Сталин. История и личность

Такер Роберт

Маневры, с помощью которых Сталин привел свою фракцию к окончательной победе над остальными тремя группировками, свидетельствуют о его исключительной ловкости как политического стратега. Эти действия в западной литературе неоднократно приводили в качестве классического примера искусства коалиционной стратегии, на котором следует учиться¹¹! Как мы уже видели, в период последней болезни Ленина Сталин, объединившись с Зиновьевым и Каменевым, образовал неофициальную руководящую тройку Политбюро и в то же время начал тайное политическое соперничество со своими товарищами по триумвирату. Одновременно он старался наладить контакт с группой Бухарина, одобрял ее ориентацию в хозяйственной политике, которая пользовалась большой популярностью в партии. Вместе с этими союзниками он двинулся против своего наиболее грозного конкурента на роль преемника Ленина — Троцкого. При этом он ловко использовал давнюю взаимную неприязнь Троцкого и Зиновьева, а также ту глубокую тревогу, которую вызывал в буха-ринцах Троцкий из-за разногласий в политике. Особенно это касалось стремления троцкистов

ускорить индустриализацию за счет выкачивания средств из крестьянства, и их ставки на революцию за рубежом как непременное условие успешного построения социализма у себя дома. Согласованная открытая атака на «троцкизм» в 1924 г. и в начале 1925 г. ознаменовала начало конца Троцкого и его политического дела. Следует добавить, что успеху Сталина в этой схватке во многом способствовала политическая недальновидность Троцкого в решающий период 1923-1925 гг. Так, например, он бездумно отверг попытки Зиновьева сблизиться с ним после XII съезда; не осознал он и значения коалиционной стратегии, чтобы одолеть Сталина.

Триумвират распался осенью 1925 г., когда страх перед Сталиным и его возрастающей политической силой прочно овладел умами Зиновьева и Каменева. В сентябре оба вместе с Крупской и Сокольниковым выдвинули оппозиционную «платформу четырех», и XIV съезд партии, собравшийся в декабре того же года, предал конфликт гласности. Троцкий остался в стороне от этих антисталинских акций. В сенсационной речи на съезде Каменев не только выразил протест против использования Сталиным Секретариата в качестве политического инструмента, но и полностью отрицал его право на роль высшего руководителя партии. «Мы против того, чтобы создавать теорию “вождя”, мы против того, чтобы делать “вождя”, — заявил он и, заканчивая свое выступление, подчеркнул: — Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба»¹². Подобный прямой и открытый удар по сталинскому честолюбию был мужественным, но бесполезным. Зиновьев и Каменев потерпели на съезде от объединенных сил Сталина и Бухарина сокрушительное поражение. Влияние оппозиционеров упало, а позиции Сталина во вновь избранном ЦК и Политбюро укрепились; в результате оплот Зиновьева — Ленинград не устоял перед натиском сталинской фракции. Каменев пережил унижение, будучи избранным всего лишь кандидатом в члены Политбюро.

В 1926 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев с опозданием образовали так называемую «объединенную оппозицию». Подобная арьергардная акция двух надломленных фракций уже не могла уберечь их от окончательного разгрома, происшедшего в конце 1927 г., когда Троцкого, Зиновьева, Каменева вместе со многими их сторонниками исключили из партии. Едва этот этап борьбы завершился, как Сталин, обезопасивший один фланг, повернул против политических противников на другом. В условиях, когда левые антисталинские силы пребывали в опале и замешательстве, правым после серии ожесточенных политических сражений пришлось сдаться. В конце 1929 г. потерпели сокрушительное политическое поражение бухаринцы, лишившиеся партийных постов и организационных баз, и теперь фракция Сталина безраздельно господствовала в советском партийном государстве.

Чтобы объяснить подобный исход борьбы, следует иметь в виду тот факт, что важными причинами успеха Сталина явились использование Секретариата в качестве организационного орудия и ловкое маневрирование в ходе фракционного соперничества. Однако сосредоточивать внимание только на этих факторах недостаточно. Изображать победу Сталина во внутрипартийных сражениях как логический итог закулисной борьбы за власть — значит упустить из виду некоторые более глубокие и сложные моменты политического процесса, проходившего в Советской России в первые годы после смерти Ленина. Видеть в Сталине лишь манипулятора политической машины, сверхаппаратчика, превосходно владевшего искусством маневрирования (каким он в действительности и являлся), — это значит некоторым образом неверно оценить главного актера и характер той драмы, в которой он сыграл ведущую роль.

При подобном подходе остается в стороне вопрос о степени подвижности, присущей исторической ситуации того времени. В период нэпа советское общество еще не представляло собой той жестко контролируемой системы, которой оно стало в 30-е годы в результате «революции сверху», начатой Сталиным в конце 1929 г., когда он наконец приобрел необходимую для этого силу. Политическую систему, при которой не существует других партий, кроме одной, с полным правом можно назвать диктатурой большевистской партии. Ленин и его сторонники иногда это признавали, хотя они всякий раз утверждали, что диктатура по-новому демократична, поскольку является правительством «для» трудящихся и вовлекает миллионы простых людей в общественную деятельность через комсомол, советы, профсоюзы, кооперативы и другие добровольные объединения. И остававшееся по сути своей авторитарным, советское партийное государство периода нэпа сильно отличалось от той страшной бюрократической громады, которая всякий раз возникает в нашем воображении, когда речь заходит о «тоталитарной системе»¹³.

