Срезки. Земля, с которою вместе мёрз
Шрифт:
– От молчаливого согласия с вами скоро все выпадут.
– Довольно паясничать. Воспользовался присутствием комиссии? Может, пойдёшь к Никифорову и дольёшь масла в огонь?
– Возможно, я паясничаю, но не распоясался, как некоторые. А фитиль сам догорит, без моей помощи.
Не желая продолжать разговор и бросив презрительный взгляд на узкий авиловский лоб (тот по привычке не смотрел на собеседника), Минин развернулся и пошёл прочь. Авилов при разговоре даже не предложил ему стула.
– «Посмотрим», – сказал
Скачкова не знала об этой пикировке Минина с Авиловым…
Первой тишину зала нарушила Александра Николаевна. Минин, задумавшись о чём-то своём, услышал ритмичный перестук каблуков.
Он встал. Скачкова, предупредительно подав знак рукой, тихим, мягким голосом проговорила:
– Сидите, сидите, Фёдор Иванович. Мне нужно с Вами поговорить.
Сама присела рядом с Мининым и замолчала.
Фёдор Иванович первым нарушил это молчание.
– Слушаю Вас, Александра Николаевна. Вы о чём-то хотели спросить или что-то сказать?
Он внимательно посмотрел на неё. Заметил: карий оттенок её глаз подчёркивал какую-то необъяснимую, особенную грусть.
– Что с Виктором Кирьяновичем? Есть ли какая-то надежда?
– Эта тревога не покидает меня постоянно. Живу с надеждой на лучший исход. Парень он спортивный во всех отношениях: и духом, и телом. И мысли не допускаю, что всё кончится печально. Такие потери – беда.
– Как он себя чувствует сейчас? Вам что-нибудь известно?
– Вы поймите, Александра Николаевна, после случившегося он для меня больше, чем товарищ. Я его другом считаю. А друзей не бросают. В Магадане я попросил Игоря Геннадьевича Кузьмина – Вы, если не знаете лично, то слышали о нём – инструктора крайкома, держать меня в курсе состояния здоровья Виктора. Вчера звонил ему. Игорь передал: пришёл в сознание, сделали операцию, лежит под капельницей. Вот такие скупые сведения.
– Вы не могли бы дать номер телефона Кузьмина?
– Отчего же? Могу. Домашний, – Минин написал на листе бумаги номер телефона и передал Александре Николаевне, спросив:
– Скажите, Вы были в курсе происходящего?
– Отчасти, – ответила Скачкова и пояснила:
– Я присутствовала при той позорной авиловской отповеди Виктору Кирьяновичу. Вот сейчас и казню себя за то, что не посмела вмешаться и возразить Авилову. Что после не поговорила с Шадриным.
– Раскаиваться глупо. Вмешались бы – считайте, навредили бы себе, а не помогли Виктору. И он Ваше намерение поговорить отверг бы непременно. Он не любит, когда кто-то пытается влезть в душу к нему. Да ещё в таком состоянии.
– Возможно, Вы правы. Да, Виктор Кирьянович – не простой человек. Раньше с ним не доводилось встретиться, но много была наслышана о нём. Его публикации знала чуть ли не наизусть. Так и не успела с ним познакомиться близко, поговорить. Вспоминаю тот разговор у Авилова и сейчас вот его
– Почему же? Сегодняшние события показали: Шадрин не проиграл его.
– Но, по-моему, и не выиграл.
– Может, оно и так. Вы что: жаждали крови? Мне, как только Никифоров зашёл на трибуну и заговорил, стало ясно, чем дело кончится. Авилов – ставленник Алфёрова, а последний – как-никак – член ЦК. Там, – Минин показал рукой на потолок, – субординацию чтят и соблюдают. Так что, уважаемая Александра Николаевна, такой оборот дела – хоть и маленькая, но всё же победа.
– Жаль, Фёдор. Можно мне Вас так называть? Как-никак мы связаны сейчас одним телефоном. – Поняв по согласному кивку, что ей позволено так обращаться к собеседнику, перевела разговор, казалось, в неожиданное русло. – А я подаю в отставку.
– Что так вдруг? Нервы подвели?
– Нет, с нервами всё в порядке. Я ведь, знаете, педагог. В школе слабонервным делать нечего. Поняла, что согласилась тогда перейти на эту работу, не всё взвесив. Раньше со стороны казалось: быть партийным работником, особенно идеологом – дело не только почётное и ответственное, но и чистое. Знаете, поработала здесь всего ничего – полгода – и поняла: начинаю терять что-то в себе, потеряла себя. Вы не удивляйтесь тому, что я разоткровенничалась – просто не с кем поделиться. Вы же сказали, что Шадрин для Вас больше, чем товарищ. В него тогда я поверила. Значит, и в Вас поверила.
– Продолжайте, Александра Николаевна, – давая тем самым понять, что всё верно, всё так и есть, она не ошиблась, сказал Минин.
– Так вот. В тот момент, когда Юрий Фёдорович декламировал, казалось, душеспасительный монолог в адрес Шадрина, во мне происходило своеобразное очищение. Во мне словно что-то проснулось. И это что-то в одночасье привело к решению: я так дальше работать не смогу. Эта ноша не для меня. Пробудили от романтического сна не столько слова Авилова, от которых несло вседозволенностью, хамством, сколько поведение Виктора Кирьяновича. Сколько в нём было выдержки, самообладания! Вы даже не представляете. Вот кому по плечу работа с людьми.
– Я его немного знаю и потому представляю, как он своим поведением бесил Авилова. Тот хотел отповедью спровоцировать Шадрина на обратную реакцию. Не вышло. Но, Александра Николаевна, Вы вновь заблуждаетесь и преувеличиваете возможности таких, как Виктор, попасть в круг вершителей судеб. Таких не допустят. Не их время. Может только произойти случайность. Но он сразу наживёт кучу врагов. Что же касается живой работы с людьми, он напрямую в ней участвует. Говорите, что его публикации знаете или знали чуть не наизусть. А в них что – не люди?