хотите?
Если бы Гаваль и сомневался прежде в чистоте крови Артиго, сейчас любое недоверие расселось бы, как дым. Мальчик посмотрел на мужика снизу вверх, но с такой осанкой и небрежно опущенными на стол руками, с таким высокомерием в глазах, что все казалось наоборот — это деревенщина глядит на достойного мужа с колен, ослепленная величием подлинного благородства. Едва заметным движением головы молодой господин указал на Хель, подтверждая, что дальнейшие переговоры можно и далее вести с ней. «Десятский» повторил: