Сталин. История и личность

Такер Роберт

Второй областью, избранной Сталиным для возведения здания своего собственного культа, стала область партийной истории, Тут затрагивался сугубо личный интерес Сталина — его революционная биография.

' ’ 1

О настоящих и иных большевиках ^

В начале 30-х годов изучение истории марксистского движения велось в условиях относительной свободы. Спорные вопросы подвергались серьезному обсуждению. Особо был выделен ряд вопросов, относившихся к истории СДПГ и к истории II Интернационала до 1914 г. Эти вопросы считались настолько важными, что Институт истории при Коммунистической академии создал в 1929 г. особую комиссию. Ее ученым секретарем был избран А,Г. Слуцкий,

В октябре 1930 г. в журнале

«Пролетарская революция» появилась статья Слуцкого. Она была посвящена рассмотрению отношения Ленина к разного рода течениям внутри СДПГ до 1914 г. Группа «центристов», возглавляемая Карлом Каутским и Августом Бебелем, выступала против руководимого Эдуардом Бернштейном ревизионистского крыла. Многими, в том числе и Лениным, писал Слуцкий, позиция «центристов» отождествлялась с революционным марксизмом. Кроме того, в СДПГ имелась также группа левых радикалов, возглавляемых Розой Люксембург. Слуцкий писал, что Р. Люксембург еще в 19П г. осознала и стала открыто осуждать «оппортунистический» по сути своей характер центризма Каутского. Ленин же хотя и высказывал некоторые критические замечания в адрес руководства СДПГ в лице Каутского и Бебеля, продолжал тем не менее возлагать на него свои надежды. Дальнейшие события подтвердили «некоторую недооценку Лениным центристской опасности в СДПГ до войны»¹⁰.

Появление этой публикации свидетельствует о том, что в 1930 г., хотя и существовал культ Ленина, еще было возможно опубликовать статью, в которой Ленин изображался не как непогрешимый сверхгений. Правда, члены редакции «Пролетарской революции» — старые большевики Савельев, Адоратский, Ольминский, Баевский и Горин — все-таки почувствовали опасность подобной публикации. Они снабдили статью особым примечанием, где заявили, что сами не разделяют точку зрения Слуцкого и публикуют материал лишь «в целях дискуссии», Но ясно, они не ожидали, что эта статья вызовет настоящий взрыв. Сталин пришел в ярость и направил длинное письмо, озаглавленное «О некоторых вопросах истории большевизма», в редакцию журнала «Пролетарская революция». В конце октября 1931 г. письмо было опубликовано одновременно в двух журналах — «Пролетарская революция» и «Большевик».

В первую очередь Сталин извратил до неузнаваемости точку зрения Слуцкого. Он заявил, что обвинять Ленина в недооценке опасности центризма в предвоенной социал-демократии — значит обвинять его в недооценке опасности «прикрытого оппортунизма», что в свою очередь означает обвинять Ленина в том, что он до 1914 г. не был еще «настоящим большевиком», ибо настоящий большевик ни в коем случае не может недооценивать опасность прикрытого оппортунизма. Большевизм появился и утвердился в безжалостной борьбе со всеми течениями центризма. Это аксиома, Поэтому редакции не следовало бы выдавать «галиматью» и «жульническое крючкотворство» Слуцкого за дискуссионный материал. Истинность же ленинского большевизма неоспорима. Далее, Сталин был недоволен благосклонным отношением Слуцкого к Розе Люксембург и другим левым радикалам в предвоенной СДПГ. Его глубоко задевала сама мысль о том, что Ленин мог чему-то научиться у этих людей.

В письме появился сильный националистический оттенок сталинского большевизма. Оно выражало русско-центристский подход к истории европейского марксистского движения, В статье особо подчеркивалось, что у «русских большевиков» есть все основания с точки зрения своих взглядов расценивать степень марксистской революционности той или иной позиции зарубежных социал-демократов. В 1902 г. Ленин в работе «Что делать?» утверждал, что русский пролетариат сможет еще стать «авангардом международного революционного пролетариата». Последующие события прекрасно подтвердили этот прогноз. Не западные марксисты должны давать уроки своим русским товарищам, а наоборот.

