Старлинг Хаус
Шрифт:
— Хороший мальчик. — Мне пришло в голову, что он не побежал, скажем, в Tractor Supply Company. — А она сказала тебе, где меня найти? Где я работаю?
Его второе закатывание глаз было бы, наверное, по шкале Рихтера.
— Неужели ты думала, что я не знаю? На одном из тех подсвечников была буква С, ради Бога. И ты постоянно переписываешься с чужими людьми — почему в твоих контактах есть кто-то по имени Хитклиф? И у тебя ноль друзей. Месяц назад я позвонил в Tractor Supply, и Лейси сказала мне, что ты не работаешь там с февраля.
— Вау, хорошо. Вау.
— В общем, я подумал, что это очень глупо, но ты выглядела счастливой и, по крайней мере, тебя больше не лапал Лэнс Уилсон.
— Эй, откуда ты знаешь — это было взаимное лапанье, для протокола.
— Хорошее резюме всех отношений, которые у тебя когда-либо были.
Я смутно чувствую, что судья должен дать свисток и объявить фол на этом, потому что это не столько возвращение, сколько расчленение. Я остаюсь выгребать свои кишки с пола, бормоча.
— Как будто ты хоть что-то понимаешь… ты не знаешь, о чем говоришь…
— Я буквально умоляю тебя не просвещать меня. Господи, Опал. — Джаспер откидывается на спинку сиденья со вздохом, бесконечно усталый. Полмили проехали в почти полной тишине, если не считать стука мотора и влажного поскуливания весенних пичуг за окном. — Я все ждал, что ты скажешь мне, в чем дело. — Джаспер говорит это на крышу, перекинув шею через подголовник. — В тот вечер, когда мы ели пиццу. День в кино. Я думал, ты настраиваешь себя на это, но ты так и не сказала. Вместо этого мне пришлось услышать это от незнакомки в уродливом брючном костюме.
Вечер прохладный, и туман уже поднимается от реки бледными языками, облизывая землю. В свете фар она выглядит странно твердой, как будто я еду среди белых животных по бокам.
— Смотри, Джаспер. — Я смачиваю губы, вычерпывая каждую унцию искренности из своей неискренней души. — Мне жаль. Мне действительно жаль.
Я бросаю взгляд на него на следующей остановке. Он все еще задумчиво смотрит на крышу.
— Правда? Или тебе просто жаль, что ты попалась? — Я не отвечаю. Он снова вздыхает, гораздо дольше, чем кажется физически возможным. — Этот дом — плохая новость. Ты ведь знаешь это, да?
— Это просто разговоры. — Я мягко, снисходительно фыркаю, как скептик, высмеивающий гадалку. — Я работаю там уже несколько месяцев, и худшее, что я когда-либо видела, — это Артур Старлинг в полотенце.
Накануне я открыла дверь, которая, как я была уверена, была шкафом, и обнаружила Артура, вытирающего волосы полотенцем в ванной комнате на втором этаже. Он издал звук, похожий на гудок сломанного автомобиля, что-то вроде придушенного блеяния, и я захлопнула дверь так быстро, что ударилась пальцами на ногах. Остаток дня я провела, отгоняя ярко-фиолетовые отблески его татуировок: скрещенные копья и спирали, змея, согнутая восьмеркой, остролицая Медуза, ухмыляющаяся между двумя птицами.
Брови Джаспера грозят исчезнуть в волосяном покрове. С видом человека, осторожно
— А что, если это не просто разговоры? Ты знаешь сеньору Гутьеррес в Лас-Пальмасе90? Она рассказала мне, что ее шурин как-то вечером проезжал мимо ворот и увидел того парня на подъездной дорожке. Он размахивал мечом, ни на что не обращая внимания. Он смотрел прямо на него, когда он проезжал мимо. И в ту же ночь у ее деверя случился сердечный приступ91.
Я не даю никаких комментариев, изо всех сил стараясь не думать о шрамах на костяшках пальцев Артура, о мече, висящем в его спальне.
— И этот дом просто… не подходит. — На его лице появляется странное выражение, жесткое и обращенное внутрь. Я просмотрела с ним более сотни фильмов ужасов, и мне кажется, я никогда не видела, чтобы он боялся.
— Слушай, ничего страшного, ладно? Я должна была тебе сказать, но не хотела, чтобы ты волновался.
— Опал… — Значительная пауза, затем: — Я не твой сын.
— Во-первых, фу…
— И я не твоя забота. Ты это понимаешь?
— Да. Да, понимаю. — Я не лгу, но не могу сказать ему правду. Как сказать шестнадцатилетнему подростку, что он был единственной причиной, по которой ты вставала с постели неделями и неделями после аварии? Что весь мир был кислым и пепельным, кроме него, поэтому ты совершала всевозможные подлоги и фальсификации, чтобы убедиться, что они никогда не смогут отнять его у тебя? Что он — единственная вещь в единственном списке, которая когда-либо будет иметь значение?
Мы уже на Кладбищенской Дороге, поднимаемся на холм мимо Dollar General и похоронного бюро.
— Просто ты заслуживаешь гораздо большего, чем все это. — Я жестом показываю в окно на Иден. На мерцающий неон аптеки и затянутые туманом тротуары, пустые, если не считать убогих зарослей чертополоха и янтарных ореолов уличных фонарей. — Ты такой умный, и оценки у тебя такие хорошие…
— Почему ты так думаешь? — Джаспер выпрямляется и смотрит на мое лицо со странной, навязчивой настойчивостью. — Почему, по-твоему, я работаю в два раза усерднее, чем все остальные в классе?
— Потому что ты хочешь выбраться отсюда. Я знаю. Я работаю над этим, просто дай мне еще немного…
Джаспер трясет головой и ударяется спиной о сиденье. В зеркале заднего вида виден яростный оскал его рта.
— Знаешь что? Я сегодня останусь у Логана, остановись здесь.
— Джаспер, эй, ну же… — Но он уже нащупывает защелку. Он натыкается на бордюр, пока грузовик еще движется, и хлопает дверью одной рукой. Один раз он оборачивается. — О, эта дама передала мне сообщение для тебя. — Он говорит это с глубоким отвращением человека, который слишком стар для секретных посланий и кодов и не может поверить, что его заставляют в этом участвовать. — Послание такое: десять, десять, девяносто три.