Стальной век: Социальная история советского общества

Дамье Вадим Валерьевич

Центральное правительство, которое в декабре 1990 г. возглавил В.С.Павлов, официально объявило о намерении совершить переход к ры­ночной экономике, провело денежную реформу, ограничив возможности обмена купюр, и со 2 апреля 1991 г. в 2-3 раза повысило цены на основ­ные потребительские товары. Этими шагами власти лишь еще больше дискредитировали себя в глазах населения.

Ослабевшее и запутавшееся в тисках кризиса руководство было уже не в состоянии удерживать находившиеся под контролем СССР страны Восточ­ной Европы. В конце 1989 г. пали просоветские режимы «коммунистиче­ских» партий в Польше, Венгрии, Восточной Германии, Чехословакии, Ру­мынии и Болгарии. В 1990 г. сепаратистские партии победили на выборах в парламенты прибалтийских республик, Грузии, Армении и Молдавии. Эко­номическое и социальное положение продолжало ухудшаться, союзные и автономные республики, даже отдельные территории объявляли о своем су­веренитете и приоритете собственного законодательства над союзным, нача­лись «торговые войны» между отдельными территориями и политическое противостояние между союзными республиками, а также между республи­ками и центром. 19 августа 1991 г. часть правящих кругов попыталась удер­жать власть с помощью государственного переворота. В момент, когда Гор­бачев находился на отдыхе в Крыму, группа высокопоставленных членов правительства во главе с вице-президентом Г.И.Яннаевым, премьер-минист­ром Павловым, председателем КГБ В.А.Крючковым, министром внутренних дел Б.К.Пуго и министром обороны Д.Т.Язовым объявила о введении чрез­вычайного положения. Созданный ими «Государственный комитет по чрез­вычайному положению» (ГКЧП) «в целях преодоления глубокого и всесто­роннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфрон­тации, хаоса и анархии» отменил часть конституционных свобод и прав (включая право на забастовки и демонстрации), приостановил деятельность партий, общественных организаций

и массовых движений, отменил решения оппозиционных органов, ужесточил дисциплину на производстве, ввел ре­жим «строгой экономии» и цензуру. В то же время, новый орган обязался «поддерживать частное предпринимательство, предоставляя ему необходи­мые возможности для развития производства и сферы услуг» [559] . ГКЧП со­общил, что Горбачев не может выполнять свои обязанности «по состоянию здоровья» [560] . Однако попытка переворота не удалась. Ельцин, правительство и Верховный Совет России отказались подчиняться ГКЧП, а лидеры выступ­ления не нашли в себе ни решимости, ни достаточно сил для реальной сило­вой акции в столице. Уже 21 августа ГКЧП капитулировал. Горбачев вернул­ся в столицу, изображая себя триумфатором, но быстро обнаружил, что дей­ствительная власть уже перешла в руки Ельцина и его окружения. Под их давлением, советский президент вынужден был пойти на роспуск союзных органов власти. Республики Союза одна за другой провозглашали свою неза­висимость: в одних из них пришедшие к власти сепаратисты поспешили воспользоваться кризисом, чтобы окончательно оттолкнуть свой корабль от тонущего имперского линкора, в других партийное начальство уже не жела­ло иметь дело с неспособным обеспечить стабильность Центром, в третьих, более экономически развитых, возобладало намерение прекратить «делить­ся» богатствами с менее развитыми республиками и регионами (так, Ельцин стремился к образованию конфедерации «славянских» республик, без Сред­ней Азии). Постепенно под властью Горбачева остался только Кремль.

559

Правда. 1991.20 августа.

560

Реальная роль Горбачева в период августовского кризиса 1991 г. до сих пор остается предметом споров. По официальной версии, он был изолирован путчистами в своей летней резиденции и находился под домашним арестом. Однако, по утверждению его бывшего замес­тителя и председателя Верховного Совета СССР А.Лукьянова, Горбачев знал о планах выступ­ления, но «решил, видимо, выждать, посмотреть, на чьей стороне будет перевес» (Лукьянов А. Указ.соч. С Л 9). В этом случае он мог надеяться на то, что сможет выступить в роли «спасителя государства» при любом исходе. В пользу данной версии свидетельствует тот факт, что после неудачи переворота, лидеры ГКЧП бежали в крымскую резиденцию Горбачева, вероятно рас­считывая на его заступничество, но были там арестованы. Ельцин давал понять, что происходили «закулисные» маневры, но не уточнил, кто именно принимал в них участие и в чем они состоя­ли. Впрочем, как заявил журналистам после событий сам Горбачев, «я вам все равно не сказал всего. И никогда не скажу всего» (Труд. 1991. 3 сентября). Каким бы ни был расчет президента Советского Союза, дальнейшие события показали, что он, в любом случае просчитался.

