Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
— Зачем… — повторила Хель с очень странным выражением, не спрашивая и не соглашаясь.
Женщина и мальчик не то, чтобы мерились взглядами… Скорее, это было похоже на безмолвную беседу по принципу «я знаю, что ты знаешь». Хель склонилась в полупоклоне, как и положено вежливому слуге значимого господина, однако в голосе рыжеволосой женщины отчетливо звякнула сталь. Было ясно, что лекарка приняла решение и отступать не намерена, поэтому разрешение сюзерена для нее лишь необходимая формальность, которую надо исполнить ради приличий. Вопрос в том, что думает по этому поводу сам сюзерен… Гаваль по личному опыту знал — в такой ситуации обычный господин сразу же запретил бы — просто чтобы
Только Хель — это Хель. Жуткая дева, которая, отлично понимая риск, без тени сомнений вызвала на поединок четырех убийц лишь потому, что решила — это правильно и так должно сделать. С нее станется защищать навозных червей…
— Потому что это ваши люди, — неожиданно сказала Хель, и железо странным образом покинуло голос императорского фамильяра. Осталась только убежденность и, кажется, искреннее желание убедить в своей правоте. Или, по крайней мере, исчерпывающе объяснить собственные мотивы.
— Они живут на земле Ойкумены. Вашей земле, где сейчас правят беззаконие и произвол. Наша цель — положить этому конец. Когда-то придется начинать. Почему бы не попробовать сейчас? Если мы поглядим, имеются ли какие-то возможности уберечь этих несчастных людей, худого не случится.
— Четверть сотни убийц, — напомнил Артиго. — У нас нет сил, чтобы драться с ними. Мы не победим. А если бы шансы и были… — мальчик обвел немигающим взором Несмешную армию. — В бою кто-то непременно сложит голову. У меня мало верных… друзей, чтобы рисковать их жизнями без достойной цели.
Гаваль счел это в высшей степени разумным, но смолчал, понимая, что здесь идет разговор лишь двоих. Кроме того юноше не нравились физиономии обоих искупителей. Кажется, эта парочка некстати припомнила, что их долг — причинять страдание обидчикам слабых. Ну и кто сказал, что жажда благих свершений — это хорошо?!..
— У меня в мыслях не было предлагать схватку, — женщина склонила голову, рыжие волосы качнулись медной волной. — Я хотела бы сначала поговорить. Дать пару советов. Может, им вообще наша помощь не нужна? Тогда и беспокоиться не о чем. Кроме того… Господин, вы сами решили, что Господь направляет нас именно сюда. Те знамения… Может быть это и есть важное испытание, кое нам следует пройти? Великое начинается с малого. Чтобы забрать весь мир, начинать придется с таких вот деревенек.
Гаваль смотрел на лицо рыжей стервы, и юноше казалось, что у него проснулся дар чтения мыслей. Менестрель явственно читал в глазах лекарки невысказанное:
«Я все равно это сделаю, можешь соглашаться, можешь не соглашаться, и я посмотрю, кто попробует меня остановить»
— Хорошо, будь по-твоему, — сказал мальчик, и его согласие прозвенело в ушах Гаваля трагическим набатом. — Биться с разбойниками неразумно. Но бежать от испытания Господнего, пренебрегая знамениями, просто глупо. Идем, я хочу послушать твои советы.
Елена бросила мимоходом Виторе:
— Приготовь наши вещи. Если что, уходить станем быстро.
Шапюйи жалостно пискнул, желая выразить категорическое неприятие, однако Бьярн крепче сжал пальцы на его плече, и племянник лишь вздрогнул со страдальческим выражением лица. Гавалю неожиданно подумалось, что все-таки он — менестрель — будет малость похрабрее. Вот, что значит закалка путешествием в особенной компании.
— Что-то мне это не нравится… — проворчал Марьядек. — И где-то я это уже видел… В прошлый раз остался без кабака и бабы.
Браконьер и капитан еще не созданного отряда немного поколебался и все-таки шагнул следом за спутниками.
Гаваль
Когда Хель от лица юного господина сообщила, что новоприбывшие желают говорить и, быть может, оказать помощь, их после некоторой паузы отвели к тому самому дому, что был и наблюдательным пунктом, и средоточием деревенской жизни. Дом старосты имел не один и не два, но целых три этажа, первый из камня, остальные деревянные, с толстыми стенами, без надстроек из прессованного мусора в каркасах. Внизу почти все пространство занимал большой зал с очагом, да не как обычно — посередине жилого помещения — а «по-господски», в виде камина и таких размеров, что внутри можно было запекать свинью целиком. На стене висел настоящий меч в ножнах, притом «господский» — длинный, узкий, с рукоятью на одну ладонь. Оружие кавалериста, не поделие рядового кузнеца, с какими обычно щеголяли разные пешцы. Если, конечно, в простых ножнах не скрывался обломок длиной в ладонь. Менестрель слышал и о подобном — когда у благородной семьи денег на роскошь не было, а пофорсить желалось. Но здесь-то благородных днем с лампой не сыскать…
За длинным столом, который составили из нескольких помельче, разместилась целая компания из десятка человек. Когда явились гости, местные проявили уважение, встав и обнажив головы, а также представившись по старшинству обязанностей. Поклоны, скажем честно, оставляли желать лучшего — ни глубины, ни почтения людей низкого сословия к высшим. Армию принимали собственно староста (тот самый «человек-медведь») и некий «скотский», чьи задачи остались Гавалю неясны, но имели какое-то отношение к свиньям. Еще присутствовали «десятский» (который отвечал за наличность, а также уплату денежных поборов), «отходник» (учитывал всех отправляющихся на зимние промыслы и выправлял им от имени «обчества» письма с разрешением на отлучку), костоправ — горбун с длинными и ненормально развитыми руками (этот поглядывал на Хель с большим почтением и любопытством), «окладчик» (ведал распределением повинностей всяческого толка). Чуть в стороне присел тот, кого назвали «межевым» — могучий старик, бритый налысо и похожий набыка-бугая, старался выглядеть незаметным и как бы посторонним, однако сразу было видно, этот человек, по меньшей мере, второй после старосты, а может и первый.
Пока стороны неторопливо, степенно представлялись и назывались, Гаваль шепотом спросил у Кадфаля, что делает «межевой». Искупитель так же шепотом пояснил: это главный по всем рубежам. Он знает и помнит, где стоят межевые камни, устанавливает границы «картье» и «парцелл», следит за тем, чтобы не случалось воровства пашен «лишними бороздами», договаривается о выпасе скота на «пустой» земле соседних деревень и наоборот. За ним решающее слово, как перераспределяются участки, что идет под «пар», а что под засев и еще добрая сотня иных вопросов. Гаваль не понял и трети сказанного, но утвердился в соображении, что именно «межевой» здесь решает или, по крайней мере, одобряет все значимые решения.