Старуха 3
Шрифт:
— Сейчас в Маньчжурии война уже к концу подходит, японцы там даже и не сопротивляются особо, стараются побыстрее свою армию вывести. В Корее тоже картина неплохо выглядит, у товарища Кима в Корейскую освободительную армию уже больше полумиллиона человек записалось. Оружие им… Красную армию же мы перевооружаем, высвободившееся оружие как раз Киму и передаем. Думаю, что уже до конца года он Корею освободит.
— Он освободит?
— Сколь ни странно звучит, но — да. Мы ему там только помогаем, причем большей частью поставляя боеприпасы и продовольствие, а в боях корейцы сами в основном участвуют. Наши части только воздух держат. Правда, у товарища Кима
— Насколько странных? И чем нам это грозит?
— Он собирается отбить у японцев не только Чеджу, но и Цусиму. А нам… нам это ничем особо не грозит: корейцы сейчас везде, где могут — в основном на нашей территории — строят маленькие суденышки вроде рыбацких баркасов, мы им только моторы для них поставляем, но там немного и нужно. Вот когда они подготовят десант, то нам нужно будет им помочь… с воздуха флотилию прикрыть. Но это уже вообще проблемы не составит.
— Хорошо, давайте на сегодня закончим. Валентин Ильич, с вас новые планы по электрификации важнейших производств, с Глебом Максимилиановичем я тоже поговорю. А Вячеслав Мизайлович проработает вопросы международного признания новой Маньчжурии и Кореи.
— И Саамо-финской автономной области…
— Нет, этим пусть все же Вера Андреевна займется.
— Почему она? — возмутился было Молотов.
— Потому что она получит признание от Швеции, а остальные страны и сами подтянутся…
С новой автономной областью все было не очень просто: партия и советское правительство после серьезных споров приняли — за мелкими поправками — предложение Веры о том, что «нам Финляндия не нужна, но…» — и независимая Финляндия на карте мира осталась, правда, немного уменьшившись в размерах. А в новую область перешли Лапландия, вся центральная Финляндия, включая две «приботнических» провинции и еще кое-какие территории по мелочи. А вот бывшая Выборгская губерния стала теперь Выборгской областью, включающей, естественно, и Котку. «Независимая» Финляндия, сократившись по площади практически вчетверо, получила новое правительство, которое возглавил «этнический финн» еврейской национальности Куусинен, а на территориях, отошедших к СССР, финном в руководстве уже не было. Да и с финским населением там интересно было: из Выборгской области им предложили убраться — в Финляндию или в Саамскую область, причем всех предупредили, что из Финлянлии обратно уже через год пускать никого не будут. И большая часть народа рванула именно в Финляндию, но Вера в частном разговоре с Лаврентием Павловичем заметила, что «скоро все назад побегут». И предупредила, что назад пускать стоит исключительно хуторян:
— Фашизм у них из мозгов еще не выветрился, гадостей они нам много сделать смогут если им разрешить вернуться.
— А так они фашистить будут рядом с нашей границей, это, по-твоему, лучше будет?
— Не будут, этот Куусинен из перефашистит очень быстро. Ведь всех солдат и офицеров пленных мы к работе в Саамской области пристроили, а у него сорок тысяч «красных финнов» с собой — звери те еще. Недаром в революцию белофинны сотню тысяч красных перебили… так-то финны — народ спокойный, но что из себя представляют финны красные, они еще тогда поняли… и меры предприняли.
— А что же ты не сказала об этом раньше?
— А зачем? Лично меня там интересуют только месторождения всякого полезного, у нас теперь цинка будет вволю чтобы трубы оцинкованные для разных трубопроводов делать, ну и на много еще чего цинк пригодится. А думать о финнах разной расцветки — это
— Все же ты контра.
— Ну да, и вы это давно уже знаете. Мне тут ребята с Байкала рыбку вкусную прислали, будете?
Насчет товарища Куусинена Вера если и ошиблась, то самую малость. Он быстренько начал «приводить в порядок страну», причем начал с репрессий по отношению к предыдущему ее руководству — и первым делом повесил Маннергейма. А спустя пару дней какие-то недовольные этим финны его просто взорвали в машине. Когда Лаврентий Павлович рассказал об этом Вере, у нее — причем неожиданно для нее самой — вырвалось:
— Ну и слава богу!
— Так… и как мне понимать это?
— Ну, я даже не знаю… — Вера на несколько секунд задумалась, пытаясь понять, почему у нее такая мысль вообще возникла. — Думаю, как есть, так и понимать. Ведь если копнуть в глубь, то этот бывший товарищ — верный последователь Троцкого, а в действиях своих как бы не хуже: он ведь под приличного человека весьма искусно маскировался и гадил наше стране исподтишка. Вы его с поводка спустили, он решил, что теперь можно уже себя во всей красе показать — ну и показал. И что нам, плакать по поводу смерти подонка нужно?
— Я вот все же тебя не понимаю: если ты знала, что он троцкист…
— Не знала, а так думала, доказательств-то у меня не было. А сейчас вы сами доказательства увидели… еще раз: я химией занимаюсь, а не политикой.
— Ну да, ну да… только химией она и занимается! А если все же к химии вернуться: что у нас на научно-химических фронтах новенького?
— Насколько я знаю, то особо ничего. Я сейчас работаю над получением особо чистого керосина для новых авиадвигателей, там собственно по химии ничего нового вообще, а вот по технологиям очистки повозиться еще придется.
— Ну валяй… кстати, ты, мне помнится, самолетами интересовалась сильно…
— Меня самолеты интересуют только с точки зрения пассажира: чтобы кресла были удобные и еду в полете вкусную давали.
— Вот я как раз об этом. Тут нам пришло предложение от одного авиаконструктора, ты его не знаешь, он вообще итальянец по фамилии Бартини…
— Роберт Людвигович? Да, вспоминаю, мне про него Бруно много интересного рассказывал…
— Я даже не собираюсь спрашивать, кто такой этот Бруно…
— А вопрос-то в чем? Нужно ли Бартини давать средства на изготовление того, что он придумал? Деньги-то я найду, а вот производственные мощности… в принципе, я могу попробовать опять через Марту для него авиазавод купить. Если завод поставить в Усть-Каменогорске или в Семипалатинске…
— Мне уже интересно, кто же такой этот Бруно… но все равно спрашивать не буду. Ты же даже не выслушала, о каком самолете я говорить собрался!
— Бартини — психованный гений, любой самолет, который он придумает, делать нужно просто потому что он придумывает лучшие в мире самолеты.
— А почему психованный?
— А потому что он не понимает, почему другие не понимают того, что его самолеты превосходят вообще все, что в мире делается. И не может этого объяснить…
— То есть такой же, как и ты, я правильно тебя понял?
— Неправильно. Я объяснить могу, но не хочу исключительно из соображений секретности. А он — он именно что не может. Но это неважно, важно то, что самолеты у него — действительно лучшие в мире. Так что он теперь предлагает?
— Ну, наконец-то! Самолет, который сможет перевезти по воздуху тонн десять-двенадцать на пару тысяч километров со скоростью свыше четырехсот…