Срезки. Земля, с которою вместе мёрз
Шрифт:
– Какие вести, Игорь Геннадьевич?
– Только что перед Вами звонил Минин. Я ему всё объяснил. Шадрину сделали третью операцию. В сознании. Начинает осмысливать суть случившегося. Хирург Алексей Антонович Хворостов обнадёживает: Виктор не просто должен жить, а обязан. И пусть, говорит, благодарит не Бога, а Вашего Таранова. Правда, морока ещё вся впереди. Сказал: здесь, в Магадане, сделают ещё пару операций, а потом переправят в Москву. Кризис ещё не миновал, и бороться за его жизнь придётся основательно и долго. – Тут же попытался сменить тему разговора: – Я слышал, Вы подали заявление об уходе? Совсем оголяете райком.
– Как Вам
– Об этом же просил Минин. Он звонит мне каждый вечер. Вы держите связь с ним. Как только узнаю – когда и куда – сообщу Фёдору Ивановичу и попрошу поставить об этом в известность Вас.
– Благодарю, Игорь Геннадьевич.
– Всех благ и Вам.
Александра Николаевна положила телефонную трубку на рычаг, обвела взглядом карих глаз свою однокомнатную квартиру и подумала: «Вот старая дура. Что надоедаю людям за полторы тысячи километров? Ведь Минин ближе. И потом: кем мне, собственно, приходится Виктор Кирьянович, что я лезу ко всем в душу? Поймут ли? Дальше так продолжаться не может».
Она присела на кровать, уткнулась лицом в подушку и, может быть, второй раз в жизни дала волю слезам.
Саша Скачкова, в девичестве Пущина, появилась в Тундровом семь лет назад. Тогда она, выпускница Кубанского пединститута, вышла замуж за одноклассника – Валерия Скачкова. Он во время её учёбы в институте проходил армейскую службу в Колымском крае и остался в Тундровом работать. Зимой в шахтёрской робе добывал из-под толщи вечной мерзлоты золотоносные пески, летом промывал их гидроэлеваторным прибором. Зарабатывал по тем временам прилично. Подошло время отпуска – появился на Кубани, где проживали его родители.
Сашу и Валерия связывала давняя школьная дружба. Когда служил, а потом остался работать в Тундровом, они не прерывали переписки.
Валерий приехал в отпуск. Саша заканчивала институт. День получения диплома стал днём их свадьбы. Так она стала Скачковой, и диплом получала на Скачкову.
К первому сентября они были в Тундровом. Но первый школьный звонок ей не довелось услышать. В то время в Колымском крае был переизбыток учительских кадров… Готовил их свой Магаданский институт. Приток же хлынувших сюда на заработки людей был велик. В основном, ехали семейные. Выходило, что во многих семьях был учитель, точнее – учительница. Проблемы жилья, устройства на работу вторых членов семьи, детских садов захлестнули и Тундровой.
Если первую проблему Скачков решил, купив балок, установленный на санях, с печным отоплением и удобствами на улице, если третья пока не волновала Скачковых, то вторая проблема оказалась много сложнее.
В районном отделе народного образования существовала очередь на места в школе. Очередники иногда получали временную работу, подменяя своих коллег, заболевших или ушедших в декретный отпуск. Всё это Саша прошла. Потребовался год на трудоустройство, год мытарств. Директор первой школы Николай Иванович Севастьянов, в которой Скачкова получала иногда право вести уроки, заметив за это время неординарность её педагогического дара, настоял в РОНО на своём и оставил её в школе работать постоянно.
Здесь она сразу же возглавила
Кажущееся благополучие семейной жизни Скачковых омрачилось личной трагедией. Дети у них так и не появились. В этой беде они не снизошли до взаимных объяснений, не побежали к врачам выяснять о чьём – то бесплодии. Переросла ли их школьная и последующая дружба в большую любовь? Но они настолько привязались друг к другу, что врозь себя не мыслили.
Они легко сходились с людьми. Семьи товарищей по работе Валерия были частыми гостями у них. Их семейному очагу со всеми неудобствами, которыми были обременены многие, по-хорошему завидовали. Как Саша, эта невысокая милая кареглазая женщина, говорили между собой, успевает делать буквально всё: и быть любимицей своих учеников, и столько времени затрачивать на общественную работу, и создавать домашний уют и достаток?
Они были под стать друг другу. О Валерии так же хорошо отзывались. Высокий голубоглазый блондин, с непокорным вихром вьющихся волос был в почёте на прииске. О таких принято говорить: работяга. Успел уже получить орден «Знак Почёта». В домашних делах во всём помогал Саше.
Жить да радоваться таким людям.
Но не довелось Скачковым познать до конца все радости жизни. Эти радости оборвались враз. Полтора года назад, в декабрьскую морозную ночь.
Шадрин, как выяснилось позже, был свидетелем и участником трагедии.
В ту ночь он выехал на автобусе вместе с горняками на шахту, чтобы утром положить на машинку репортаж о ночной смене знаменитой не только в районе, но и в крае бригады Василия Дробышева.
Карп Алексеевич Богун, горный мастер бригады, провёл пересменку, проинструктировал бурильщиков, взрывников, скреперистов, распределил их по забоям. Все разошлись по своим рабочим местам. Шадрин настроился на беседу с Богуном. В тепляке [11] они остались вдвоём. После беседы наметили спуститься в шахту. Не успел Виктор задать Богуну первый вопрос, как в тепляк влетел рабочий и, не произнеся ни слова, схватил брезентовые носилки.
11
Тепляк – так горняки называют свою раскомандировочную; летом, во время промывочного сезона (извлечения золота из подготовленных песков) партийные работники устраивали в тепляках агитпалатки.
– Что случилось? – с тревогой в голосе крикнул Богун.
– Алексеевич, закол [12] . Скачков, – только и успел на ходу ответить рабочий, стремглав исчезнув из тепляка.
Богун мгновенно схватил трубку рации, связался с диспетчером прииска, вызвал автобус и следом за горняком испарился. Шадрин вышел на улицу.
В проёме выдачного шахтного ствола показались люди.
Автобус, разрезая огнями фар кромешную тьму полярной ночи, спешил на шахту.
Богун приблизился к Шадрину, сказал:
12
Закол – отслоение кровли в стволе, штреке, рассечке шахты.