Структура партийного государства пока еще оставалась довольно рыхлой как в организационном плане, так и с точки зрения функционирования. Сами партийные фракции не были крепко сбитыми, дисциплинированными фалангами. И хотя среди занимавших важное политическое положение или надеявшихся на продвижение лиц уже сформировались отношения типа «патро —плебей», плебеи далеко не всегда проявляли почтительность к своим патронам, даже если это был Сталин или кто-то из его приближенных. Почти во всех отраслях экономики процветало частное предпринимательство.

Интеллектуальная жизнь еще не регламентировалась столь жестко¹⁴. Секретная служба продолжала многих страшить, хотя пока что не действовала наподобие машины террора, в которую она потом превратилась, и еще не стала политическим инструментом одного человека. Ни население в целом, ни десятки тысяч представителей политически влиятельного класса нельзя было назвать (пользуясь терминологией теории тоталитаризма) «распыленной массой».

В этих условиях ни Сталин, ни любой другой человек не мог подняться на высшую руководящую ступень в государстве лишь с помощью умелого манипулирования силовыми рычагами организации, сочетая свои действия с искусной фракционной стратегией. Кандидату в руководители следовало разработать убедительную с политической точки зрения программу и, отдав ее на суд высших партийных кругов, суметь отстоять. В некоторых случаях даже силовые акции требовали не силовой, а иной аргументации. Так, например, защищая на XII съезде вопреки завуалированному сопротивлению Зиновьева предложение о расширении ЦК, Сталин сослался на необходимость укрепить старые, порядком поизносившиеся партийные кадры «новой сменой» способных работников, имеющих голову на плечах. Этот аргумент, конечно же, нашел живой отклик у большого числа молодых делегатов, считавших, что они отвечают подобным критериям¹⁵. Поскольку же большевики в силу давней традиции представляли собой партию дискуссионную, охотно обсуждавшую политические вопросы с использованием идеологической терминологии, претенденту на лидерство нужно было уметь убеждать как в теоретическом, так и в прагматическом плане. Как бы хорошо он ни владел приемами руководства, он должен был утвердить себя как политический и идеологический руководитель ленинского типа и состязаться в борьбе не только за власть, но и за преемственность.

Вакантный пост < > ю '*•••

Мы должны отличать преемственность от близкого по значению процесса продвижения индивидуума к власти. Преемственность означает правомерность власти. Она также связана с передачей новому лидеру какой-то доли того авторитета, которым обладал предшественник, и всеобщим признанием в нем правомерного политического главы. В зависимости от особенностей полита-ческого строя победа в конкурентной борьбе за власть, будучи в обычных условиях необходимой, не всегда является достаточной. В давно сложившемся государстве с учрежденной должностью верховного правителя вступление на этот пост предписанным или дозволенным законом путем, как правило, решает или, во всяком случае, почти решает вопрос о преемственности. Но преемственность представляет собой более сложный процесс в новом государстве, где высший авторитет связан с личными качествами руководителя-основателя и где еще не введена официальная должность верховного правителя.

Положение, в котором оказались большевики в послеленинский период, показывает, насколько трудноразрешимой может стать проблема преемственности после смерти основателя нового революционного строя. По теории Макса Вебера, имевшего в виду главным образом историю религий, внутренне присущая первому лидеру харизма «формализуется», т. е. закрепляется за определенной должностью и передается по наследству в порядке преемственности в соответствии с установленными правилами и независимо от индивидуальных качеств очередного претендента на данный пост¹⁶. Однако в рассматриваемом нами случае этого не произошло. Правда, как мы уже видели, со смертью Ленина ЦК объявил партию его коллективным воплощением и продолжением, тем самым символически наделяя целиком всю партию харизматическими свойствами. Но индивидуальная харизма Ленина не была закреплена за должностью высшего партийного руководителя (мы уже отмечали, что Ленин таковой не занимал) и не переносилась автоматически на его преемников. Никто из партийных руководителей не унаследовал ленинского огромного авторитета. И его «формализация» приняла форму культа личности Ленина, что не облегчило, а скорее осложнило процесс передачи верховной власти. Так, Ленина, даже после смерти, неизменно изображали главой большевистского движения. Вопрос о том, каким образом он мог посмертно выполнять функции верховного вождя, разрешили (или по крайней мере обошли) с помощью идеи, согласно которой, отсутствуя физически, Ленин по-прежнему направлял и вдохновлял движение своим учением, получившим название «ленинизм». Тот факт, что его забальзамированное тело находилось в Мавзолее на Красной площади, усиливало это представление. «До сих пор мы могли действовать прямо и буквально “по Ленину”, — заявил, например, Зиновьев в политическом докладе XIII съезду партии. — В последнее время, и в частности на данном съезде, нам приходится действовать уже по ленинизму. У нас нет прямых, точных указаний, прямых директив, и мы должны только на основе всей той школы, которую наша партия прошла у Владимира Ильича, на основании нашего коллективного понимания ленинизма разрешать вопросы, стоящие перед нами»¹⁷.

Таким образом, на первых порах после кончины Ленина у большевиков наблюдалось несовпадение власти и авторитета. Став могущественным в партии, Сталин тем не менее пока еще не получил широкого признания и не рассматривался повсеместно в качестве преемника Ленина, способного претендовать на роль верховного лидера партии. В большевистском движении продолжал существовать авторитет Ленина, выражавшийся, помимо прочего, в представлении, что движение руководствуется «ленинизмом». Олигархическая система правления в верхах партии официально называлась «коллективным руководством», и многие отвергали саму мысль о том, что преемником Ленина может быть отдельная личность.