Средь бала лжи

Сафонова Евгения

Это тоже было ей до боли знакомо.

Её с детства учили не уступать зверю в себе.

— Я предал его. Я предал их обоих. Теперь он знает это. — Неужели она слышит сожаление в этом голосе, в котором привыкла слышать лишь лёд? — Он потерял брата и потерял отца, которого видел во мне, и у него осталось последнее, что он любит. Последнее, что держит его на краю бездны. Последнее, что не даёт ему сделать шаг и упасть. И это последнее — ты.

Таша молча смотрела в синие глаза со звёздными искрами на дне.

—

Он будет беречь тебя, но и ты должна беречь его. Ты должна держать его за руку и вытаскивать к свету. Ему нужна ты. Твоя поддержка. Твоя любовь. Иначе… самым лёгким выходом будет, если он решит умереть. Если он отвернётся от света, но останется жить, «Рассвет» получит полезного воина. Я весьма неплохо его обучил, не могу не признать. — Герланд едва заметно склонил голову. — Ты поняла?

— Поняла, — не отводя взгляда, тихо сказала Таша.

— Я рад. — Альв протянул руку к зеркалу. — До встречи, Ваше Высочество. — В его голос мигом вернулась прежняя бесстрастность. — Передайте Алексасу, чтобы связался со мной завтра утром.

— Простите, — вырвалось у Таши вдруг.

Его рука дрогнула, замерев в дюйме от стеклянной поверхности.

— За что?

— Я… думала, они вам безразличны. И Джеми, и Алексас. Но я ошибалась. — Таша коротко выдохнула. — Простите за это.

Таша не видела лица альва: всё заслоняла бледная ладонь с тонкими пальцами

Интересно, что отображено на нём сейчас? Раздумье? Раскаяние?..

— Нет. Не безразличны, — наконец услышала она. — И мне бы очень не хотелось, чтобы когда-нибудь мне пришлось убивать того, в кого я вложил свою душу.

Затем пальцы альва всё же коснулись стекла с той стороной — и в идеальной черноте, покрывшей зеркальную гладь, Таша не смогла различить даже собственного отражения.

Она подошла к окну. Рывком распахнула створки. Вдохнула морозный воздух, надеясь успокоиться.

Спустя какое-то время поняла, что в дверь стучат: судя по назойливости, не в первый раз.

— Кто там? — настороженно крикнула она.

— Ужин, — откликнулся мужской голос из коридора.

Приятный баритон, ничего особенного… но почему у Таши от его звучания побежали мурашки?

Она втянула носом воздух.

И улыбнулась.

— Спасибо, — громко сказала она, — я не голодна.

Секундное молчание.

— Что ж, может, это заставит тебя проголодаться.

Она услышала шум упавшего тела, а затем — мычание, будто сквозь кляп, обратившееся криком:

— Таша, не смей открывать!..

Знакомый голос заставил её на миг оторопело застыть под зимним ветром, сквозившим из открытого окна, щекочущим её спину.

Потом, рванув вперёд, дёрнуть дверную ручку.

— Гаст!

Он

стоял на коленях у порога, пока эйрдаль за его спиной выкручивал ему руку.

— Сменила облик, Ищущая? Недурно. Впрочем, уже не поможет, — саркастично заметил эйрдаль; в нос Таше ударила вонь тлеющих фиалок и нарциссов. — Ничто и никто в этой гостинице вам не поможет, мы об этом позаботились. А теперь либо выходи из комнаты, либо будь гостеприимной хозяйкой и пригласи меня войти.

Запахи…

— Чтобы ты убил нас обоих?

Странно, но Таша была на удивление спокойна. Сердце билось ровно, голова соображала ясно.

Очень странно: учитывая то, что она поняла, и то, что собиралась сделать.

— Деточка, ты не в том положении, чтобы торговаться.

— Нет, — произнесла она холодно. — Я приглашу тебя войти лишь в том случае, если ты поклянешься мне, что ни ты, ни кто-либо другой из общества «Кровавый рассвет» не причинит Гасту Онвану никакого вреда. И отпустишь его.

Таша давно не испытывала такого удовлетворения, как в тот миг, когда юное и потусторонне-прекрасное лицо эйрдаля вытянулось от удивления.

— Дар речи пропал? — улыбнулась она.

— Нет, — наконец опомнился эйрдаль, и на лицо его вернулась ухмылка. — Хорошо, я поклянусь. При условии, что ты пригласишь меня войти прежде, чем я досчитаю до пяти.

Сердце пропустило удар.

— Идёт? К слову, если будешь долго думать… — Другая рука эйрдаля, вдруг оказавшаяся на горле коленопреклонённого юноши, пощекотала ему сонную артерию: острым, неестественно длинным ногтем. — Кто знает, вдруг моя рука дрогнет?

— Таша, не делай этого! — Тот, кто стоял на коленях, умоляюще смотрел на неё. — Таша, не смей, слышишь?!

Небрежное движение тонкого пальца, короткий вскрик — и по шее юноши потекла струйка крови.

— Я бы попросил клятву у тебя, но она не будет иметь магической силы, увы, — небрежно произнёс эйрдаль. — Впрочем, гибель его будет быстрой. Если тебя это устраивает…

— Я согласна.

Таша не чувствовала страха. Ни капельки. Она понимала, что сейчас в комнату войдёт её смерть, но не боялась. В сознании царил ясный, кристально чистый холод: такой же, как воздух вокруг неё.

Тлеющие фиалки и нарциссы… а вот у оборотня в человеческой личине нет никаких отличительных признаков, кроме золотистого блеска в крови. И мысли её читать они не могут. Не теперь.

Они не могли знать, что она догадалась.

И что она может сделать.

Эйрдаль улыбнулся жестокой улыбкой триумфатора.

— Клянусь, — продекламировал он, ногтем чертя в воздухе неведомые знаки, вспыхивавшие синим, — что ни я, ни кто-либо из общества «Кровавый рассвет», не причинит никакого вреда Гасту Онвану, если ты пригласишь меня войти в комнату прежде, чем я досчитаю до пяти.