Спроси свою совесть
Шрифт:
— Вон пивные-то кружки моешь!
Продавец усмехнулся.
— Так это, мил человек, с меня санконтроль требует. А стакан — он лично мой, до него никакой санконтроль не касается. Ну, коли хочешь, сполосну.
Он действительно сполоснул в ведре с водой стакан, отчего тот отнюдь не стал чище, и протянул его Женьке.
— За стакан — двадцать копеек! — предупредил продавец. — Вот сдача.
Женька скомкал деньги и, не считая, сунул их в карман пальто. Затем налил больше половины стакана водки, добавил пива. Перебарывая отвращение, залпом
— Лихо! — одобрил продавец. — Повторить?
И, не дождавшись ответа, вылил остатки водки в стакан, а пустую бутылку сунул под стойку.
Приятная теплота согрела желудок, потеплело немного и на душе у Женьки. Захотелось поделиться с кем-нибудь своим горем, рассказать о своей жизни. Но кому? Не этому же лысому продавцу. Женька торопливо допил остатки водки и пива. В натопленной «забегаловке» было чересчур жарко, а может быть, это уже действовала выпитая водка.
Он вышел на улицу. Метель не утихла, но теперь ветер со снегом не хлестал по лицу, а приятно освежал. Куда идти дальше? Он остановился в раздумье и пожалел, что продал билеты. Концерт, наверное, интересный, там будут все знакомые. Впрочем, о чём он думает? У него же есть деньги, которые он твёрдо решил пропить.
И пропить не в «забегаловке», не у стойки и не из горлышка за углом, а по-взрослому, за столом, в ресторане.
Ресторан в их небольшом городке был только на станции, на вокзале. И Женька направился туда. Ноги почему-то стали разъезжаться, а один раз он даже свалился на бок.
Наконец, он дошёл до перекидного моста, который вёл через пути на перрон, и здесь совершенно неожиданно встретил препятствие: дежурный по станции решительно загородил ему дорогу.
— Куда путь держите, молодой человек?
— На вокзал, в ресторан.
— Нечего вам на вокзале в нетрезвом виде делать. Ещё попадёте под поезд — отвечай тогда за вас!
— То есть как это нечего? — надвинулся на него Женька. — А если я выпить хочу? Я свои деньги пропить желаю!
— Шёл бы ты лучше домой, молодой человек, — осуждающе проговорил дежурный. — Ишь, извалялся уже весь. Мать, наверное, беспокоится.
— Мать, — неожиданно для себя всхлипнул Женька и ожесточился. — Нет у меня больше матери! Слышишь, нет! И никогда не было! А не пускать ты не имеешь никакого права!
— Чего в самом деле пристаёшь к человеку? — раздался сзади хрипловатый голос, и Женька обрадованно повернулся к неожиданному заступнику.
Сзади него стоял, широко расставив ноги, крепкий коренастый парень лет на десять старше его, в низко надвинутой кепочке с коротким козырьком, в лёгком осеннем пальто. А за ним неясно маячила вторая фигура, на которую Женька не обратил внимания.
— У человека, может, горе какое, его залить нужно, а ты тут встал как столб и ничего понимать не хочешь, — продолжал парень и, подхватив Женьку под руку, шагнул вместе с ним на дежурного. — Пошли, кореш!
Дежурный, ворча, посторонился.
— Понимаешь, — поднимаясь
— И много денег? — вскользь спросил парень.
— Хватит с меня. Да и тебя напоить могу.
— Так уж и напоить?
— Не веришь? — остановился Женька. — Пошли!
— Я не один, со мной приятель.
— И на него хватит, — хвастливо проговорил Женька и сделал широкий жест. — Пошли, всех угощаю!
— Ну что ж, пошли, — согласился новый знакомый и внимательно посмотрел на Женьку.
В ресторанном зале было почти пусто, только в углу за столиком сидела какая-то подвыпившая компания да три железнодорожника, видимо, только сменившиеся с дежурства, пили мутное пиво, закусывая копчёным лещом.
Свободных мест было сколько угодно, и Женька опустился на первый попавшийся стул.
— Леночка! — фамильярно окликнул новый Женькин знакомый молодую официантку, пересчитывающую у стойки дневную выручку. — Подойди к нам!
Держался он уверенно и просто, очевидно, был частым посетителем этого зала. Официантка кивнула головой, свернула деньги, сунула их в карман и подошла к ним.
— Сообрази-ка нам пятьсот грамм для пробы и лёгонькую закусочку: селедочку, винегрет, если есть, рыбку заливную, холодненькую.
— А поч-чему лёгкую? — взъерепенился вдруг Женька. — Хочу, чтоб всё было как следует. Где у вас меню?
Язык уже плохо подчинялся ему. В меню, отпечатанном на машинке, все буквы слились в серое пятно, но он всё-таки уловил название блюда, звучащего необычно, и удовлетворённо ткнул в него пальцем.
— В-вот, фри-икасе хочу!
Он громко икнул и уставился на официантку бессмысленными глазами.
— Ладно, — снисходительно улыбнулся новый знакомый. — Фрикасе так фрикасе. А вообще-то и верно, перекусить не мешает. Что у вас там сегодня из порционных?
— Пельмени и шницель натуральный, рубленый.
— Тогда три шницеля, только попроси на кухне, чтобы побыстрее. Ну, и ему фрикасе. Водку и закуску сейчас, а остальное потом.
Официантка оглянулась на буфет, наклонилась над столиком и негромко сказала:
— Распоряжение поступило — только по сто грамм на человека отпускать.
— Э-э, — небрежно отмахнулся парень, — этот приказ не про нас. Пусть, кто писал, тот его и соблюдает. А мы по сто грамм по второму заходу пить будем.
— Буфетчица не отпустит, — возразила официантка.
— Брось! Первый раз, что ли? Налей в два графина по двести пятьдесят, никто и не придерется. Да и придираться-то не к кому, зал-то совсем пустой.
Странное чувство овладело Женькой. Всё перед ним плыло, качалось, двигалось в каком-то непонятном хороводе, лица туманились и расплывались. Злость вдруг прошла, осталась только жалость к себе. Сладко щемило сердце, и хотелось плакать.