Сталин. История и личность

Такер Роберт

Сообщалось, что на пленуме выступил сам Сталин (хотя его самым главным «выступлением» была статья от 7 ноября). Он часто прерывал ход обсуждения своими короткими замечаниями, например: «Теперь даже слепым ясно, что колхозы и совхозы растут ускоренными темпами»²⁶. Главным выразителем взглядов Сталина на пленуме был Молотов — в то время секретарь ЦК, отвечавший за сельское хозяйство. Он выступил с тремя речами, одна из которых была посвящена собственно коллективизации. Вскоре после пленума в журнале ЦК ВКП(б) «Большевик» была опубликована статья, отразившая наиболее важные положения этого выступления. Статья несомненно выражала взгляды Сталина.

Наиболее заслуживающими внимания в ней являются две линии аргументации. Во-первых, Молотов утверждал, что сама идея пятилетнего плана для коллективизации ошибочна и поэтому от нее надо отказаться. Далее он заявил, что растягивать коллективизацию на целых пять лет было бы «ненужным делом. Для основных сельскохозяйственных

районов и областей, при всей разнице их темпов коллективизации, надо думать сейчас не о пятилетке, а о ближайшем годе». Обосновывая отказ от уже принятой пятилетней программы частичной коллективизации, Молотов доказывал необходимость срочно провести коллективизацию «в основном» в течение ближайших месяцев. Он сказал, что, благодаря новым формам, хлебозаготовительная кампания 1929 г. проходит столь успешно, что она уже почти завершилась на Украине и в некоторых других регионах. В результате государству удалось создать «неприкосновенный хлебный фонд» объемом более 1,5 млн тонн. Это означало с организационной точки зрения, что период весенней посевной кампании будет беспрецедентно благоприятным для сельского хозяйства, и в особенности для коллективизации. Ближайшие пять месяцев — ноябрь, декабрь, январь, февраль, март — станут решающими. «Поскольку на нас пока не собираются прямо напасть господа империалисты, мы должны использовать момент для решающего сдвига в хозяйственном подъеме и коллективизации миллионов крестьянских хозяйств»²⁷.

Далее Молотов говорил, что «мобилизация крестьянских средств» не означает, как ошибочно думают некоторые, мобилизации крестьянских накоплений посредством сельскохозяйственной кредитной системы — ведь у бедняков и середняков нет больших денег. Скорее, это должно быть мобилизацией крестьянских «копеек» в виде их «добра». «Это, прежде всего, — подчеркивал Молотов, — мобилизация средств производства, пускай в большинстве случаев жалких и прямо иногда нищенских, но в сумме составляющих огромную величину». Поэтому сама «душа» колхозного движения лежит в создании «общественных фондов» (т. е. коллективизированной крестьянской собственности), без которых колхоз не смог бы существовать и которые составляют его «неделимые фонды». Здесь Молотов подкреплял свою аргументацию заявлением о том, что Советское государство, будучи бедным и вынужденным вкладывать большую часть средств в индустриализацию, не в состоянии предоставить значительную материальную помощь коллективизации. Даже если оно дало бы все, что могло, этот вклад исчислялся бы «грошами». Поэтому «колхозное движение может развиваться как массовое дело только при том условии, если, опираясь на поддержку пролетарского государства, оно вовлекает в свои общественные фонды сотни миллионов и миллиардов крестьянских средств (материальных ценностей). В росте этих обобществленных фондов в сущности и выражается коллективизация деревни»²⁸. •< щ Л 'ч

Смысл этой аргументации совершенно ясен: государство, занятое преимущественно осуществлением индустриализации, слишком бедно, чтобы предложить серьезную материальную помощь крестьянству, которое оно намерено вовлечь в колхозы. Тем не менее оно приступает к проведению коллективизации, заставляя самих крестьян складывать вместе свое «добро», свои средства производства. «Мобилизация крестьянских средств» означает — если мы снимем с этого выражения Молотова завесу эвфемизма — экспроприацию крестьянских хозяйств. «Материальные ценности», находящиеся во владении огромной массы бедных и средних крестьян, не говоря уже о кулаках: мелкий и крупный скот, плуги, другой хозинвентарь, — должны стать собственностью или «неделимым фондом» колхозов. Колхозы же в свою очередь будут надежно снабжать государство за номинальную цену всеми необходимыми средствами, без которых невозможно обеспечить финансирование широкой программы «экономического развития» (т. е. индустриализации).

Ноябрьский пленум был уже сталинским в том смысле, что оппозиция не подавала голоса, сторонники Сталина присутствовали в полном сборе, а его политическая линия, выраженная в докладе Молотова, получила искомое одобрение. Хотя Бухарин, Рыков и Томский принимали участие в дискуссии, выступали они теперь уже в качестве разбитой наголову экс-оппозиции, а не как отстаивающая свою политическую линию сплоченная антисталинская группа. Многие из участников пленума в своих выступлениях ориентировались на сталинскую статью от 7 ноября. В духе сталинской статьи была и резолюция пленума. Один из его участников заявил: «Вслед за бедняками в колхозы двинулась и середняцкая масса*. Другой же, говоря о контрольных цифрах на 1929/30 хозяйственный год, вслед за Сталиным предложил в 1930 г. увеличить посевные площади колхозов до 15 млн га²⁹.

