Сталин и заговор генералов
Шрифт:
Возвратившийся в октябре 1930 г. из Парижа Н.Кузьмин 1 ноября 1930 г. был в Ленинграде на квартире Тухачевского, который только что вернулся из Москвы, и обедал у него. «Эту дату, — вспоминал Кузьмин, — я помню хорошо, потому что это день рождения моей дочери, жившей с моей прежней женой у Тухачевского. Тухачевский женат на моей бывшей жене и очень внимательно относился к моей дочери. Поэтому товарищеские отношения с ними после ухода моей жены не испортились. Беседуя с ним, я информировал его о встречах с Сувариным в Париже. Я прямо сказал ему, что Суварин в беседах со мной просил передать ему привет от Троцкого и его личный, что он проинформирован о том, что группа наиболее талантливых военных во главе с ним находится в опале, что пора перейти к активной борьбе, что провал сталинской политики ведет страну к гибели, что кризис переживает не только партия в СССР, но и компартии за границей. Тухачевский на это мне ответил,
Однако Тухачевский явно выжидал, проявляя осторожность, не желая рисковать своей политической репутацией и отказываясь брать на себя инициативу в каких-либо конспиративно-политических действиях.
Не исключено, что и так называемое «семеновское дело» в октябре 1930 г. помимо иных целей предусматривало «зондирование» политической лояльности Тухачевского. 25 октября 1930 г. в Ленинграде1 были арестованы 22 бывших офицера л.-г. Семеновского полка, однополчан Тухачевского2. Члены семей некоторых из арестованных обращались за помощью к Тухачевскому, но не знали, что он сам в это время оказался под угрозой ареста. Мне неизвестно, насколько «семеновское дело» во время следствия соприкасалось с «делом Тухачевского» и соприкасалось ли. Однако сам факт раскручивания этого дела именно в данный период времени и именно в Ленинграде, учитывая, что среди арестованных были не только сослуживцы, но и когда-то близкие Тухачевскому люди'1, симптоматичен.
Информация, полученная следствием у Н.Какурина и И.Троицкого о «заговоре Тухачевского», продолжала беспокоить Сталина. Тревога его была усилена не только той поддержкой, которую И.Якир оказал М.Тухачевскому, отвергнув предъяв-
Следует помнить, что М.Тухачевский был в то время командующим Ленинградским военным округом.
Выше об этом уже весьма подробно было написано. Поливанов А. Пока не потеряно знамя. // Родина, 1999, № 1, с. 46; Поливанов А.И. Воители из рода Поливановых. // Военно-исторический журнал, 1994, № 2, с. 58. См. также: Тинченко Я. Голгофа русского офицерства в СССР. 1930—1931 годы. — М., 2000.
3 Например, полковник П.Брок, капитан Д.Комаров, П.Ермолин, А.Ти-польт, М.Мейендорф. Они служили рядом с М.Тухачевским уже в Красной Армии, в его штабе или в войсках. М.Мейендорф, в частности, в июле 1929 г. завершивший учебу в Высшей офицерской школе «Выстрел» и, казалось бы, подготовленный к дальнейшей строевой службе и карьере, 15 октября 1930 г. переводится на преподавательскую работу (он не был офицером Генерального штаба и не имел ни склонности, ни навыков к такого рода деятельности). При этом он переводился преподавателем не в военное училище и не в Военную академию РККА, а в Военно-политическую академию, которая, как известно, находилась в Ленинграде. Мне представляется очевидной связь этого поворота в его карьере с «семеновским делом». Дальнейшая судьба М.Мейендорфа мне неизвестна. В 30-е годы его фамилия среди личного состава РККА не встречается. Нет его и среди репрессированных военных в 1936—1938 гг. Не исключено, что он был уволен из РККА, возможно, уже в 1931 г. и вскоре репрессирован.
