Среди пуль
Шрифт:
Он говорил с ними, как маршал говорит со своими отборными частями, с гвардией и спецназом. Белосельцев вспоминал те ужасные летние дни, когда над страной носились незримые вихри, словно залпы электронных орудий. Они проникали под броню, в министерства, в военные и партийные центры, истребляли экипажи, лишали воли вождей, ослепляли глаза мутными бельмами. Когда все было кончено, он долго болел, словно был контужен, попал под ударную волну, получил боевую радиационную дозу.
– Вы не можете сетовать на невнимание к вам. Мы обеспечили вашим изданиям и вашим студиям безбедное существование. У вас есть лучшие в мире телекамеры и монтажные комбайны. Ваши редакции оснащены самой совершенной оргтехникой. У вас есть автомобили, типографии, сеть корреспондентов по всему миру. Вы прошли стажировку в лучших политологических центрах Америки. Специалисты, владеющие самыми современными технологиями, консультируют вас. Мы вами гордимся и не скрываем, что вы являетесь нашей главной
Оказавшись в их плотном слаженном скопище, Белосельцев не испытывал, как прежде, муку, растерянность, страх, но – чуткое, сосредоточенное ожидание. Он ждал, когда откроется замысел встречи и он станет обладателем драгоценной информации. Волею случая, игрой обстоятельств он был принят в стане врагов. Внедрен в самую сердцевину заговора. Белосельцев ждал, когда обнаружится неприятельский план, он отпечатает его в памяти до малейших деталей, унесет к друзьям, и те его разрушат.
– То, что вы должны совершить, будет напоминать взрыв бомбы! Вы должны взорвать в атмосфере технотронную бомбу, сконструированную в нашей лаборатории. Этот взрыв, ярче тысячи солнц, должен накрыть своей вспышкой страну, Москву, мятежный Дом Советов и превратить его в безжизненный, мертвый каркас! Вы должны поразить противника взрывной волной, световой и тепловой радиацией, потоками излучения. Обеспечить прикрытие нашей операции, которую мы проведем моментально, пока страна и столица будут ослеплены этой вспышкой. Пускай после воздействия этого оружия половина населения будет нуждаться в реабилитации, в психологическом лечении, в восстановлении моральных и нравственных функций. Мы вернем травмированным людям слух и зрение, но не остановимся перед применением наших средств! Ибо цена неудачи слишком велика! Риск поражения слишком высок! Ставки победы огромны!
Белосельцев был военным разведчиком, и он был сейчас на войне, и на этой войне враг хотел применить против Родины новую систему оружия. Технотронную бомбу, страшнее той, что сбросили на Хиросиму. Он, военный разведчик, добудет чертеж этой бомбы, украдет ее схему и план. А если будет возможность, ликвидирует ее до момента применения.
– Вы станете действовать каждый в своем диапазоне, на привычном участке борьбы свойственными вам методами и приемами. Одни из вас станут воздействовать на офицеров и личный состав, чтобы изменить их представления о воинском долге. Другие – на молодежь с ее жаждой новизны и игры, и на женщин с их страхом за судьбы детей. Третьи – на эмоциональную интеллигенцию с ее вечными комплексами. Вы будете ударно усиливать воздействие, а потом ослаблять. Вы станете развлекать, а потом пугать. Вы будете разрезать общественное сознание на части, а потом сошьете его в уродливые нелепые формы, чтобы одна его часть гасила и уничтожала другую. Конечной целью вашей работы будет создание из мятежного парламента, из депутатов, из Руцкого и Хасбулатова, из лидеров оппозиции, создание из них чудовищ, которые будут отвратительны народу и уничтожению которых народ будет рад! Теперь же, – Хозяин грозно нахмурил брови, и глаза его перестали смеяться, наполнились тяжестью, – теперь об отдельных элементах программы.
Все синхронно, как балерины в танце маленьких лебедей, задвигали руками, головами. Извлекли блокнотики, записные книжицы, золоченые карандашики, перламутровые ручки. А редактор молодежной похабной газеты раскрыл маленький черный кейс, оказавшийся портативным компьютером, ударил пальчиком в клавишу, выбил на матовом экране слюдяную латинскую буковку.
– Вы должны убедить общественность, что в Доме Советов для захвата власти собрались отъявленные коммунисты и новоиспеченные фашисты. «Коммунофашисты», как блистательно сформулировал один из вас. «Красно-коричневые», как великолепно дополнил его другой. Вы должны немедленно, начиная с сегодняшнего дня, интерпретировать все события вокруг Дома Советов как борьбу народа с красно-коричневым заговором. Депутатов снимайте в самых уродливых ракурсах, со смещенными пропорциями, искаженными чертами, в стыке, в монтаже с красными флагами, портретами Сталина, с кадрами из хроники репрессий. Расстрелы, работы на Беломоро-Балтийском, безликие толпы в ватниках, бурные аплодисменты на съездах партии. Пусть люди увидят, кто возвращается к власти! Засыпьте Руцкого, Хасбулатова, Бабурина, Павлова ржавыми костями ГУЛАГа! Посыпьте их пеплом Второй мировой войны! И одновременно –
Белосельцев жадно запоминал, угадывая в наставлениях Хозяина военно-технический план операции. Уничтожение парламента с использованием штурмовой авиации или газовой атаки. Он дорожил этой уникальной возможностью узнать план.
