Средь бала лжи
Шрифт:
— Никто тебя не выгоняет. — Амадэй подсадил девочку себе на колени. — Слушай, если хочешь.
— И что, даже меня не выгоните, дядя Арон? — с надеждой в голосе вопросил Алексас.
— Даже тебя.
— Правда-правда?
— А вот если будешь иронизировать — обязательно. Так… с чего бы начать…
— Где вы родились! — подсказала Лив.
Арон слегка улыбнулся.
— Родился… Я родился в горах, на территории нынешней Окраинной. Сейчас этой деревни уже нет. Впрочем, её и одиннадцать веков назад уже не было. — Улыбка ушла с его губ, но прежде — из его взгляда. —
— Какое дело? — не поняла Лив.
Таша, в отличие от сестры всё прекрасно понявшая, взглянула на Арона стыдливо — но тот, вздохнув, лишь качнул девочку на коленях: то, о чём он рассказывал, явно отболело у него давным-давно.
— Убили они всех, Лив, — просто сказал амадэй. — Пришли и вырезали людей, как кроликов. В те времена такое случалось часто… в Долине тогда хозяйничали не люди, а нежить и нечисть. Мы окружали селения частоколами, баррикадировали двери, занавешивали окна ставнями, да и входить в дом без приглашения ни оборотни, ни эйрдали тогда ещё не могли… но они находили лазейки. Эйрдали очаровывали неосторожных людей и добивались приглашения. Оборотни напрашивались на ночлег под видом бедных путников. Иногда они селились в деревнях, прямо рядом с людьми. Естественно, не открывая своей истинной натуры… это ведь так удобно — питаться, потихоньку убивая всех своих добрых соседей.
Таша слушала, широко раскрыв глаза. Она читала в учебниках про это время — тёмное время, предшествовавшее явлению Кристали — и прекрасно знала, о чём говорит Арон; но слышать это от того, кто был там, кто видел всё это, кто знает те события не по строчкам в книгах…
— Мы жили в горах, — продолжил Арон, — и нечисть никогда до нас не добиралась. В связи с этим мы стали непозволительно беспечны, наверное… хотя что мы смогли бы сделать? Это был конец старой эпохи, тёмной и страшной эпохи. Кристаль Чудотворная уже около пяти лет проводила Волшбное Крещение. До её появления нечисть безнаказанно разгуливала по Долине: альвам ведь не было дела ни до людей, ни до их судеб, а к ним в леса нелюди соваться не осмеливались. Теперь в страхе перед Кристаль и её магами нечисть вынуждена была уходить в горы, в леса и подземелья… но нечисти было ещё очень много. Чтобы выжить, оборотни и эйрдали истребляли живность в предгорных лесах, уничтожали пасущиеся на утёсах стада, вырезали деревни, на которые набредали… целые деревни. Они не оставляли живых.
Мне тогда было семь. Мать рожала шестерых, но выжили только я да моя старшая сестра. Кажется, её звали Нель. Да, Лив, тогда были суровые времена, дети нечасто доживали до года. — Конечно, от Арона не укрылся шок, расширивший глаза девочки. — На нас напали летним вечером. А чтобы выманить людей из их жилищ, оборотни использовали простой и проверенный трюк: подожгли дома.
Я плохо помню, что там творилось. Взрослые пытались сражаться, дети — убежать, однако удалось немногим. Оборотней было слишком много. Нель бежала за мной, но она отстала, или её схватили, не знаю… я не оглядывался. Думаю, за мной тоже гнались, или обязательно погнались бы потом, но я прыгнул в горную реку, которая понесла меня вниз. Это был мой единственный шанс спастись: вода перебила запах, и оборотни потеряли след. Река была бурной и ледяной, меня швыряло о камни, затягивало под воду, кувыркало в потоке… кажется, я терял сознание несколько раз. Не знаю, как я выжил. Но в конце концов мне удалось выбраться на берег, уже где-то на равнине, и добрести до дороги. Там меня и нашли добрые люди. Однако лишний рот никому не был нужен, так что меня приютили в местном храме. Потом пастырь отвёз меня в ближайший крупный город и привёл в тамошний монастырь. Там я и остался.