ленные ему обвинения в «загоПоре»; не только единством позиций Тухачевского и ЯкИра Но основным военным вопросам на Пленуме РВС СССР1но и новым письмом Тухачевского В адрес Генерального секретаря, написанным и отправленным 30 декабря 1930 г. В этом письме Тухачевский напоминал Сталину об их разговоре во время работы 16-го съезда партии и просил, в соответствии с этим разговором, поручить проверку его предложений ЦКК. Письмо было весьма резким и, можно сказать, агрессивным по тону, с возмущением в адрес начальника Штаба РККА Б.Шапошникова, и выражало тревогу по поводу ситуации, складывающейся вокруг собственной личности. Тухачевский, в частности, писал: «Формулировка Вашего письма, оглашенного
Как своеобразное выражение результата расаледования «дела о заговоре Тухачевского», в значительной мере рожденного докладными его записками по поводу реконструкции РККА, была встреча Тухачевского и Сталина в Кремле 9 января 1931 г. , на которой Сталин, успевший в значительной части разобраться с предложениями Тухачевского, принял их и. поручил Ворошилову и Орджоникидзе вынести на заседание Политбюро 10 января 1931 г. предложение «О танкостроении.). Было решено создать специальную комиссию в составе Уборевича, Павлунов-ского, Мартиновича, Тухачевского и Халепского1216. Вскоре, в феврале 1931 г., Шапошников, как главный виновник «ложной трактовки» предложений Тухачевского, был смещен с должности начальника Штаба РККА и отправлен командующим Приволжским военным округом в Самару. Такое назначение могло быть расценено только как победа Тухачевского и поражение Шапошникова, сопровождавшееся «опалой» и «мягкой» формой наказания.
Судя по записям в журнале посетителей Генерального секретаря ЦК, Сталин встречался с И.Якиром, И.Дубовым и Г.Хаха-ньяном 1 января 1931 года. Все трое составляли руководство Украинского военного округа, т.е. осуществляли военную власть на Украине. Якир был в это время командующим этим военным округом, Дубовой — помощником командующего, Хаханьян — начальником Политуправления округа2. Так что по «делу Каку-рина —Тухачевского» они были «опрошены» именно в этот день. В тот же день, 1 января 1931 г., Сталин совещался в Кремле с В.Менжинским, Е.Евдокимовым, В.Балицким, а также с В.Молотовым. Трое названных высших руководителя ОГПУ были прямо связны с «делом генштабистов», операцией «Весна» и арестами сотрудников штаба УВО.
Выше уже говорилось, что срочный выезд Якира и его помощников в Москву 29 или 30 декабря 1930 г. вместе с начальником ГПУ Украины Балицким был обусловлен арестом группы генштабистов из числа сотрудников штаба УВО. Среди них были начальник штаба УВО С.Пугачев и начальник оперативного отдела штаба округа В.Попов'. Их арест явился следствием показаний ранее арестованного бывшего помощника начальника штаба УВО С.Бежанова-Сакварелидзе, который к 1930 г. являлся преподавателем Военной академии РККА1217 1218. От Бежанова-Сакварелидзе «добились» показаний против Пугачева и Шапошникова о том, что эти офицеры якобы входили в состав «Московского контрреволюционного центра». Будучи с декабря 1928 г. начальником штаба Украинского военного округа, С. Пугачев в течение двух лет являлся Одним из самых близких сотрудников И.Якира. Таким образом, его арест, как и арест В.Попова, как и арест С.Бежанова-Сакварелидзе, создавал и определенную угрозу командующему УВО. Тень подозрения неизбежно ложилась и на него, и он не мог оставаться спокойным в такой ситуации.
В феврале 1931 г. с должности начальника Штаба РККА был смещен Б.Шапошников и переведен на должность командующего Приволжским военным округом. Это было несомненное понижение и свидетельство «опалы». И хотя на очной ставке 13 марта 1931 г. арестованный Пугачев и не арестованный Шапошников доказали ложность показаний Бежанова-Сакварелидзе (С.Пугачев тогда же был освобожден из-под ареста), их но-
G ;ШНАКОВ
вые назначения1 вполне можно расценить как, «почетные ссылки», ';• -1 ’ :
Несколько ранее мне приходилось цитировать и «признания» А;Свечина, отражавшие настроения «военспецов-генштабистов». Они сходны по политическим симпатиям с настроениями и склонностями лидеров советской военной элиты 20-х годов — Тухачевского, Блюхера, Буденного. Как известно, в 1928—1929 гг. даже Ворошилов симпатизировал политическим взглядам «правого крыла» в ВКП(б). В Какой бы мере ни соответствовали истине слухи о «правых» политических симпатиях лидеров РККА, их склонностях и намерениях сыграть активную политическую роль во внутрипартийной и внутриполитической борьбе, их поведение внушало сомнения в их политической лояльности.