Сталинские соколы. Возмездие с небес
Шрифт:
Я уже пожалел о выпитом вермуте, тянувшем меня за язык, но слово джентльмена не оставляло возможности к отступлению.
– А идем, улыбаясь, хлопнул я брата по плечу, плати за бухло и говори трактирщику. пусть жарит бараньи ножки на всех, да несет на стол палинки, мы еще вернемся.
Шатающейся компанией мы вышли на берег пруда и стали искать в темной пыли подходящие камни. Затея выглядела изначально глупой, но вполне подходила под наше состояние. Луна была не в весе как церковная мышь и походила на сырный огрызок или саблю магометанина, да и при полной луне кидать камни в ночной пруд с попыткой оценить результаты, когда и так двоится в глазах, затея для идиотов.
Брат
Посмотрев на него с напускным презрением, я хорошо размахнулся и, рискуя вывихнуть не размятую руку, пустил камень в черную даль. Прошла пара секунд и булькающий звук подтвердил его падение в воду.
Настала очередь брата, он долго пытался приноровиться, делая ложные взмахи, и, наконец, выполнил свою часть дуэли. Тихий звук подтвердил попадание в бескрайнюю цель.
– Ты видел это – завопил Имре, мой дальше! – как будто что – то можно было видеть в темной воде.
– С чего ты так решил? – спросил я, посмотрев на брата свысока.
– Бульканье моего камня было тише, значит, он улетел дальше, подтвердите это сударь, обратился он к лейтенанту.
Мой брат слыл хитрецом, и будь я трезв, я вполне бы оспорил его радость, предположив, что он выбрал более легкий камень, но сейчас я был в прекрасном шутливом настроении, к тому же пьяная честь не давала мне опускаться до мелочей. Все равно это шутка – подумал я про себя, и завтра мой брат отправиться тянуть лямку, а я вернусь к своим обязанностям управляющего ресторанчика «Кодмон».
Мы вернулись в трактир, закончив веселый ужин бараниной и самогоном. Дороги домой я не помнил, а теперь у меня на пороге стоял детина – главный сержант и утверждает, что я должен идти на службу.
– Любезнейший – начал я. это недоразумение, на службу должен идти мой младший брат, и он живет по другому адресу.
– В повестке стоит этот адрес – гаркнул сержант, сунув бумажку мне под нос, собирайся. Если каждый рекрут будет выдумывать разные байки, то «Его светлость» останется без армии. Я встречал много симулянтов, притворяющихся больными, глотающих перед медицинской комиссией всякую гадость, один даже попробовал сожрать ртуть.
– И что?
– Этот, кажется, действительно не прошел призыва, он отравился, ослеп и вскоре умер, а мог бы с честью служить на благо королевства.
В копии повестки действительно был прописан я, видимо папа Блаэса не был настроен на туже шутливую волну, и принял просьбу сына за чистую монету.
– Вот засранцы! – процедил я сквозь зубы.
Главный сержант напрягся.
– Не подумайте господин начальник, это я не вам, повторяю. все это недоразумение, разве вы не видите что я несколько старше призывного возраста, возможно, я молодо выгляжу, хотя вечер закончился тяжело, но вчера мне исполнилось тридцать, и я имею чин отставного старшего капрала.
– Да ты фантазер, коих я еще не встречал, десять минут на сборы, и я жду тебя внизу, и не подумай что-либо выкинуть, или тебя привлекут за симулянство, а может быть и за государственную измену.
Я понял, что перечить солдафону бесполезно, и раз повестка моя, я должен явиться в комиссариат, где смогу доказать абсурдность ситуации. Быстро, по военному приведя себя в порядок, я оделся и вышел на улицу, искать военные документы времени не было, но я надеялся, что и без них все разрешится.
Моему удивлению не было предела, когда на пороге призывной комиссии в числе нескольких десятков рекрутов я встретил Имре, на нем лица не было, впрочем, причиной его плачевного внешнего вида я считал последствия
Наконец, раздев до белья, нас повели по цепи кабинетов, где сидели доктора призывной комиссии. В некоторые кабинеты нас заводили по несколько человек, в некоторые по одиночке. Я подошел к двери, на которой было написано «стучать» и постучал. Услышав низкий женский голос. – войдите, я приоткрыл дверь и оказался в кабинете один на один с врачом – дамой несколько старше меня. Врач посмотрела на меня стеклянным взглядом, отвернулась к окну, мне показалось, что лицо ее краснеет как от стыда, затем она повернулась ко мне, опустив голову и закрыв глаза и лоб ладонью, как будто задумалась.
– Оголитесь, – услышал я низкий голос. С дамами я привык играть первую скрипку, но сейчас, как под гипнозом, я выполнил требование доктора, совершенно оголившись. Мадам осмотрела меня томным взглядом и опять закрыла глаза ладонью. – Одевайтесь, можете идти.
К счастью, в своем возрасте я был лишен юношеских комплексов.
– Сударыня, я понимаю, что это ваша работа, но, как приличный человек, я не предлагаю жениться, но готов встретиться с вами в любое время сегодня вечером в уютном местном ресторанчике «Кодмон», управляющим которого имею честь быть, если на то будет ваше согласие.
Дама отнеслась к моему предложению как к шутке, впрочем, отказа, как и по морде, я не получил, выйдя от доктора в приподнятом настроении.
В последнем кабинете совершенно голых призывников встречал старший военный врач, дающий окончательное заключение о служебной пригодности.
Я, конечно, мог закатить скандал, кричать, что дойду до военного министра, что это вопиющая ошибка, и я совершенно не должен идти в армию, но мне стало так жалко родного брата, плетущегося за мной с настроением будущего висельника, что я решил пока не прерывать идущий театр абсурда, и как можно дольше поддерживать брата. – Я всегда успею выйти из смешной ситуации – убедил сам себя я, еще не веря, что все произошедшее – это правда, а не нелепый розыгрыш.
Нас признали годными к действительной воинской службе и в числе других новобранцев отправили в школу первоначальной подготовки, а затем в ротную школу. Если для молодых солдат, призванных на два года, время текло словно каторга, я, относясь ко всему с философским спокойствием, видел в службе даже некоторое развлечение. Зная, что нахожусь не «на своем месте», я относился к происходящему, как к некому приключению, считая, что всегда смогу избавиться от неприятной реальности как от захватывающего, но страшного сна, то есть – проснуться. Во-первых, я был старше всех и опытнее, при этом обладал крепким здоровьем, во-вторых, покровительствуя над братом, я исполнял некий «отцовский» долг, так как не всегда мог уделять ему должное внимание в прошлом, в-третьих, мой возраст не мог оставаться незамеченным, и я давно уже поставил в известность командиров, что попал на службу странным образом. В моем деле разобрались и даже вернули мне звание, так что после полугода службы я был совсем не рядовым, но, как оказалось, бюрократическая машина военного министерства совершенно не умела давать быстрый задний ход, в моем деле обещали разобраться, но просто так отпустить со службы меня, призванного в общем законном порядке, ни один местный командир не мог, поэтому приходилось ждать и верить, что все образуется само собой.