Я жил и учился в монастыре, с такими же сиротами, как я. По достижении шестнадцати лет я должен был либо покинуть свой новый дом и вернуться к мирской жизни, либо избрать путь священнослужителя и остаться… но я не мог думать о будущем. За год с лишним, который я провёл там, я так и не оправился от произошедшего. Каждую ночь мне снились кошмары. Каждую ночь я просыпался с криком. Но однажды осенью, незадолго до начала нового года, монастырь посетила особая гостья. И с того дня жизнь моя изменилась.
— Кристаль? — без труда догадалась Таша.
—
— Какая она была? — робко спросил Алексас.
Впрочем, по несвойственной ему интонации Таша поняла: уже не Алексас.
— Она? — на губы Арона снова вернулась улыбка. — С виду — обычная женщина. Простая. Не красавица. Но её глаза, её голос… когда она говорила, ты сразу понимал, что перед тобой не совсем человек. Хотя скорее — очень особый человек. В ней не было пугающей нечеловечности тех же альвов, она старела, чувствовала боль и страдала точно так же, как мы… хотя страдала она больше нас. Из-за своей любви к человечеству. Ко всем людям без исключения. Каждый, кто встречал Кристаль, мог быть уверен: она примет к сердцу твои проблемы, горести и печали так же близко, как собственные. Выслушает, поможет. И эта всепрощающая любовь, а вовсе не чудеса, которые она творила… это было главным, что отличало её от обычных людей. Она единственная, наверное, искренне следовала всем заповедям, которые нам оставила. И Кристаль была самым человечным человеком из всех, что я встречал в своей жизни.
Арон смотрел куда-то в окно — но Таша знала, что видит он совсем иное. Впрочем, Лив не дала ему углубиться в воспоминания, требовательно дёрнув амадэя за рукав:
— И что было дальше?
Тот моргнул, возвращаясь в реальность из своих неведомых далей.
— Дальше… а дальше Кристаль подошла ко мне и спросила, как меня зовут. Так же, как спрашивала остальных ребят до этого. Я смотрел на неё, пытаясь поверить, что эта женщина и есть наша легендарная спасительница. Я смотрел… и не понимал: если она спасла нашу Долину, если спасла весь человеческий род, то почему не смогла спасти нашу деревню? Одну-единственную маленькую деревню? Неужели ей сложно было совершить ещё одно чудо? И почему Богиня, имя которой она прославляет, не уберегла моих родителей и мою сестру?
Я молчал, и она ещё раз спросила, как моё имя, и я взорвался. Я выкрикнул ей в лицо все свои обвинения, я едва не кинулся на неё с кулаками — но два дэя потащили меня прочь со двора, а я всё кричал, и Кристаль молча смотрела мне вслед…
Меня хотели высечь. Потом подумали, что Кристаль наверняка этого не одобрит, и просто заперли в одной из келий. Я должен был просидеть там без еды два дня. Естественно, пропустить пир в честь нашей гостьи. И вот я лежал в углу и плакал, и ненавидел себя в этот момент. Думал, почему я один не смог сдержаться, когда все ребята во дворе лишились семей и дома — у кого-то их отняла нечисть, у кого-то болезнь, — и все молчали. Почему я один оказался таким глупым? Почему я единственный не был готов на всё, чтобы уехать с ней?.. Но долго моё отчаяние не продлилось. Дверь в келью внезапно отворилась, и я не поверил своим глазам: внутрь вошла Кристаль. Она велела дэям закрыть дверь и ждать снаружи, а сама села на пол рядом со мной, чтобы поговорить.
Я плохо помню этот разговор. Я не хотел слушать. Она говорила что-то о том, почему так вышло с моими близкими, а мне не нужны были оправдания. И отчётливо помню всё лишь с момента, когда Кристаль спросила, хочу ли я пойти с ней. Я переспросил, решив, что мне послышалось, а она терпеливо повторила, что я — тот, кого она хочет увезти с собой. Что я единственный, кто ей подходит, ибо остальные чувствовали то же, что и я, но никто не высказал этого. Потому что остальные боялись её, потому что остальные готовы были на всё, лишь бы угодить ей, и никогда не рискнули бы навлечь на себя даже гнев настоятеля, не то что её гнев… но я уеду туда, где Кристаль селит таких же детей, как я. Искренних и чистых душой.