Сталинград
Шрифт:
Из морских пехотинцев, охранявших командный пункт полка, выжил лишь один человек. Его правая рука была сломана, и стрелять он не мог. Тогда солдат спустился в бункер, сложил в пилотку гранаты и бросал их левой рукой. Еще один взвод, в котором осталось только четверо бойцов, израсходовал все боеприпасы. Солдаты послали раненого в тыл с донесением: «Перед нами крупные силы противника. Открывайте огонь по нашей позиции. Прощайте, товарищи, мы не отступили».
Плывущий по Волге лед сильно затруднил снабжение 62-й армии всем необходимым. У берегов разбить лед можно было только с помощью лома. 14-го ноября пароход «Спартаковец» перевез на правый берег, прямо к заводу «Красный Октябрь», четыреста бойцов и сорок тонн груза и забрал под огнем триста пятьдесят раненых. Но такие удачные рейсы случались нечасто. Команды
Паулюс находился в страшном напряжении. Доктор предупредил его о возможности нервного срыва, если он не будет давать себе отдыха. Один из штабных офицеров так объяснял состояние Паулюса: «Гитлер одержим идеей взять Сталинград. Для уничтожения последних очагов сопротивления в городе он приказал пополнять пехотные части даже танкистами». Командиры танковых соединений были потрясены этим нелепым распоряжением, но не смогли убедить Паулюса отказаться выполнять приказ. В конце концов они постарались собрать пополнение для пехотных частей из запасных водителей, поваров, санитаров и сигнальщиков, только бы сохранить опытных танкистов, поскольку без них боеспособность танковых частей была равна нулю. Большие потери среди танкистов в сложившейся обстановке могли иметь серьезные, даже губительные последствия.
Генерал фон Зейдлиц тоже был встревожен. К середине ноября офицеры штаба 6-й армии с горечью констатировали: 42 процента личного состава батальонов практически уничтожены, большая часть пехотных рот насчитывает менее пятидесяти человек, из трех-четырех рот после слияния получается только одна. Зейдлица заботило еще и положение дел в 14-й и 24-й танковых дивизиях, которые необходимо было снарядить заново и подготовить к неизбежным потерям в зимних боях. Генерал был уверен, что сражения продлятся до конца года. К тому же Гитлер сам говорил Зейдлицу еще в начале октября, что немецкие войска должны быть готовы ко всем тяготам русской зимы. Примерно в этот же период фюрер в своей мюнхенской речи хвастливо заявлял, что «время не имеет значения».
Самые тяжелые потери германская армия несла среди офицеров и младшего командного состава. Настоящих боевых командиров осталось очень немного. «Это уже не те немцы, с которыми мы дрались в августе, – писал в своем дневнике русский солдат. – Да и мы уже другие». Старые фронтовики, как немцы, так и русские, утверждали, что первыми всегда погибают самые лучшие, самые храбрые. В штабе 6-й армии офицеры вермахта с тоской думали о весне 1943 года. Элементарный арифметический подсчет показывал, что германская армия больше не может себе позволить такие потери. Разговоры о героизме и поднятии боевого духа казались теперь просто неуместными. Все сильнее становились дурные предчувствия. Только сейчас немецкие солдаты и офицеры стали осознавать неотвратимость возмездия. Салютуя павшим героям. Красная Армия направляла стволы своих орудий не в воздух, а в противника.
14. «Всё для фронта!»
План операции «Уран», массированного советского контрудара, направленного против 6-й армии немцев, разрабатывался долго и тщательно. Это было довольно необычно, принимая во внимание свойственную Сталину нетерпеливость и импульсивность. Видимо, в этот раз желание взять реванш было настолько сильным, что он смог держать себя в руках.
