СССР: вернуться в детство 3
Шрифт:
— А выход-то чё не работает?
— Ну… кусок перекрытия на клавиатуру упал и заблокировал все команды — я не знаю!
— М-м, ну, допустим. Слу-ушай! А тут, снаружи, тоже кипят спасательные работы и всё такое…
— Ну, да! Разбирают завалы и прочее.
Я подскочила и села, сюжет завертелся у меня в голове:
— Эх, мало времени получается для превозмогания! Сколько их там будут искать? Дня три-четыре? Ну, десять — самый максимум.
— А если научный персонал получил тяжёлые травмы или вовсе погиб — про добровольцев ведь могут и не знать, — парировал Вова. — А через полгода профессор из комы выйдет —
— А там наши из последних сил уже коммуну построили.
— Вот именно.
— А тела как полгода поддерживались?
— Кто у нас фантаст? Думай…
А ЭТО ВЕДЬ НЕ ТОЛЬКО ЦЕННЫЙ МЕХ…
Чем ближе ко времени забоя первой партии кроликов, тем сильнее меня терзали смутные сомнения. Того нет, этого нет, ни половины знакомых химикатов, ни привычных инструментов, сплошной какой-то примитивизм.
— Вов… Может мы зря с кролями связались, а?
Я, по правде говоря, в отношении этих зайсов* начала впадать в некоторое уныние. Можно было сдать шкурки в переработку на комбинат «Меха Сибири», которому недавно тоже разрешили кой-какое самостоятельное хозяйствование. На радост я х они заломили цену за выделку кролиной шкурки в два с половиной рубля! Херас-се! Это шапки золотые будут, не говоря уже о шубах. Ладно бы я, допустим, норок сдавала или там соболей. А у кроликов-то мех неноский, год-два — и всё, пошли залысины. Значит, он и недорогим должен быть, как ни крути. А тут такой капитализм!
*«Зайсы» — это тоже сленговое.
И чё делать? Ещё сильнее меня нервировало, что у ушастых заканчивалась вторая возрастная линька, а вскоре, по идее, должна была начаться весенняя сезонная, и надо было как-то успеть проскочить в этот разрыв. Иначе потом до ноября ждать! Ахтунг вообще…
Но мой прекрасный муж, оказывается, обо всём уже позаботился!
— Спокойно, — говорит, — Олька, не паникуй. В субботу дед приедет, обещал знакомого привезти, посмотреть, чё-кого.
— По шкуркам?
— Типа того.
9 марта 1985.
Знакомый деда оказался тоже дедом. Подкатили деды на мотоцикле, бодро выгрузились. Дед по шкуркам, невысокий и шустрый, упёр руки в боки и деловито оглянулся:
— Ну чё, где хозяева-то? Зови!
— Так вот они, — Пётр Васильич ткнул пальцем в нас с Вовкой, вышедших встречать гостей к воротам.
— Вот эти шкеты?
— Ну!
— Однако! Крол е й завели? Сами?
— Сами-сами! Они тут дел наворотили, у-у-у. Посмотришь.
— Во дают, а! Во дают! Иван Григорьич, — протянул меховщик руку Вовке, а потом и мне. Ладонь была небольшая, но твёрдая, как доска. — Ну, ведите, хозяев а, показывайте!
Дедок оказался реально мастером по выделке, причём не только кроликов, а каких угодно шкур. На пенсии. Хозяйство наше ему понравилось, кроли тоже. Популярно объяснил, у кого мех зрелый, у кого незрелый, какие дефекты и прочее, ткнул пальцем в тех, которых пора отправлять на дембель:
— Если завтра вам кто созревших забьёт — возьмусь за выделку. Директора надо мной нет, да всяких там бухгалтеров-профсоюзников, которых кормить надо, потому возьму по шейсят копеек за шкурку.
Не успела я обрадоваться, как Вовка сказал:
—
Иван Григорьич сощурился, внезапно сделавшись похожим на Ленина, только покоренастее и в шапке:
— Эт что, вас учить?
Я вытаращила на Вовку глаза. Учиться обрабатывать кролиные шкуры древним способом я как-то не планировала.
— Мы с Рашидкой, — успокаивающе похлопал он меня по руке. Спасибо, обошёлся без своих дурацких шуточек про кровищу. И уже мастеру: — Парень есть ещё один, шебутной, но толковый. И я. А то, если дело пойдёт, мы этих кролей так расплодим — глазом моргнуть не успеете. Будете к нам как на работу кататься.
Дедок хмыкнул, почесал кончик носа:
— А! По рукам! Пошли хозяйство смотреть, где мы с тобой устраиваться будем.
— Вова, можно я не пойду? — спросила я. Что он, в самом деле, без меня не справится? — А вы как порешаете, приходите чай пить, я лучше на стол соберу.
Короче, уговорились мужики. После чаю дедушка Ленин… ой, блин, Иван Григорьич!.. сразу достал из мотоциклетной люльки прихваченные с собой какие-то мешочки, порошочки, скребки, палочки, рогульки и прочие дивные штучки, без которых кустарное производство ну никак. Потом, пользуясь наличием транспортного средства, мужики втроём уселись в мотоцикл и помчали на строительный-хозяйственный рынок, накупили каких-то бадей, досок и Бог знает чего ещё. Выдернули из конюшни Рашидку и сразу начали бодяжить растворы — я даже смотреть не пошла, там такой духан поднялся, просто караул. Я резкие запахи плохо переношу, а химические дак вообще.
У дедушки Ивана Григорьича, по-моему, копыта землю рыли прям щас начать развивать у нас на площадях шкурное производство. Глядя на это дело, Пётр Васильевич предложил Вовке помочь часть кролей незамедлительно забить… и, кажется, был несколько обескуражен тем, что внучок справляется не хуже него.
Одним словом, дело у них попёрло — только шуба завернулась.
Вечером Вова спросил:
— Ты ж не против, если Иван Григорьич у нас несколько дней поживёт? До Пивоварихи уж сильно неудобно ездить туда-сюда.
И с чего бы мне против быть? Такой дедуля — это ж ценный кадр, его, наоборот, заманивать надо! А свободный топчан найдём.
МЕХОВЩИКИ И МЯСОЗАГОТОВЩИКИ
По итогу в расход пошли все, кроме семидесяти пяти молоденьких, но уже пузатых* ремонтных** маток и пятнадцати новых ремонтных самсов.***
*Не люблю слово «сукрольных»
почему-то.
**Скотоводческое такое словечко;
значит: подготовленных
на замену старым.
***Это юмор, да.
Как хорошо, что март в этом году выдался люто морозный! Дубак стоял, минус пятнадцать-двадцать. Иначе бы мы офигели, честное слово! Шестьсот восемнадцать тушек! Каждая килограмма по четыре. Нет, сегодня, понятное дело, забили первых двадцать — но ведь остальные последуют за ними, так?
Да, это вам не времена соцсетей, когда можно было просто написать там-сям в нескольких чатах: «Кому парное кроличье мяско?» — и к тебе уже очередь выстраивается. Мда.