Среди людей
Шрифт:
— Надежда Алексеевна, милая, не обижайте меня — это я завернула для вашей Танечки. Тут сладкое. Она ведь любит сладкое?
— Обожает! — говорит Сергей, беря из рук хозяйки пакет.
По лестнице спускаются Сергей с Надей. Два марша они идут молча. У Сережи преувеличенно беззаботный вид, хотя он искоса и поглядывает на Надю.
Убедившись, что лестница пуста и их никто не услышит, Надя резко поворачивается к нему:
— Хлестаков несчастный! Брехун! Зачем ты врал целый вечер?
Сережа
— Надька, здесь потрясающая вкуснятина! С заварным кремом… — Он сует палец в пакет, вынимает, облизывает его. — Попробуй. Я же видел, ты же ни черта не ела за столом.
— Я тебя спрашиваю, зачем ты врал? Ты что — напился?
— Я? Нисколько.
— А ты помнишь, что пригласил их в гости в нашу двухкомнатную квартиру? — яростно спрашивает Надя. Она почти плачет.
— Помню, конечно, — пожимает плечами Сергей. — Вот с Танькой я, кажется, немножко перебрал, но это меня занесло.
— Называется — врач! Хирург, серьезный человек! Врун ты, вот кто. Отвратительный, низкий врун!..
Они стоят на лестничной площадке. Сергей протягивает Наде пакет и неожиданно серьезным тоном просит:
— Подержи, пожалуйста, минутку.
И теперь, когда ее руки оказываются занятыми, он с силой обнимает ее и целует.
Отстранившись наконец, Надя подозрительно спрашивает:
— А откуда ты знаешь про борщ? Кто тебя кормил таким борщом?
— Никто. В поваренной книге вычитал. — Он снова целует ее.
По широкому проходу между койками просторной больничной палаты идет группа врачей в белых халатах. Во главе этой группы старик профессор — мы помним его: он произносил речь в день принятия присяги.
Это утренний обход. Профессор присел на койку больного — мастера Баженова.
— Доброе утро, Григорий Ильич. Посмотрите-ка на меня, дружок… Ну, вы сегодня совсем молодцом! Даже обзавелись румянцем… — Профессор открыл дверцу тумбочки. — Интересно, что же мы здесь имеем? Варенье, яблоки, мед… Прелестно. С такими харчишками я бы и сам не прочь поваляться с недельку… Ну, а как насчет духовной пищи? Что мы изволим читать? — Он взял с тумбочки книгу, — «Приключения Тома Сойера». Очень хорошо… А теперь давайте-ка мы вас посмотрим…
Вокруг постели больного стоят врачи. Среди них — Надя Лузина.
Не по-обычному профессор начинает осмотр. Откинув одеяло, он сперва вглядывается в обнаженные грудь и живот больного, еще не касаясь тела руками. Вероятно, так художник всматривается в натуру, пытаясь найти в ней те особенности, которые отличают ее от всего того, что приходилось наблюдать ранее. Никаких инструментов и приборов нет сейчас в распоряжении профессора.
Мягкими, теплыми руками он начинает ощупывать тело больного, выстукивая грудную клетку своими пальцами и прислушиваясь к тону. Голова профессора склонена набок, словно он вслушивается в невидимую
Наклонившись еще ниже, профессор прикладывает свое ухо к груди больного, к его сердцу.
Один из молодых врачей заботливо протягивает профессору фонендоскоп.
Торопливо задержав руку врача, Надя шепчет:
— Уберите. Виктор Георгиевич этим не пользуется… Стоят вокруг постели врачи. Длится осмотр больного. Слышен тихий ласковый голос профессора:
— Повернитесь на бок, дорогой. Вот так. Скажите медленно: раз, два, три… Хорошо. Еще раз погромче, пожалуйста… Раз, два, три…
И вот наконец профессор выпрямился, прикрыл больного одеялом.
— Я доволен вами, дружок. Вы нам очень помогли. — Обернувшись к окружающим его врачам, старик отыскивает взглядом Надю и пожимает ей руку. — Спасибо, коллега. Решительно ничего не могу добавить ни к вашему диагнозу, который, признаюсь, показался мне поначалу чуточку проблематичным, ни к тому курсу лечения, что вы назначили пациенту. Полагаю — дня через три его можно будет отпустить домой.
— Я хочу сделать это через неделю, — тихо, но настойчиво говорит Надя.
Старик нахмурился: видимо, он не слишком любит, когда ему противоречат. Иронически взглянув на нее, он так же тихо отвечает:
— Очевидно, вам виднее — вы лечащий врач, а я всего-навсего малопрактикующий профессор…
Эта внезапная коротенькая перепалка ведется на ходу, почти шепотом — окружающие и больные не слышат ее. Вся группа утреннего врачебного обхода передвинулась к следующей постели.
По коридору, во главе с профессором, идут врачи. Обход закончен. Старик явно утомлен. Он вошел в ординаторскую, опустился на диван, прикрыл глаза.
— Виктор Георгиевич, извините, пожалуйста…
Перед диваном стоит Надя.
— Вы совершенно правы, профессор, — больного можно выписать через три дня. Но я сама попросила его задержаться: рядом с ним лежит человек в очень подавленном состоянии. И ему предстоит на этой неделе тяжкая процедура. А они подружились…
Пауза.
— Садитесь, коллега, — говорит профессор.
Надя опускается на краешек дивана.
— В моей клинике, — говорит профессор, — освободилось штатное место ординатора. Я предлагаю его вам, коллега.
Робея, Надя молчит.
— Я присматриваюсь к вам вот уже три месяца. Вы — думающий врач, и, что не менее важно, у вас сердце врача.
— Спасибо, Виктор Георгиевич…
— Благодарить меня совершенно незачем. Я руководствуюсь интересами дела. Мне кажется, мы сработаемся. В условиях клиники вам будет легче совершенствоваться, а наши больные приобретут в вашем лице дельного и доброго доктора.
— Виктор Георгиевич, спасибо большое… — Надя отчаянно смущена. — Я должна сразу дать вам ответ?