Старая немецкая сказка, или Игра в войну (сборник)
Шрифт:
Здесь же, на берегу, на Витьку с Юркой вскоре напала береговая недозрелая шпана. Местным не понравилось, что те заметили, как они обчищают одежду купавшихся. К счастью, вездесущий Никифор возник вовремя. Безошибочно определив курившего в сторонке взрослого вожака, он так саданул его в челюсть, что тот неделю по пляжу зубы собирал. «Песочек просеивал», – как говорил остряк Юрка. Шпана с тех пор их не трогала и уважительено любопытничала, кто этот неожиданный защитник. «Старший братан», – небрежно бросил Витька. «Ведомо, не младший», – подхихикнули ему.
Друзья
Мало того, что Никифор был загадкой для Витьки с Юркой. Он отличался от других взрослых и тем, что никогда не ныл и ни на что не жаловался.
С того дня он нередко попадался им на пляже. И они заметили раз, что на руке у него нет следов от прививки оспы. У всех, кого они знали, были такие метки. А то и глубокие отметины – особенно у толстых женщин.
Спросили невзначай. Он ответил:
– Только у нас это завелось: руки людям портить. Некрасиво же. В Европе так не принято. Прививку от оспы делают с внутренней стороны бедра. И понимаешь, – он помолчал, – в войну немало разведчиков наших на такой ерунде сгорело. Быстро их немцы разоблачили. Пришлось у нас срочно в разведку прибалтов набирать. У них с такими прививками было как на Западе.
Тогда-то Витька и Юрка увидели у него те самые метки на внутренней стороне бедра. Ишь ты, как европеец. Возможно, в Прибалтике в детстве жил, но акцента нет. Может, бывший разведчик? Совсем не похож. Те, известно, молчаливы. И, конечно, не бездомные…
– А немецкие шпионы на чем-нибудь засыпались сразу? – спросил Витька, обидно ему стало за наших растяп.
– В начале войны – с ходу, – последовал насмешливый ответ. – Немцы делали наши документы – не отличишь, высший пилотаж!.. Да только скрепки у нас в паспортах и в военных билетах были ржавые, а они ставили – из нержавейки.
Ах, как снова весело торжествовали они втроем, потешаясь над тупыми фрицами. Надо же, горели на своем немецком качестве!..
Они так никогда и не решились спросить Никифора, чем он занимается. А вот о его детской мечте спросили. Оказалось, мечтал он поступить в Московское цирковое училище. А затем вернуться в свой поселок в изумительном цирковом наряде, с золотыми блестками и пройтись на руках по главной улице под восхищенными взглядами всех жителей. И еще при этом непрерывно играть на скрипке!
– Ништяк, – одобрили друзья давнюю его мечту, что означало: годится.
– Постой, – спохватился Юрка, – ходить на руках и играть на скрипке невозможно!
– Поэтому у меня и не вышло, – невинно заметил Никифор.
Вот смеху-то!
Они еще уважали Никифора за то, что он никогда не расспрашивал их, как они учатся и кем хотят стать.
Потом-то, через много лет, Виктор поймет, почему их с Юрием тянуло к нему. У них обоих не было отцов.
С ними никто так не разговаривал, как Никифор. Помнится,
– А в чем смысл жизни?
Никифор помедлил с ответом.
– Если я тебе скажу: смысл жизни в том, чтобы заслужить право жить вечно не телом, а духом, – ты ведь не поверишь. Образование наше слабовато, чтобы просечь главное. Да и вы пока настолько молодые, что и без того, наверно, считаете, что будете жить вечно. Никакой смысл жизни вам еще не нужен…
– А что же нам нужно? – Юрка не любил, когда его поучают. А кто любит?
– А нужно вам пока лишь одно – не высовываться. Умными быть и начитанными, ребята, опасно. Умный должен себя беречь, не выделяться и скрывать свои мысли. Вы читали Уэллса?
Еще бы, они не читали!
– У него есть рассказ о том, как один зрячий оказался среди всех слепых. Тяжко ему пришлось в их племени. Так и вы приспособьтесь жить. Многие и не виноваты, что от рождения глупые. Вы-то сможете притвориться ими, а они никак не могут такими, как вы, стать, – примерно так говорил он друзьям. – Вы вроде бы зрячие среди слепых. Может, и доживете до времени, когда без опаски глаза откроете. Быть тайно самими собой и сохранить себя для лучшего – вполне достойный смысл жизни. А насчет вечности… Помирать соберетесь – все мигом в голове прояснится, если она и впрямь умная.
Друзья, конечно, не всё поняли, но им понравилось, что их посчитали особенными. Они и сами так втайне думали. А о том, что не нужно высовываться, и без того знали. Выделишься, упаси Бог, назначат старостой класса или к отстающим в учебе прикрепят: тащи их на буксире. И высказываться надо осторожно, о том же футболе хотя бы, на котором все «бабуины» помешаны. А жить настороже, как Никифор советует, вдвойне приятно.
Да уж, какие только проблемы они не решали с Никифором!.. Однажды опять заговорили о кротких, смирных и добрых, вроде того самого нищего, что сиднем сидел у строительного склада.
– А чего он там отирается? – заявил Юрка. – Вон в центре, у кинотеатра «Пролетарий», куда больше подают!
– У нищих все места поделены, все территории. На чужую не суйся. Везде свои кодлы, – усмехнулся Никифор, – и свои правила.
– А он что, такой трус, что не может дурацкие правила нарушить?
– Какой же он трус? – возразил Никифор. – Он воевал, раненый был. Чего на рожон лезть?
– Значит, тоже не высовывается?
– Умный, – коротко сказал Никифор.
У себя дома, в Гранитном дворце, он нередко угощал ребят чудесным шипящим лимонадом, а то и американскими, обезьяньими, как говорили, сосисками, ловко вскрывая финкой консервные банки. Вспоминая потом этот нож, друзья будут утешать себя тем, что, возможно, он скрытый урка и не зря они его выдали.
Тот злосчастный день сильно запомнился Витьке. Они с Юркой шли утром к элеватору. Утро было светлое-светлое, какое бывает, наверно, только в детстве, легкое и теплое с набегающей прохладой. Поодаль по улице за пыльными акациями пробегали праздничные красные трамваи.