Стальная маска

Борик Пан

Сев на стул, он принялся шлифовать края; мысли лесного мальчика стали птицами, что устремились куда-то за горизонт сознания. Юноша старался сосредоточиться на цели и не думать о тех личностях, той жизни, что оставляет позади. Шаг вперёд — это всё, что ему нужно, но как же сложно отбросить прежнего себя, пересилить страх неизвестного.

Время поджимало. Витус решил: когда выйдет из кузни, он должен будет знать, что делать со своей жизнью. Остаться рядом с матерью, внедриться в бизнес брата, принять предложения демасийского учёного… Выбор был велик, но каждое действие требовало от юноши решительности. Сможет ли он обуздать свои страхи? Должен,

иначе возненавидит сам себя.

Вставить линзы в прорези для глаз было трудно, но в конечном итоге ученик кузнеца с этим справился и, отделав заднюю часть мехом, гордо надел своё творение. В маске Витус почувствовал себя уверенней, будто бы позади стоял наставник, что невидимой рукой указывает нужное направление. Странно, но все противоречия, отравляющие душу лесного мальчика, в миг, улетучились. Он понял, что мир обязан увидеть эту маску, стальную маску. Но перед тем, как сделать следующий шаг…

— Мама, я иду.

Да будет так.

Перворожденный

Каждый в Болхейме был до глубины души потрясён не столько пугающим, сколько шокирующим событием, произошедшим с семьей Гальего. Барон Олус был убит на охоте, а его младшему сыну лишь чудом удалось избежать участи отца; он спасся и отныне разделяет скорбь вместе с братом. По крайней мере, так говорит люд, однако мы имеем веские доводы, которые открывают свет на настоящее положение вещей. Не всё было так, как могло показаться на первый взгляд. И чтобы увидеть это, нам предстоит взглянуть на ситуацию со стороны той персоны, что денно и нощно следила за развитием событий. Итак, уважаемый читатель, прошу любить и жаловать: Ворон.

Он был олицетворением невзрачности, всего лишь человек из толпы, на которого вряд ли обратят внимание скучающие баронессы, столпившиеся рядом с надгробием покойника, держащие своих мужей под руку; сегодня им выдалась возможность блеснуть своим туалетом. Право, место они выбрали совсем не подходящее этим нуждам, и те немногие ремесленники, честные работники, разделяющие в толпе мнимое горе, пришедшие по приглашению сына покойного, вместе с ними ожидали окончания столь неприятного мероприятия.

Некто говорил: Что за беда! Моего дядю тоже загрызли во время охоты! А ведь он был важным человеком при дворе Мордекайзера! И никто, никто не спохватился изловить эту нечисть, заполняемую родные леса. Может быть, теперь, когда господин Олус погиб, кто-нибудь да обратит внимание на опасность, обитающую в лесу.; его яро поддерживали, однако сохраняли приличия и отдавали честь покойнику.

Ворон видел их насквозь; души, наполненные скукой, умирающие от душного солнца, липкими лучами ложащегося на головы стоящих. Он будто бы созерцал столпотворение неучей, ожидающих, пока стоящий пред надгробием святой отец зачитает им слова Святой Кейл, кровью божественной написанные на куске пергамента. И не было им интересно, ведь что такое чья бы то ни было жизнь в наших реалиях? Не более чем песчинка на бесконечном пляжном просторе; капля воды в море; травинка на лугу. Ворон понимал это слишком хорошо, ибо отринул само понятие смерти, стал тем, кто смог вернуться из удушливых объятий Тёмной госпожи, смакуя её хладный поцелуй.

Он затерялся в толпе и, как было указано ранее, был не более чем тенью баронов, шальным ветром, играющим с перьями в шапках деревенщины; поступь его была легка, а облачение закрывало всё тело, представляя собой тёмный плащ с длинным воротом и бриджи на несколько размеров больше, дабы те висели, скрывая всё нужное.

И вот он проходит мимо малышки Антуанетты, стоящей рядом с отцом-кузнецом; минует толпу живописцев, скульпторов, одним словом, тех личностей, что каждый день размышляют о том, кто они: бездельники аль творцы?

Опустим подробности речи святого отца и переместим внимание на младшего сына покойного барона; взгляд его был невозмутим, в глазах застыло, что угодно, но только не печаль. Он глядел на надгробие со смесью плохо скрываемой радости и мечтательности, теряя свои мысли в тундре будущих побед. Юноша был обручен, получил наследство от отца и, как было сказано ранее, имел большие планы на эти финансы. Ворон знал о небольшом секрете, что разделяют Гэвиус и Витус; первый подговорил второго убить отца, и тот без задней мысли сделал это. Заметим, однако, Гальего-младшего на кладбище не оказалось; это заставило Ворона забеспокоиться о своей миссии, ведь явился он сюда лишь ради встречи с одним из братьев.

Ему не требовалось говорить с ним, лишь впить свой взгляд в спину и неустанно следить за каждым движением; это было смыслом его жизни. Оное обусловливалось корыстными надеждами, о которых мы расскажем чуть позднее. Ворон знал большинство собравшихся, среди которых можно было заметить маэстро Патриция, нетвёрдо шатающегося на ногах. Он долгое время провёл, наблюдая за окружением Витуса, и мог смело заявить, что каждый из присутствующих относился к барону не самым положительным образом. Ведь это просто старик; пожилой ханжа, чье состояние даже после смерти купило ему проводы с толпой и дальнейшим застольем. Будь он человеком, что называется, из народа, тем самым мальчуганом, работающим в таверне за кусок хлеба и стакан молока; знавал бы он тяжкий труд каменщика, трудящегося за несколько динаров в неделю, без сомнений, его могилка была бы не здесь, на кладбище, а где-нибудь на окраине и в скором времени заросла бы плющом.

Мысли эти порывом ветра заставили Ворона предаться ностальгии.

***

Ишталь был настоящем раем для любого лесника или желающего скрыться кутузника. Места те были сплошь и рядом усеяны многообразием растений, начиная от кустарников ежевики и заканчивая величественными дубами, чьи ветки, подобно Атланту держали на себе миры — птичьи гнезда, в которых птенцы дожидались своих родителей. А те летали по чистому небосводу, замечая скопления стад оленей и их брачные игры; пролетали через журчащие ручейки и, усаживаясь на девственные полянки, добывали червей, чья жизнь коротка, а судьба ничтожна.

Проходи в лесах Ишталя путник, сверни он с тропы, что ведёт в гору, непременно добрался бы до места, населенного существами странными, что называется, волшебными. Но то были не фейи, крадущие детей; не кровожадные гули и даже не лесные нимфы. Обитала в тех местах счастливая семья, насчитывающая три головы: отец, мать и сын. Сынишку называли Аполо то ли в честь Демасийского героя Аполиона Выносливого, а может быть, по иным причинам.

Но поглядите на него, ставлю свою кружку с мёдом, что родители сообщили нам неполное имя своего отпрыска, ибо это по первому впечатлению был не Аполо, а Аполлон! Статный мальчуган, не больше десяти лет отроду со свисающими, точно лапти, ушами; высотой он достигал двух метров, и был по грудь отцу, чей рост ровно на один метр превосходил сына. Он часто говорил: Ну ты и малыш. Смотри, как бы я на тебя не наступил. А после заливался хохотом, игнорируя тычки Аполо, который страх как терпеть не мог шутки про себя!