Станция спасенных грез
Шрифт:
Я слушал и грустнел все больше. Вновь закралась мысль, что смотритель собирается умереть. Возможно, он сильно заболел.
Он продолжал говорить, сникший, подобно игроку, который заканчивает партию и понимает, что проиграл. Его речь была пламенной и отдавала фанатизмом. Тем больнее мне становилось, когда я осознал, что он истово верит в сказанное.
– Знаешь, мечты - ресурс на самом деле исчерпаемый. Если не мечтать, нет смысла жить, а если мечтать сразу и о многом, мечты обесцениваются. Ты разделяешь свое стремление на мелкие кусочки и в итоге топчешься на месте. Необходим
Я вспомнил автомобиль. Выжать сцепление, сбавить газ, включить передачу, нажать на педаль газа, аккуратно отпустить сцепление, контролировать дорогу, смотреть по сторонам... Потому-то и не выходило.
– Баланс. Я люблю приводить в пример макаронины. Возьми одну и надломи. Легко, правда? А теперь схвати целый пучок. Получится ли у тебя? А если макаронин будет слишком много, ты не удержишь их и рассыплешь. Все должно быть в меру.
"Это чересчур для меня, пап. Я так не сумею!"
"Не думай обо всех этих пунктах. Просто веди машину".
Хорек неотрывно смотрел на нас и будто бы вслушивался. И то, что он иногда кивал, мне точно не казалось!
– К сожалению, я это понял не сразу. Пойдем на платформу пройдемся?
– предложил дядя Коля.
– Мне тоже как-то лучше там стало думаться. С тебя пример беру.
Я был рад покинуть сторожку. Все-таки там висела какая-то нездоровая атмосфера. Перед тем как выйти я настоял на том, чтобы открыть окно и оставить дверь открытой, чтобы проветрилось. Надеялся в глубине души, что болезнь - независимо от того, есть она или нет - покинет сторожку.
– А хорек не убежит?
– Не убежит, - улыбнулся дядя Коля и вышел за порог.
Фонарь не взял, сославшись на то, что за год он значительно потяжелел.
Наступил вечер. Село солнце, поутихла жара; в воздухе плавали запахи печеной картошки и шашлыка. Вдалеке чадили трубы истапливаемых бань; дым вился длинными столбами, и казалось, что небосвод покоится на сизых колоннах. Я завороженно наблюдал, как дымные колонны становятся выше и гуще. Мир оживал. Рядом сопел дядя Коля, неподалеку рубили дрова, лениво перегавкивались собаки. Утихли раскидистые клены, будто прислушиваясь вместе со мной. Замер и ветер. Никаких иных звуков. Дымчатая готовилась ко сну.
Последние лет пять из трех фонарей на станции горел только один, самый дальний. Его света едва хватало, чтобы смотреть под ноги и не спотыкаться. Из омута тишины вынырнул поезд и без остановки пронесся в сторону города. То был последний поезд и останавливался он только на крупных станциях.
Дядя Коля проводил его встревоженным взглядом и тяжело вздохнул.
– Ох уж эти руны.
– Что?
– переспросил я.
Смотритель кивнул на рельсы.
– Руны. Не довели до добра.
– Опять он со своими рунами! Пожалуй, именно за это дядю Колю считали немного не в себе.
– Не было бы рун, не было бы проблем.
– Ты о чем?
– меня немного пугала эта чушь. Когда дядя Коля говорил совсем уж страшные вещи, становилось неуютно и тревожно.
– Да что с тобой?
Он покачал головой.
– Да
– Хоть мы и не виделись последнее время, а жалко. Знаешь, Саш, когда в печке горит огонь, мы тоже не видим дров. Но знаем, что они там есть. Они горят, и нам тепло. Так же и с людьми. В силу разных обстоятельств вы можете не видеться черт знает сколько времени, но одна только мысль о том, что он есть, живет и здравствует - греет. А теперь этого нет. Все чаще стал искать тепло в печке.
– Из-за чего?..
– я почувствовал ком в горле.
– Из-за чего он умер?
– Руны. Это все руны. И Едоки. Довели.
– Дядя Коля посмотрел вдаль. Ветер растрепал его волосы. В глазах блеснули слезы.
– Покойся с миром, Перелесов Антон Степанович. Ты был достойным.
Я ничего не знал об Антоне Степановиче, но дяде Коле верил и разделил с ним его скорбь. Над головами замерло темное небо. Смотритель шмыгнул носом.
Под ногами путался хорек. Для него два человека были медлительными, и пока мы неторопливо шагали вдоль края платформы, удивительный зверь сновал из стороны в сторону, принюхиваясь и расшвыривая лапками кучки щебенки, а когда это наскучивало, начинал поддразнивать нас и бегал в опасной близости.
– Я расскажу тебе одну историю, - ни с того ни с сего сказал дядя Коля, смотря вдаль.
Сказал тем самым мягким и обволакивающим голосом. На душе у меня просветлело.
– В одном из миров имелся Орден Переписчиков. Считай что магов. Они охраняли древнее зло, заключенное в сосуде - враждебную сущность. И однажды эта сущность вырвалась из заточения и вселилась в одного из Переписчиков по имени Сарпий. Понимая, что никто ничего сделать не сможет - ни усмирить сущность, ни уничтожить, - Сарпий отправился на край света, к местным богам, чтобы те развоплотили его вместе с укоренившимся в нем злом. С каждым днем темная сущность овладевала им, помутняя разум. Началось длительное противоборство. Сарпию становилось все тяжелее.
Мы ходили от одного края платформы к другому, вплоть до небольшого перехода через рельсы. Чем слабее говорил дядя Коля, тем громче становилась тишина. Она буквально звенела. Мир слушал историю вместе со мной.
– За Сарпием охотились, - продолжал дядя Коля.
– Все хотели заполучить себе силу, чтобы захватить мир. Они алкали могущества. Но для этого нужно было убить того, в ком оно обосновалось.
– То есть Сарпия?
– так же тихо спросил я.
– Да. Сарпию было трудно отбиваться от людей. Он понимал, что в смертях виновата их же собственная жадность. Но что делать, если на кону - судьба целого мира...
– Знаю!
– не выдержал я, чуть было не подняв руку, как ученик, которому не терпелось ответить на вопрос.
– Принцип меньшего зла, да?
Смотритель кивнул.
– Совершенно верно. Хм, а ты помнишь!
– улыбка на лице дяди Коли. Такая нужная и такая редкая.
– Молодец.
– Конечно помню! Я даже в нескольких книжках читал про это.
Мне снова пришла в голову мысль, что автором тех книг мог быть дядя Коля. Тот, впрочем, никак не отреагировал и вернулся к истории.