Говорить и думать иначе — а именно это и делал Слуцкий — значит осуществлять не что иное, как «троцкистскую контрабанду». Желая придать больший вес этому грубому обвинению, Сталин заявлял следующее, Мысль Слуцкого о недооценке Лениным до 1914 г. опасности центризма — лишь ловкая попытка внушить «неискушенному читателю» идею о том, что Ленин стал настоящим революционером только после войны, после того как он «перевооружился»

при помощи Троцкого, взяв его теорию о перерастании революции буржуазно-демократической в революцию социалистическую (теорию так называемой перманентной революции). В другом же месте письма Сталин отмечал, что Слуцкий утверждает, будто не найдено еще достаточного количества официальных ленинских документов, относящихся к рассматриваемому периоду. «Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы? — вопрошает Сталин. — Кто же, кроме архивных крыс, не понимает, что партии и лидеров надо проверять по их делам, прежде всего, а не только по их декларациям?».

Ближе к концу письма стиль Сталина становился не просто грубым, но зловещим, Предоставив Слуцкому место для контрабанды, заявил он, редакция проявила «гнилой либерализм» по отношению к троцкистски настроенным элементам. Подобный настрой, продолжал Сталин, получил распространение и среди тех большевиков, которые не смогли уяснить себе, что троцкизм давно уже перестал быть одной из фракций коммунизма, а превратился в передовой отряд контрреволюционной буржуазии. В заключение Сталин подчеркивает: «Вот почему либерализм в отношении троцкизма, хотя бы и разбитого и замаскированного, есть головотяпство, граничащее с преступлением, изменой рабочему классу». Задача же редакции должна заключаться, по мнению Сталина, в том, чтобы «поднять вопрос изучения истории нашей партии на научные, большевистские рельсы и заострить внимание против троцкистских и всяких иных фальсификаторов истории нашей партии, систематически срывая с них маски».

Принимая во внимание то, что Сталин ранее говорил о центризме, нетрудно понять, почему его разгневали слова Слуцкого о том, что Ленин недооценивал опасность центризма в СДПГ. В 1928 г. Сталин утверждал, что бороться как с левым, так и с правым уклоном не значит еще быть центристом. Ленин ведь не являлся центристом, сражаясь, с одной стороны, с меньшевизмом, а с другой — с левым «сектантством», который он осудил в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Центризм же означает «приспособленчество». Поэтому «эта идеология чужда и противна ленинизму»¹ Г Какие бы документы ни предъявляли «архивные крысы», мог ли настоящий революционер, т, е. большевик, недооценивать, хотя бы на миг, центристскую опасность? Согласно такому рассуждению, Слуцкий и ему подобные заслуживали не только беспощадного разноса в печати, но также и весьма сурового наказания, Вскоре после появления письма Сталина Слуцкий был арестован, Он провел в заключении около 20 лет¹².

Письмо Сталина послужило не только отдушиной для его гнева; оно преследовало, кроме того, и определенную цель. Сам факт его появления, а также его тон и содержание утверждали преклонение перед авторитетом Сталина при изучении истории партии. Готовя это письмо, Сталин присваивал себе роль первого историка партии и главного арбитра по всем спорным вопросам в этом весьма деликатном предмете. Публикация письма означала самоутверждение Сталина в качестве высшего авторитета в той самой области, которая станет главным элементом складывающегося в 30-е годы культа личности, — прошлое большевистской партии и та роль, которую играли в нем Сталин и другие известные большевики.

Как и в беседе с философами, Сталин в письме пытался утвердить свой культ посредством защиты непогрешимости Ленина. Превращая первого вождя партии в поставленный вне критики иконографический образ, автор письма подразумевал необходимость такого превращения и по отношению к его преемнику. В 1929 г. партия признала своим вождем Сталина в качестве наследника Ленина. Поэтому возникал вопрос, стоило ли историкам партии находить ошибки и недостатки в политическом прошлом Сталина, если письмо осуждало это в отношении прошлого Ленина. Такой вопрос не могли не задать весьма опытные в истолковании двусмысленностей партийные интеллектуалы, обдумывая или обсуждая друг с другом скрытый смысл сталинского письма. Сталин же делал им достаточно прозрачный намек, дважды использовав одну и ту же конструкцию; «Ленин (большевики)». Таким образом, Ленин по указке Сталина превратился в символ настоящей большевистской революционности,