Старый год
Шрифт:
– Как только освободитесь, – сказал доктор Егору, – сразу ко мне.
– А куда же еще, – ответил Егор. – У вас Люська.
Император встретил его жирным хохотом.
Он сидел на своем троне в комнате милиции, вокруг горбились холмы ковров. В углах комнаты горели керосиновые лампы.
– В обморок упал! – смеялся император. – Ты что же, не видал раньше, как баб на кострах жгут?
Егор не ответил. