Спросите Фанни
Шрифт:
Плохая оценка сама по себе привела ее в уныние. Но когда Лиззи узнала от приятеля Джорджа, что брат приставил его наблюдать за ней, то пришла в бешенство.
— Я боялся, что у тебя будет гипергидратация, — робко объяснил Джордж.
— Заведи свою личную жизнь! — крикнула Лиззи.
Могла бы проявить чуть больше понимания.
* * *
Что касается Гэвина, то Джордж видел его всего несколько раз, но у него сложилось резко негативное впечатление, в основном из-за привычки престарелого ловеласа хвастаться знакомствами (Пол
Зато Джорджу удалось поговорить с сестрой наедине.
— Давно ты с ним?.. — начал он, когда они с Лиззи осматривали ветки, которые надо спилить.
— Он не бойфренд, если именно это тебя интересует, — ответила сестра.
— А кто же?
— Друг, — сказала Лиззи. — Я бы сказала, с привилегиями.
— Ага, прекрасно. — Джордж взглянул наверх, прищурился и стал пристраивать полотно пилы туда, где ветка отходила от ствола. — Смотри, чтобы потом не пожалеть.
— Если ты так беспокоишься, то стоило бы поговорить про Брюса.
— Не думаю, что старикан «с привилегиями» — это выход.
— Отвали, Джордж.
— У него еще нет Альцгеймера? Просто интересуюсь, поскольку он не в силах запомнить мое имя.
— Ему шестьдесят пять. Он не старикан, и Альцгеймера у него нет.
— Ха-ха, год до пенсии, — заметил Джордж. Он еще раз потянул пилу на себя, и ветка упала на землю.
— Я ухожу! — крикнул Гэвин с заднего крыльца. — Пока, Грег. — И он помахал рукой.
— Счастливо, Говин, — ответил Джордж.
После этого Джордж почти не встречался с Гэвином, поскольку Лиззи ясно дала понять, что не собирается вводить этого человека в семью. Гэвин не ходил с ними на байдарках в День поминовения, не был на дне рождения Мюррея в июле, когда Джордж привез немецкий шоколадный торт из любимой кондитерской отца в Конкорде, а Лиззи собрала корзину для пикника. Джорджа беспокоило, что его сестра тратит драгоценное (читай: детородное) время на человека, с которым ей ничего не светит, но что может сделать старший брат, когда сестра уже выросла?
Ничего, мрачно признавал Джордж.
* * *
В тот теплый сентябрьский день после обеда Джордж поехал в город встретиться со старым другом, надеясь уговорить его утром в воскресенье выйти на пробежку. Он знал, что родные могут воспринять это как неуважение — в первую очередь так подумает Рут, особенно учитывая ссору Лиззи с Гэвином; но Джордж считал, что во время семейных сборов иногда
Но друга не оказалось дома, и Джордж расстроился: слинять на рассвете без оправдания в виде уговора с товарищем будет трудно. Он представил себе, как утром Рут навязывает всем планы совместного времяпрепровождения и как он лезет от этого на стенку. Дай ей бог здоровья, но выносить сестру в больших количествах он не мог.
Все-таки придется бежать одному. Приняв решение, Джордж воспрял духом и отправился назад в дом отца. Он уже собирался сворачивать на шоссе, но тут увидел знак, указывающий дорогу к местной больнице. Джордж взглянул на часы: два пополудни. Сначала он подумал, что Гэвина, наверное, уже отправили домой, хотя он мог и застрять в приемном отделении: порой пациенты ждут там часами.
Джордж понимал, что лучше не вмешиваться, но его подстрекала мысль, что он способен остудить горячий конфликт между сестрой и бывшим любовником. Заехать. Сказать свое веское слово. Намекнуть мужику, что нужно просто искренне извиниться и хоть чуть-чуть вырасти в глазах семьи — ведь родные Лиззи точно знали, что он цинично воспользовался молодой женщиной, переживающей кризис среднего возраста. Так Джордж видел ситуацию.
Решено!
Заехав на больничную парковку, он заглушил мотор и немного посидел, подыскивая слова, которые скажет Гэвину, если застанет его в приемном покое. «Я слышал, ты испоганил нашу семейную кулинарную книгу». Или: «Поделом тебе — за то, что целый год играл чувствами моей сестры». Он понятия не имел, что говорить.
Обычно Джордж проявлял в конфликтах мягкость; ему часто приходилось иметь дело с агрессивными людьми, чьи родственники оказывались в реанимации, и он умел сохранять спокойствие, но сейчас у него кулаки сжимались от ярости. Джордж сделал глубокий вдох и достал из бардачка недокуренный косяк. Одна долгая затяжка — чтобы сдержать свой гнев во время разговора с Гэвином. Потом он затушил папиросу, сунул ее назад в бардачок и вышел из машины.
Лиззи устроит скандал, но плевать.
* * *
Гэвин еще находился в приемном покое. Больница была небольшой, и Джордж просто подошел к регистратуре и увидел, что полинялый плейбой в шортах и сандалиях «Велкро» с рельефной подошвой сидит на кровати за полузадернутой занавеской: в левой руке торчит капельница, а правая замотана бинтом и прижата к груди. Темные кустистые брови выглядели неопрятно и напоминали отростки оленьих рогов. Рядом с ним сидела девушка в дымчато-белой блузке; Джордж решил, что это дочь Гэвина, поскольку она выглядела так молодо, что, казалось, еще не имела права голосовать.
Гэвин поднял взгляд.
— Убирайся! — рявкнул он.
Джордж почувствовал, как по затылку пробежал холодок, и крепко сцепил пальцы.
— Я пришел с миром. Как рука?
— Я сказал — вон!
— Сначала объясни мне, как ты умудрился уронить нашу поваренную книгу в раковину с водой.
— Твоя сестра психичка, — огрызнулся Гэвин. — Я положил книгу на стол и потянулся за чем-то. Подумаешь, уголки промокли — тоже мне трагедия. Но сестрица у тебя полный неадекват. Знаешь, что она сделала?