Сталин. Большая книга о нем

Анискин И.

назад за левизну, выступил с робкими возражениями: «Церетели желает объединить

разношерстные элементы… объединение по этой линии неправильно». Более решительно

протестует Залуцкий, одна из будущих жертв чистки: «Исходить из простого желания

объединения может мещанин, а не социал-демократ… По внешнему

циммервальдско-кинтальскому признаку объединиться невозможно… Необходимо выставить

определенную платформу». Но Сталин, названный мещанином, стоял на своем:

«Забегать

вперед и предупреждать разногласия не следует. Без разногласий нет партийной жизни. Внутри

партии мы будем изживать мелкие разногласия». Трудно верить глазам: разногласия с Церетели,

вдохновителем правящего советского блока, Сталин объявляет мелкими разногласиями, которые

можно «изживать» внутри партии. Прения происходили 1-го апреля. Через три дня Ленин

объявит Церетели смертельную войну. Через два месяца Церетели будет разоружать и

арестовывать большевиков.

Мартовское совещание 1917 г. чрезвычайно важно для оценки состояния умов верхнего

слоя большевистской партии сейчас же после Февральской революции и, в частности, Сталина,

каким он вернулся из Сибири после четырех лет самостоятельных размышлений. Он выступает

перед нами из скупых записей протоколов как плебейский демократ и ограниченный

провинциал, которого условия эпохи заставили принять марксистскую окраску. Его статьи и

речи за эти недели бросают безошибочный свет на его позицию за годы войны: если б он в

Сибири хоть сколько-нибудь приблизился к идеям Ленина, как клянутся написанные двадцать

лет спустя воспоминания, он не мог бы в марте 1917 г. так безнадежно увязнуть в

оппортунизме. Отсутствие Ленина и влияние Каменева позволили Сталину проявить на заре

революции свои наиболее органические черты: недоверие к массам, отсутствие воображения,

короткий прицел, поиски линии наименьшего сопротивления. Эти качества его мы увидим

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

83

позже во всех больших событиях, в которых Сталину доведется играть руководящую роль.

Немудрено, если мартовское совещание, где политик Сталин раскрыл себя до конца, ныне

вычеркнуто из истории партии и протоколы его держатся под семью замками. В 1923 г. были

секретно изготовлены три копии для членов «тройки»: Сталина, Зиновьева, Каменева. Только в

1926 г., когда Зиновьев и Каменев перешли в оппозицию к Сталину, я получил от них этот

замечательный документ, что дало мне затем возможность опубликовать его за границей на

русском и английском языках.

В конце концов протоколы ничем существенным не отличаются от статей в «Правде», а

только

дополняют их. Не осталось вообще от тех дней ни одного заявления, предложения,

протеста, в которых Сталин сколько-нибудь членораздельно противопоставил бы

большевистскую точку зрения политике мелкобуржуазной демократии. Один из бытописателей

того периода, левый меньшевик Суханов, автор упомянутого выше манифеста «К трудящимся

всего мира», говорит в своих незаменимых «Записках о революции»: «У большевиков в это

время, кроме Каменева, появился в Исполнительном комитете Сталин… За время своей

скромной деятельности… он производил — не на одного меня — впечатление серого пятна,

иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать». За этот

отзыв, который нельзя не признать односторонним, Суханов поплатился впоследствии

жизнью».

Наступает апрель, события начинают развиваться стремительней: «3 апреля, пересекши

неприятельскую Германию, прибыли в Петроград через финляндскую границу Ленин,

Крупская, Зиновьев и другие… Группа большевиков во главе с Каменевым выехала встречать

Ленина в Финляндию. Сталина в их числе не было, и этот маленький факт лучше всего другого

показывает, что между ним и Лениным не было ничего, похожего на личную близость. «Едва

войдя и усевшись на диван, — рассказывает Раскольников, офицер флота, впоследствии

советский дипломат, — Владимир Ильич тотчас же накидывается на Каменева: что у вас

пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали…» За годы

совместной работы за границей Каменев достаточно привык к таким холодным душам, и они не

мешали ему не просто любить Ленина, а обожать его всего целиком, его страстность, его

глубину, его простоту, его прибаутки, которым Каменев смеялся заранее, и его почерк, которому

он невольно подражал. Много лет спустя кто-то вспомнил, что Ленин в пути справился о

Сталине. Этот естественный вопрос (Ленин, несомненно, справлялся о всех членах старого

большевистского штаба) послужил впоследствии завязкой советского фильма.

По поводу первого выступления Ленина перед собранием большевиков внимательный и

добросовестный летописец революции писал: «Мне не забыть этой громоподобной речи,

потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных.

Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного». Дело шло не об ораторских громах, на

которые Ленин был скуп, а обо всем направлении мысли. «Не надо нам парламентарной