Оригинальный замысел операции «Уран» родился в субботу 12 сентября. В этот день Паулюс встречал Гитлера в Виннице, а Жуков, после неудачной атаки русских на северный фланг 6-й армии, был вызван в Кремль. В кабинете, помимо Сталина, находился и начальник Генерального штаба Василевский. Стоя под портретами Кутузова и Суворова, Жуков сбивчиво объяснял, почему нападение не увенчалась успехом. Он особенно напирал на тот факт, что три неполные армии, посланные в бой, не имели достаточной поддержки со стороны танковых дивизий и артиллерии. На вопрос Сталина о том, как следовало бы организовать атаку, Жуков ответил, что нужна была, по крайней мере, еще одна полная армия,
Сталин, который, казалось, был полностью погружен в карты, вдруг спросил: «А что вы понимаете под другим решением?» Два генерала, застигнутые врасплох, промолчали. «Возвращайтесь в Генеральный штаб и хорошенько подумайте, что можно сделать для спасения Сталинграда», – сказал Сталин и вновь углубился в карты.
Жуков и Василевский вернулись в Кремль на следующий вечер. Как выяснилось, Сталин не терял времени даром. Он приветствовал генералов вопросом: «Итак, что вы решили? Кто доложит?» Жуков и Василевский переглянулись. «Мы придерживаемся единого мнения», – ответил Василевский.
Весь предыдущий день генералы провели в Ставке, изучая возможности формирования новых армий и танковых дивизий. Решить этот вопрос следовало всего за два месяца. Немецкие войска под Сталинградом образовали клин, имеющий уязвимые фланги. Чем дольше Жуков и Василевский смотрели на карту, тем больше убеждались в том, что единственно верным решением будет кардинальное изменение стратегической ситуации на юге. Жуков считал, что нужно завязать в Сталинграде оборонительное сражение, выделив для этого необходимое количество войск. По его мнению, не стоило тратить силы на контратаки, важно было лишь не допустить врага до западного берега Волги. Пока немцы будут сражаться в городе, следовало скрытно сосредоточить за линией фронта свежие армии, а затем, неожиданно нанеся с флангов глубокие контрудары, осуществить полное окружение противника.
Сталину сначала не понравился этот план. Он очень боялся потерять Сталинград и был уверен, что действовать надо немедленно. Подумав, Сталин предложил компромиссное решение: нанести атакующие удары вблизи города. Жуков ответил, что в этом случае окружение 6-й армии немцев, которая наверняка окажет ожесточенное сопротивление, станет невозможным. В конце концов Сталин согласился с планом, который предложили генералы.
Советский лидер, в отличие от Гитлера, вовсе не был помешан на идеологических вопросах. 1941 год никак нельзя назвать удачным для Красной Армии, но в то же время многочисленные поражения помогли Сталину избавиться от устаревших представлений о ведении войны. Он больше не считал ложным учение об использовании глубоких танковых ударов, рассекающих оборону противника. Ночью 13 сентября Сталин полностью одобрил план предстоящей операции. Жукову и Василевскому он приказал соблюдать строжайшую секретность. «Никто, кроме нас троих, не должен знать о плане, пока не придет время». Операцию решено было назвать «Уран».
Жуков не был блестящим составителем планов, но являлся лучшим их исполнителем. Сталин не раз восхищался его настойчивостью в достижении цели. Не желая повторять прежние ошибки, когда в атаки бросали неподготовленные и плохо вооруженные силы, Жуков назвал подготовку войск задачей номер один. Поэтому вновь сформированные резервные дивизии отправлялись на относительно спокойные участки фронта для того, чтобы обстрелять бойцов. Помимо этого, подобные перемещения должны были ввести в заблуждение немецкую разведку. Полковник Рейнхард Гелен, весьма энергичный и подозрительный начальник немецкой разведки, всерьез полагал, что Красная Армия планирует крупную наступательную операцию против группы армий «Центр».
Данные разведки и допросы военнопленных позволили немцам определить, что удары, предусмотренные операцией «Уран», будут нанесены по румынским армиям, расположенным на флангах 6-й армии Паулюса.
В начале второй половины сентября Жуков в обстановке строжайшей секретности совершил поездку на северный фланг германских войск. Александр Гличев, лейтенант из разведроты 221-й стрелковой дивизии, однажды ночью был вызван для доклада в штаб дивизии. Около штаба он заметил два «виллиса». На таких машинах обычно ездило начальство. После краткого разговора у лейтенанта отобрали автомат и подвели к одной из машин. Он должен был сопровождать какого-то офицера вдоль линии фронта.