8 декабря 1991 г. главы России, Украины и Беларуси Б.Н.Ельцин, Л.М.Кравчук и С.С.Шушкевич встретились на территории Беловежской пущи, подписали соглашение о том, что Советский Союз «как субъект меж­дународного права и геополитическая реальность прекращает свое сущест­вование» и договорились о создании Содружества Независимых Государств (СНГ) [561] . Первоначально «три славянских лидера» (это «этническое» об­стоятельство, в характерном для ситуации националистическом духе, под­черкивалось в комментариях [562] ) не собирались приглашать в новое объеди­нение бедные республики Средней Азии и охваченное конфликтами Закавка­зье. Но президент Казахстана Н.Назарбаев убедил их изменить свое решение. 21 декабря 1991 г. в Алма-Ате было подписано соглашение о создании СНГ в составе 11 государств - Азербайджана, Армении, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, России, Таджикистана, Туркменистана, Узбекиста­на и Украины. «С образованием Содружества Независимых Государств, - указывалось в «Алма-Атинской декларации», - Союз Советских Социали­стических Республик прекращает свое существование» [563] .

561

Информационный вестник Совета глав государств и Совета глав правительств СНГ «Содружество». 1992. №1. С.6.

562

Известия. 1991. 9 декабря.

563

Известия. 1991.23 декабря.

Защитить Советский Союз было уже некому. Его распустила сама правящая номенклатура. Судя по воспоминаниям помощника Горбачева А.С.Черняева, первый и последний советский президент реагировал на свое отстранение от власти с полной беспомощностью. «М.С. наконец должен решиться», - записал Черняев в дневнике 8 декабря, отметив, что он «опять неадекватен». На следующий день «Михаил Сергеевич бушует, заявляет, что он уйдет, пошлет их всех и т.д., «покажет им»». Советники уговорили его «не конфликтовать», а начать переговоры с лидерами республик. Эти консультации закончились безрезультатно. Горбачев то объявлял о намере­нии созвать Съезд народных депутатов и провести референдум, то делал вид, что ничего не происходит, и он по-прежнему у руля, то поручал напи­сать текст своего «прощального» заявления, то выжидал, ничего не пред­принимая и на что-то надеясь [564] .

564

См.: Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника президента СССР. М., 1997.

Единственным политиком, который открыто выразил поддержку Горба­чеву и призвал его действовать, был президент Чечни генерал Д.М.Дудаев, которого советский президент в ноябре спас от начатого по приказу Ель­цина российского вторжения. Выступая 23 декабря 1991 г. в Грозном, он назвал методы создания СНГ незаконными, поскольку новые государства не имеют права распускать Союз. Дудаев призвал Горбачева, «как верхов­ного главнокомандующего», не соглашаться с отстранением от власти, а «приложить все силы и свой высокий международный авторитет для ук­репления союза в обновленном качестве». По его словам, Горбачев стал неугоден, поскольку он «действительно демократ», и «чеченский народ, а равно и все горские народы Северного Кавказа» остаются на его сторо­не [565] . Как утверждал российский публицист И.Л.Бунич, президент Чечни называл управляемую им республику «последним уцелевшим (или пер­вым освобожденным) бастионом Советского Союза» и «предлагал Ми­хаилу Горбачеву прибыть в Грозный и оттуда выполнять свои обязанности президента СССР, начав борьбу против московских сепаратистов, изгнав­ших Горбачева из Кремля» [566] . Условием должно было стать признание за Чечней статуса «союзной республики». Однако Горбачев не принял под­держку из Грозного. 25 декабря 1991 г. он зачитал заявление о своей от­ставке, а развевавшийся над Кремлем советский флаг был спущен.

565

А су ев Ш. Как это было //

105

566

Бунич И.Л. Хроника чеченской бойни и шесть дней в Буденновске. СПб., 1995. С.ЗЗ.

