Среди людей
Шрифт:
И вот наконец нужный подъезд во дворе. Она быстро вошла, запыхавшись, прислонилась к стене, сбросила косынку и поправила свою спутавшуюся несложную прическу.
Надя медленно подымается по лестнице.
Пожилая женщина-дворник сметает во дворе жилмассива мусор, нанесенный потоками дождя, в канализационный люк. Заглянула мимоходом в подъезд.
На подоконнике лестничной площадки кто-то сидит; сидит как-то нехорошо, боком, упершись лбом в стекло большого окна.
Дворничиха кричит
— А ну марш отсюдова! Сейчас дружинников кликну!..
Однако, поднявшись на несколько ступенек, она роняет свою метлу.
— Боже ж ты мой, Надежда Алексеевна!..
— Ничего-ничего, тетя Лиза… Я только минуточку посижу, сейчас пройдет…
На кушетке в комнате дворничихи полулежит Надя. Смущенная не столько своим состоянием, сколько тем, что причиняет невольные хлопоты посторонним людям, она уже порывалась несколько раз подняться и уйти домой, но властный, категорический тон дворничихи обезволивает ее и всякий раз снова пригвождает к кушетке.
Суетясь подле плиты в маленькой кухоньке, дворничиха поминутно заглядывает в комнату.
— Сказано лежать, значит, лежи. Куда ты такая пойдешь — на тебе вон лица нет. Посмотрись в зеркало — ни кровиночки. Ухайдакалась, Надежда Алексеевна, разве ж так мыслимо?..
В кухне примостились на одном табурете еще две старухи, соседки по дому. У одной из них в руках банка, у другой — бутылка.
— В кипяток заваривать или в чай? — деловито спрашивает у них дворничиха.
На двух конфорках закипают чайник и кастрюлька. Дворничиха вошла в комнату, порылась в тумбочке, вынула термометр.
— Поставь, — велит она Наде.
— Да нет у меня температуры, тетя Лиза. Просто я сегодня немножко устала.
— Поставь, тебе сказано. И держи хорошо, по-честному. Туфли скинь, протяни ноги… Девочки! — окликает она старух в кухне. — Заварили?
Две старухи над плитой, как две колдуньи, заваривают свои снадобья из банки и из бутылки в чайник и кастрюлю.
Дворничиха укрыла Надины ноги шерстяным платком. Надя вынула из-под мышки термометр.
— Ну, вот видите, тетя Лиза: тридцать пять и четыре — нормальная.
— Для покойника нормальная… Бульону тебе надо бы попить. Борща наваристого со свининкой… Ну как, девочки, померли вы там, что ли? — снова кричит она старухам.
Они входят в комнату, держа каждая по чашке чародейского напитка.
— Который сперва? — спрашивает дворничиха. Обе старухи одновременно протягивают свои чашки. Надя покорно пьет. Отпив, спрашивает:
— Что это у вас, бабушка?
— Трава, — отвечает одна старуха.
Отпив из другой чашки, Надя спрашивает:
— А у вас что, бабушка?
— Корень, — отвечает вторая старуха.
— Ты пей, — велит дворничиха. — Пей по глоточку и думай: сейчас поможет,
В той же комнате. Очевидно отлежавшись, Надя собирается уходить. Она надевает туфли, причесывается перед зеркалом, поправляет подушки на кушетке.
Дворничиха моет посуду в кухне.
— Хотела тебя спросить, Надежда Алексеевна. Видела вас как-то в кино с чернявеньким таким. Он кто тебе приходится?
— Никто. Учились вместе. Хирург он.
— Женатый?
— Нет.
— А что ж так?
— Собирался жениться, но все расстроилось,
— Почему?
— Не пошла она за него.
— Выпивает?
— Даже не курит,
— Может, он гулял от нее?
— Нет.
— Ну и дурища. Чего ж ей тогда надо было?
— Он ее не любит.
— Не уважает, что ли?
— Нет, уважает. Но только не любит.
— Постой. Как это не любит, раз хотел жениться?
— Он головой хотел, а не сердцем.
— Так голова же — надежней! Значит, обдумал, рассудил, принял положительное решение. А что — сердце? Сердцем можно такого прохиндея полюбить, что всю жизнь будешь маяться.
— Ну и пусть.
Дворничиха вошла в комнату с мытой посудой.
— Семья должна быть у человека. Хоть какая, а семья. Ради кого тогда и жить?.. Вон ты добегалась: ни поесть вовремя, ни передохнуть, ни поговорить с родным человеком… Засидишься в девках, а потом не возьмут,
— Полюбим друг друга — выйду.
— А надолго ли этой любви хватает, Надежда Алексеевна?
— На всю жизнь.
Протянув Наде пузырек с напитком, дворничиха говорит:
— Выпьешь на ночь. Может, тебе во сне и покажут такого мужа.
Надя засмеялась.
— Мне, знаете, тетя Лиза, что чаще всего снится? Лестницы, лестницы, лестницы… Бесконечные лестницы. Вверх-вниз. Вверх-вниз…
Просторный, светлый коридор поликлиники.
У дверей врачебных кабинетов сидят на стуле пациенты, ожидающие приема. Наиболее нетерпеливые переминаются с ноги на ногу у стен — их очередь скоро подходит.
Подле двери с табличкой: «Терапевт Н. А. Лузина» больных побольше, нежели у других кабинетов.
И снова в этой очереди приметна вальяжная особа — мы уже видели ее когда-то в той же самой позиции. Она и нынче, как и тогда, виртуозно вяжет кофту, не глядя на спицы и бдительно держа в поле своего зрения весь коридор. С медсестрами и врачами, проходящими мимо, она здоровается как с давнишними друзьями:
— Привет, Ксеничка!
— Здравствуйте, душенька.
— Добрый вечер, Леонид Сергеевич! Ей рассеянно кивают в ответ.