– Есть по ходу вопрос! – трескуче и раздраженно возвысил голос один из присутствующих, болезненный, с искривленным позвоночником человек, чьи большие желтые зубы громко пропускали воздух. Казалось, человека мучает изжога и его желудок и пищевод сотрясаются от страдания. – Пропаганда, о которой вы говорите, вызовет ненависть к нам в широких слоях населения. Возможны эксцессы, возможны погромы редакций и телевидения! Смогут ли нас защитить от погромов?
– Безусловно! Эта возможность погрома входит в наш стратегический замысел! Работайте на полную мощность и знайте, ни один волос не упадет с ваших светлых голов! – уверенно заверил Хозяин. А вопрошавший его горбун, завсегдатай «Пресс-клуба», на который, как казалось Белосельцеву, сбегалась свора натренированных холеных собак, чтобы в очередной раз наброситься и растерзать бессловесную жертву, нервный горбун закивал успокоенно, хотя лицо его по-прежнему морщилось, выражало страдание, словно он с трудом удерживал мучительную икоту. – Вторая позиция, – продолжал Хозяин, – очень деликатная, требующая тонкого подхода, основанного на социально-психологических мотивациях. Чеченец Хасбулатов в центре России, в первопрестольной белокаменной Москве, восстал против русского Ельцина, стремящегося вырвать Россию из-под гнета кавказской мафии, всех этих черножопых кавказцев, заполонивших московские рынки, скупающих московские квартиры, открывающих казино и публичные дома, вытесняющих русских предпринимателей и торговцев из лотков и банков, из кинопроката и шоу-бизнеса. Здесь, в Москве, проходит схватка русского патриота, защитника русских Ельцина и коварного, язвительного кавказца, который курит трубку, набивает ее «Герцеговиной флор», и пусть карикатурно, но напоминает другого кавказца, управлявшего Россией тридцать ужасных лет. Покажите это! Проведите параллель! Вскройте истинный смысл противостояния!
– Но я замечу, – тревожно возразил Хозяину черный, как вар, с конской нерасчесанной гривой обозреватель одной из газет, чьи регулярные статьи о «русском фашизме» шельмовали патриотических писателей, художников и артистов, вызывая у последних резкие, не всегда продуманные отповеди, которые тут же истолковывались как всплески антисемитизма, – хочу заметить, что это нужно делать крайне осторожно и деликатно, чтобы, возбуждая русский гнев и русское самосознание, направить его точно и адресно против чеченца. Не дать ему превратиться в шовинизм, в расовое неприятие. Чтобы ксенофобия не привела к отмщению за «кровь христианских младенцев». Не вылилась в поиск виновных среди «малого народа».
– А для чего мы создали миф о «красно-коричневых»? – парировал Хозяин. – Фашисты, готовые к еврейским погромам, они находятся там, рядом с Хасбулатовым. Мы на это прямо укажем! Это убережет от угроз либерально настроенную интеллигенцию, которая в предстоящие бурные дни должна сыграть свою уникальную роль!
Белосельцев усваивал информацию, классифицировал ее, делал моментальный первичный анализ. Раскладывал ее по отсекам памяти, чтобы, вернувшись к своим, быстро извлечь и связно изложить руководству. Оружие, которое готовил к применению противник, состояло из пропагандистских доктрин, потоков дезинформации, слухов, мгновенно и мощно создаваемых мифов, стимуляторов страха и ненависти. Он, разведчик, тайно выносил чертежи и детали оружия. Складировал их в тайном, недоступном для противника месте – в своей памяти. И память его сама становилась оружием.
– И последнее, – продолжал Хозяин, всматриваясь поочередно во множество внимательных, преданных глаз. – Всеми средствами показывайте, что в здании Парламента собран огромный арсенал. Пулеметы, гранатометы, взрывчатка, вплоть до «Стингеров», радиоактивных контейнеров, ядерной бомбы! Люди, владеющие этим арсеналом, – параноики, погромщики и бандиты. Они готовы применить его против мирного города. Взорвать жилые кварталы, теплотрассы, правительственные учреждения, Кремль! И поэтому их надо раздавить, как бешеных крыс!
– А где примеры? – удивленно подал голос бритый наголо журналист с голубоватым, как лунный шар, черепом, в буграх и шишках. – Где примеры применения оружия?
– Примеры будут! – резко ответил Хозяин. – Уже сегодня! И вам укажут, куда и когда вы должны явиться, чтобы воспользоваться этими примерами! Показать народу, что параноиков в Доме Советов надо раздавить, как бешеных крыс!
Лицо Хозяина стало вдруг страшным, черно-багровым от нахлынувшей ненависти. Усилием воли он вернул себе прежний облик восторженного конферансье.