Средневековая андалусская проза
Шрифт:
Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:
Все прелести в тебе, как жемчуг в ожерелье, И пробуждаешь ты в душе моей веселье; Твой светлый лик — звезда, сулящая мне счастье; Откуда же тогда смертельное похмелье?И еще скажу я поэму, которая начинается так:
Что такое наша встреча: расставанье боязливых Или в час благословенный воскресенье справедливых? Что такое разлученье: кратковременная кара Или вечное проклятье для безумцев нечестивых? Напои, Аллах, прохладой дни, минувшие в блаженстве, БесподобныеВ этой поэме восхваляю я Абу Бакра Хишама ибн Мухаммада, брата повелителя правоверных Абд ар-Рахмана аль-Муртада, — помилуй его Аллах!
Я скажу еще:
Не все ли душа объемлет, как будто бы на просторе Даль с близостью сочетая в телесном тесном затворе? Вся жизнь человека — тело, в котором душа таится: Любимая в каждом вздохе, любимая в каждом взоре. Ей дань мы прилежно платим, и ей же мы благодарны; Погибли бы мы мгновенно с душой своею в раздоре. Так реки на этом свете: пусть русла полны водою, Вольются все воды в мире в необозримое море.ГЛАВА О ВЕРНОСТИ
К числу похвальных склонностей, благородных свойств и достойных качеств в любви и в любом другом деле относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты нрава. Й верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для всех тварей, живущих на земле. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:
Свидетельство свойств человеческих — ваши дела; Вещает нам вещь, из чего она произошла. Цветет олеандр, но не зреет на нем виноград; Душистой смолой никогда не прельстится пчела.И первая степень верности — это верность человека тому, кто ему верен. Вот она, непременная заповедь и долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе — нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, об их притворстве и о том, как от притворства исчезают естественные черты и качества, — право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит сказать в подобном случае. Но мы намеревались говорить лишь о том, что хотели рассказать о делах любви, и только, а говорить об этом можно бесконечно, ибо удивительны дела любви.
Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам — это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с клятвой о сокрытии тайны, ему доверенной. И тогда возлюбленная дала клятву, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет близости, если влюбленный не откроет ей тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая держаться в отдалении, пока не разлучили их дни и не поглотило их небытие.
Затем следует вторая ступень — это верность тому, кто изменяет. Она относится к любящему, а не к любимой, и нет для возлюбленной здесь пути, и это для нее не обязательно.
Я помню одного человека из числа искренних друзей моих. Он привязался к одной девушке, и укрепилась между ними любовь, но потом девушка обманула его, и нарушилась их дружба, и стала известна повесть их, и печалился он из-за этого сильной печалью, но не ответил он тем же.
Был у меня один приятель, и дурными стали его намерения после крепкой дружбы, от которой не отрекаются. И каждый из нас знал тайны другого, и отпали заботы об осторожности; когда же мой друг ко мне переменился, он разгласил то, что узнал обо мне, хотя я знал о нем во много раз больше. А затем дошло до него, что его слова про меня стали мне известны, и опечалился он из-за этого и испугался, что я воздам ему за его скверный поступок тем же. И дошло это до меня, и написал я ему стихотворение, в котором успокаивал его и извещал о том, что не будет ему отплачено тем же.
Вот история, подходящая к содержанию книги, хотя и не принадлежит к нему (предыдущие рассказы тоже не относились к предмету послания и этой главы, но они с ним сходны, как говорили мы и условливались). Мухаммад ибн аль-Валид ибн Маскир, писец, был со мной близок и предан мне во дни вазирства отца моего — помилуй его Аллах! Когда же случилось в Кордове то, что случилось [46] , и изменились обстоятельства, он выехал в одну из областей и сблизился с ее правителем, и возвысился его сан, и пришли к нему власть и хорошее положение. И оказался я в той стороне, при одной из своих поездок, но не воздал он мне должного, — напротив, его тяготило мое пребывание там, и он обошелся со мной дурно, как плохой друг.
46
Когда же случилось в Кордове то, что случилось… — Имеется в виду разграбление Кордовы берберами в апреле 1013 г.
Я попросил его в это время об одном деле, но не подумал он даже пошевелить пальцем, чтобы сделать что-либо и исполнить просимое. И я написал ему стихотворение, в котором бранил его, и он ответил мне исполнением моей просьбы, но я не просил его ни о каком деле после этого.
Мною сказаны стихи, которые не относятся к предмету главы, но сходны с ним. Вот часть их:
Похвально тайну хранить всегда и везде с опаской; Похвальней не осквернять услышанного оглаской. Дороже редкостный дар, чем просто щедрый подарок. Зачем же тебе тогда прельщаться доступной лаской?Затем следует третья степень — это верность после того, как поразила любимого гибель и внезапная превратность судьбы, и поистине, верность при таких обстоятельствах выше и прекраснее, чем при жизни, когда есть надежда на встречу.
Рассказывала мне женщина, которой я доверяю, что она видела в доме Мухаммада ибн Ахмада ибн Вахба, прозванного Ибн ар-Ракиза, потомка Бадра, пришедшего с имамом Абд ар-Рахманом ибн Муавией, — да будет доволен им Аллах! — одну невольницу, прекрасную и красивую. У нее был господин, но пришла к нему гибель, и продали эту девушку среди его наследства, и отказывалась она допустить к себе мужчин после своего хозяина, и не познал ее ни один человек, пока не встретилась она с Аллахом — велик он и славен! А эта девушка хорошо пела, но отреклась от своего искусства, и не стала она из числа тех, кого берут для потомства или наслаждения, — все это из верности тому, кого похоронили в земле и над кем соединились могильные плиты.
Приватная жизнь профессора механики
Проза:
современная проза
рейтинг книги