На месте Советского Союза теперь располагалась вереница более или менее авторитарных государств. Эпоха модели государственного капита­лизма закончилась. Установившая ее правящая номенклатура теперь отбра­сывала ее за ненадобностью, как исчерпавшую свои «задачи». Наступала эпоха частного капитализма в форме, типичной для «пороговых» или «пе­риферийных» капиталистических стран.Вместо заключения

После роспуска Советского Союза прошло уже более 20 лет. В общест­ве многое изменилось. Любой, кто сравнит хотя бы внешний облик крупных российских городов с тем, какой можно было наблюдать в конце 1980-х го­дов, скажет, что перемены произошли глубокие и разительные. Маленькие города и сельская местность изменились куда меньше, и не зря в совре­менной России говорят, что за пределами кольцевой автодороги (границ Москвы) начинается совсем другая страна - «ближайшее зарубежье». Но нас сейчас интересует не городской пейзаж и не ассортимент товаров в магази­нах. Нас занимают другие вопросы:

что произошло за эти годы с властью и обществом, какой социальный строй утвердился на просторах бывшего Союза и насколько эти перемены оказались подготовлены прежней, совет­ской действительностью?

Прежде всего, приходится сделать вывод о том, что «наверху» из­менилось куда меньше, чем можно было бы ожидать на первый взгляд. Те общественные слои, которые стояли у власти в Советском Союзе, ни­куда не исчезли, но существенно видоизменились, сменили облик и мето­ды своего правления, усвоили новые социально-политические воззрения и ценности. В ходе «Перестройки» и последующих событий они могли со­вершать просчеты - не все и не всегда происходило в соответствии с их планами, расчетами и намерениями, - но никогда не теряли рычаги поли­тической власти. Когда горизонт стал несколько проясняться после хаоса 1989-1991 гг., оказалось (на конец 1993 г.), что президентами или премье­рами, как минимум, в 15 из 20 признанных и непризнанных государствах, образовавшихся при распаде Союза [567] , являлись представители бывшей партийной, министерской, хозяйственной или военной бюрократии (в том числе 10 раннее занимали пост партийных первых секретарей). Один из ор­ганизаторов приватизации в России ультралиберал Е.Т.Гайдар (сам быв­ший член КПСС и редактор центрального партийного журнала «Комму­нист») предлагал «откупиться» от номенклатуры, дать ей возможность по­менять «власть на собственность», превратившись в частных капиталистов, но уступив руль политического руководства «новым» людям [568] . В действи­тельности же бюрократия не собиралась отказываться от власти и поделила между собой собственность «корпорации СССР». Конечно, в среде быв­ших партийных чиновников произошли крупные перестановки, немалое число из них было выброшено на обочину или «на покой», но те, кто пе­рекрасились в «демократов» по-прежнему оставались на коне. Правда, им пришлось потесниться и разделить как власть, так и собственность с хо­зяйственными элитами (министерскими чиновниками, директорами пред­приятий, ставшими их хозяевами) [569] , верхушкой силовых структур [570] , с комсомольскими деятелями, занявшимися предпринимательством в конце 1980-х гг., спекулянтами (в советские времена их называли «фарцовщика­ми»), дельцами «теневой экономики» и даже откровенными представите­лями криминального мира [571] . Понятно, что для того, чтобы принять уча­стие в приватизации государственной собственности, желающему были необходимы первоначальный капитал и «связи» в верхах. Иными словами, привилегированные и богатые слои советского общества (государственные капиталисты-бюрократы и криминал) изначально имели предпочтитель­ные шансы и возможности для того, чтобы сосредоточить собственность в своих руках и превратиться в новый господствующий класс частных капи­талистов. Только так и можно объяснить появление на пространстве быв­шего Союза такого количества многомиллиардных состояний в кратчай­ший срок, да еще в условиях затяжного, временами катастрофического экономического спада 1990-х годов. Это обстоятельство неизбежно прида­ло режимам стран, возникших на развалинах Советского Союза, и их эко­номике отчетливо олигархический характер. То борющиеся, то сотрудни­чающие между собой группировки олигархии не только контролируют подавляющее большинство собственности, но и государство, по существу, «приватизировав» его и сращиваясь с ним.

567

Речь идет о 15 бывших союзных республиках, а также объявивших независимость, но непризнанных Абхазии, Нагорном Карабахе, Приднестровье, Чечне и Южной Осетии.

568

См.: Гайдар Е.Т. Власть и собственность. СПб., 2009.

569

См., например: СельцерД.Г. Субрегиональная номенклатура КПСС после распада СССР (1991-2005) // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2007. Т.З. №2. С.49-63.

570

См.: Солдатов А., Бороган И. Новое дворянство: Очерки истории ФСБ. М., 2012.

571

См., например: Мусин С. Бизнес в стиле РАСПИЛ. М., 2011; и др.