Однако же те, кто поддержал позицию Сталина (или по крайней мере большая их часть), не были еще «сталинистами» в смысле автоматического одобрения всех решений Сталина. Будучи наследниками политической культуры большевистского движения, допускавшей внутрипартийные споры, некоторые из участников пленума выражали, хотя и очень

осторожно, определенные сомнения и опасения. Они делали это, ибо полагали, что с их мнениями будут считаться, что они могут оказать помощь при выработке политики советской власти и что, наконец, долг членов правящей партии предотвратить возможные ошибки, за которые потом придется платить дорогой ценой.

Один историк отметил, что призыв Молотова к немедленной массовой коллективизации «встревожил некоторых членов ЦК», предостерегавших «против торопливости в колхозном движении, против огульного проведения сплошной коллективизации». На пленуме было зачитано письмо вышеупомянутого Баранова, рассказывающее о грубом административном давлении, проявленном при проведении коллективизации в Хоперском районе³⁰. Больше всех были обеспокоены ходом событий те из должностных лиц, кто непосредственно оказался связанным с осуществлением сельскохозяйственной политики; в не меньшей степени были встревожены и партийные секретари основных хлебопроизводящих областей: они хорошо знали, что происходит в деревне. Им было прекрасно известно, что сельские активисты, подчиняясь распоряжениям сверху и стараясь перещеголять друг друга в организаторских способностях, сообщали в своих отчетах о создании большого числа колхозов, являвшихся в действительности, как говорил один из выступавших на пленуме, «колхозами на бумаге». Одним из тех, кто выразил по этому поводу свои опасения, был первый секретарь ЦК Украинской КП(б) Станислав Косиор. «Мы имели сплошную коллективизацию на территории, занимаемой десятками сел, — говорил он, — а потом оказывалось, что все это дутое и искусственно созданное и население в этом не участвует и ничего не знает»³ '. Б.П. Шеболдаев, секретарь Нижне-Волжского крайкома партии, в своем выступлении поставил прямой вопрос: «Готовы ли мы к тому движению коллективизации, которое у нас сейчас имеется в краях и, очевидно, в ближайшее время будет по всей нашей стране?» — и сам дал на него отрицательный ответ: «Я думаю, что мы к этому движению сейчас еще не готовы»³².

Хотя Сталин и присутствовал на пленуме и слышал все выступления, он оставался невозмутимым. О нем, Молотове и Кагановиче (последний был тогда секретарем ЦК по организационным вопросам) историк Н.А. Ивниц-кий пишет: «Им было известно, что еще осенью 1929 г. на местах допускались серьезные ошибки (форсировались темпы коллективизации, нарушались принципы добровольности при организации колхозов и т. п.). Однако они не приняли решительных мер для пресечения перегибов. Более того, своим поведением они усугубили ошибки. Так... в докладах Г.Н. Каминского и С.В. Косиора приводились факты о перегибах в коллективизации (на Нижней и Средней Волге, Украине). Сталин не обратил на них внимания. Не принял он всерьез и письмо инструктора Колхозцентра СССР Баранова о перегибах в Хоперском округе». Сталин так прокомментировал это письмо: «Вы что, надеетесь организовать все заранее?»³³.

Сталин не обращал на все эти факты никакого внимания, потому что они были прямыми последствиями тех инструкций, которые по партийным каналам шли из его личного аппарата к местным властям и заставляли их идти на «перегибы». Эти инструкции выражали его стратегию ускоренной массовой коллективизации. Это была та самая позиция, которая встревожила некоторых членов ЦК. Тревога их была вызвана таким принципиальным моментом: действительно ли можно лишить крестьянина права собственности, особенно середняка, столь привязанного к своей лошади, плугу, скоту, к закрепленному за ним земельному участку, даже если он и является национализированным? Охотно ли он расстанется со своими «средствами»? А если нет, что тогда?

В следующем месяце Сталин предложил свой ответ на этот вопрос. Обращаясь к конференции аграрников-марксистов, он напомнил о давнишней статье Энгельса по крестьянскому вопросу (это была как раз та самая статья, которая, по словам Крупской, оказала глубокое влияние на взгляды Ленина). «Мы решительно стоим на стороне мелкого крестьянина, — цитировал Сталин Энгельса, — мы будем делать все возможное, чтобы ему было сноснее жить, чтобы облегчить ему переход к товариществу, в случае, если он на это решится; в том же случае, если он еще не будет в состоянии принять это решение, мы постараемся представить ему возможно больше времени подумать об этом на своем клочке». Как, спрашивал Сталин, можно объяснить эту, на первый взгляд, чрезмерную осторожность Энгельса? По его мнению, Энгельс исходил из того, что частная собственность на землю — сложившийся общественный институт, и поэтому для крестьянина будет тяжело расставаться со «своим клочком». Таково крестьянство на Западе, в капиталистических странах, где существует частная собственность на землю, продолжал Сталин. «Понятно, что тут нужна большая осмотрительность», — подчеркивал он. В России же положение совершенно иное: национализация земли облегчила переход отдельного крестьянина к коллективизации. «Досадно, что наши теоретики-аграрники не попытались еще вскрыть с должной ясностью эту разницу между положением крестьянина у нас и на Западе»³⁴.