Спят усталые игрушки
Шрифт:
– Некогда мне, – недовольно процедила девушка, увидав на пороге вырастившую ее женщину, – зачем явилась?
Марья Сергеевна даже заплакала. Никогда Светочка с ней так не разговаривала, была обычно приветливой, а тут в коридоре стояла бледная, злая женщина с потухшим взглядом.
Балабанова вернулась домой с тяжелым сердцем. Потом, поразмыслив немного, решила: значит, пусть будет так, ни звонить, ни писать вредной девчонке она не станет. Понадобится, вспомнит про бабку, ну а не вспомнит…
Света не объявлялась. Где она, что с ней, Марья Сергеевна не знала. Два года назад, в конце октября,
– Пустите переночевать.
– Не гостиница тут, – сурово отрезала Балабанова и хотела закрыть дверь.
Но незваная гостья сказала:
– Погодите, вы Марья Сергеевна? Вот поглядите.
Старуха машинально взяла фотографию и онемела. На цветном ярком снимке спокойное лицо Светочки. Бабушка сначала даже не поняла, где лежит любимая внучка, показалось, в какой-то странной кровати, потом разглядела – в гробу.
– Как же так, что же это такое… – немеющим языком забормотала старуха.
Женщина, принесшая страшную весть, молча откинула угол одеяльца и показала личико безмятежно спящего ребенка.
– Знакомьтесь, Верочка, Светина дочь, ваша правнучка.
У старухи подкосились ноги. Гостья, назвавшись Людмилой, ужом скользнула в большую комнату.
– Да как это случилось? – бестолково повторяла Марья Сергеевна. – Вышло-то как?
Людмила рассказала невероятную историю. Они со Светой учились вместе на одном курсе, но не дружили, здоровались, сталкиваясь в общежитии на кухне, иногда перехватывали друг у друга рублишки до стипендии, но близких отношений не заводили. Судьба столкнула их позже, в необычном месте, в молельной избе секты «Путь к Иисусу». Светочка связалась с сектантами еще будучи студенткой. Как будто бывший муж привел ее к «путникам», Мила точно не знала.
Во главе секты стоял молодой человек по имени Николай, называвший себя ни больше ни меньше как потомком Иисуса Христа. Николай без конца цитировал Библию, никогда практически не улыбался и выглядел настоящим аскетом – худой, болезненно-бледный, с фанатично горящими глазами.
Порядки в секте были крутые. Вступая в нее, человек отрекался полностью от своего прошлого и даже менял имя. Личного имущества не существовало. Попадая в ряды «путников», новичок обязывался отдать все, чем владел, в распоряжение «святого отца». Жили сектанты все вместе в деревне под Москвой. Соблюдали строгий пост – молочные продукты, мясо, яйца, рыба находились под запретом, впрочем, чай и кофе тоже. Летом питались с огорода, собирали ягоды, грибы. Зимой почти голодали, но Николай не терпел роптавших, и они сурово наказывались. Для мужчин отводился один дом, для женщин – другой, малочисленные дети находились под присмотром трех старух. Половые контакты не запрещались, но и не поощрялись, поэтому в среде сектантов редко появлялись младенцы. Привлечение же новых членов считалось богоугодным делом, и человек, сумевший привести «путника» из города, удостаивался скупой похвалы.
В секте существовало четкое разделение на монахов и работяг. Монахи безвылазно сидели в деревне, возделывая огород, и распевали «божьи напевы». Работяги внешне ничем не отличались от обычных людей. Служили в разных местах – врачами, учителями, военными. Только все заработанные деньги обязаны были отдавать Николаю. Именно на эти
И Света, и Люда были из работяг. Встречались лишь на молениях, членам секты не разрешалось дружить. Вот почему Мила удивилась до глубины души, услыхав однажды в телефонной трубке тихий голос Балабановой. Светочка просила о встрече.
– Я беременна, – сообщила она с порога.
Людмила так и села. Забеременевшая женщина должна немедленно поставить об этом в известность Николая. А уж тот либо разрешал сектантке родить, либо отправлял к бабке Ольге, умевшей изводить плод. К врачам не обращались, несмотря на то, что часть «путников» работала в больницах.
– Какой срок? – поинтересовалась Мила.
– Четыре месяца.
Люда так и подскочила на стуле.
– Как же ты исповедь прошла?
Раз в месяц «путники» обязательно сообщали о своих грехах.
Избежать процедуры не удавалось никому, и происходила она всегда по одному сценарию. Сначала раздавали какой-то коричневый напиток, именуемый «благодатная роса». Вкусив зелье, исповедующиеся впадали в странное состояние между сном и явью, и язык сам рассказывал все тайны.
Светочка усмехнулась.
– Да просто не выпила.
– Грех большой отца обманывать, – испугалась Мила.
– А он мне не отец, – заявила Света, – хочу из секты уходить.
– И не думай даже, – замахала руками Мила, – знаешь ведь, что к чему.
Иногда кое-кто пытался выбраться из цепкой паутины «путников». Николай такого человека не задерживал, отпускал, приговаривая: «Твой путь, тебе и идти». Только следом за отступником на некоторое время пропадал из деревни и палач.
– Я и спрашивать не стану, – отрезала Света.
Мила только качала головой, у секты длинные руки и чуткие уши, кто-нибудь случайно встретит и разболтает.
– А отец ребенка, – осторожно поинтересовалась Люда, – кто? Из городских?
Николай строго-настрого запрещал вступать в связь с людьми со стороны.
– Нет, – мрачно ответила Света, – из наших.
– Кто? – допытывалась Мила.
– Держись за стул, – усмехнулась подруга. – Николай.
– Не может быть! – ахнула Людмила. – Святой отец-девственник, сколько раз говорил, что бережет энергию для встречи с господом!
– Ага, ага, – закивала головой Светочка, – тоже такой дурой была, вроде тебя. Только скажи, ты хоть раз у него убиралась?
Мила покачала головой. Николай жил один в просторном доме возле церкви. Там же находился и огромный молельный зал. Из общины выбиралась женщина, как правило, молодая и симпатичная, в обязанность которой входило перед началом еженедельной службы готовить комнату: расставлять свечи, расстилать коврики, на которые становились коленями сектанты, она же помогала Николаю во время моления. Последний год эту обязанность выполняла Света.