Разумеется, экономическим и политическим элитам постсоветских стран пришлось, по существу, отказаться от прежних надежд на мировую гегемонию. Переход от раннего и догоняющего государственного капита­лизма к более «развитому», частно-рыночному, сопровождался снятием значительной части протекционистских ограничений и полным «открыти­ем» хозяйства мировой конкуренции. За этим последовал широкомас­штабный крах производства, с изменением пропорций или даже всей хо­зяйственной структуры. Так нашел свое логическое завершение конечный крах советского модернизационного проекта: почти все государства бывше­го Союза так и не попали в разряд современных «индустриально-развитых» стран. В мировой системе разделения труда они остаются в положении «по­роговых» стран или даже периферии («третьего мира») - экспортеров сырья и зоны, куда инвесторы вкладывают капиталы, в первую очередь, по при­чине крайней дешевизны рабочей силы. Лишь немногие крупные концер­ны и компании достаточно конкурентоспособны для того, чтобы осущест­влять внешнеэкономическую экспансию.

А удалось ли «новым старым» властителям реализовать на практике тот проект, ради которого они затевали поворот второй половины 1980-х го­дов? К сожалению, приходится признать, что да, удалось. Переход к рынку и дальнейшие реформы полностью уничтожили «социальный компро­мисс» позднесоветского периода. Уровень зарплаты трудящихся остался на крайне низком уровне, при этом большинство элементов «социального государства» практически повсюду было разрушено. Либерализация почти покончила с практикой государственных субсидий, которые поддерживали сравнительно низкие цены на продукты питания. Уровень интенсивности труда в частных фирмах во много раз превышает тот, который существо­вал в советских предприятиях и учреждениях. В большинстве стран быв­шего Союза проведено изменение трудового законодательства, которое значительно расширило возможности предпринимателей увольнять ра­ботников, продлевать рабочее время и вводить выгодные администрации условия труда. Бесплатные здравоохранение и образование все еще не отменены официально, но фактически идет непрерывный процесс сокра­щения общедоступных социальных услуг при одновременном расшире­нии «платного» сектора и элитаризации. Жилищно-коммунальные рефор­мы нацелены на введение оплаты соответствующих услуг по рыночной стоимости. Новое жилье приходится покупать за деньги, во много сотен раз превышающие средние заработки трудящихся...

Почему население бывшего Союза, которое сопротивлялось против антисоциальных эффектов советской индустриальной модернизации, не дало адекватного отпора этой политике? Подробное рассмотрение этого увело бы нас далеко за пределы книги. В самых общих чертах, можно ска­зать, что к атомизации, которая сопровождала преобразования 1930-1960-х гг. (с разрушением традиционных социальных структур и стремлением заме­нить их вертикальными общественными связями «тоталитарного» типа), прибавились фрустрация обманутых надежд на обновление и самоуправ­ление в конце 1980-х гт. и экспансия рыночной ценностной ориентации в 1990-х гг., что вызвало новую волну атомизации [572] . К этим феноменам добавлялись широко распространившиеся ощущения изоляции, эгоизма («каждый сам за себя»), страха и безнадежности. Давали о себе знать и прежние, сохранившиеся с советских времен иллюзии «социального парт­нерства», надежды на «хорошего» хозяина или директора, который не даст уничтожить рабочие места, спасет производство и т.д. В результате боль­шинство забастовок и иных актов сопротивления носило преимуществен­но оборонительный характер, и в целом сопротивление «снизу» не смогло предотвратить массированного наступления на права и возможности тру­дящихся. Тем не менее, тот факт, что разрушение остатков советского «со­циального государства» растянулось на десятилетия, сам по себе заставля­ет предполагать, что правящие круги все же помнят о силе противоборства в период Советского Союза и предпочитают действовать более осторожно, чем им бы хотелось.

572

См.: Дамье В.В. Атомизация общества и социальная организация: Российский контекст // Рабочие в России: исторический опыт и современное положение. М., 2004. С.73-82; Дамье В. Самоорганизация наемных работников // Отечественные записки. 2007. №4 (Т.37). С. 122-134.

Но не станем останавливаться на пессимистических выводах. Как бы то ни было, не играя в пророков, можно заключить, что последнее слово в противостоянии между «верхами» и «низами» в бывшем Союзе еще не сказано. Пока существуют противоречия и проблемы, которые с каждым годом все больше углубляются, сохраняется почва для новых конфликтов, и в ходе повседневной борьбы за свои права люди не только в состоянии защитить свои интересы и свое достоинство, но и накопить опыт, необхо­димый для выхода их действий на совершенно новый уровень - самоорга­низации и самоуправления.Серия «Академия фундаментальных исследований: история»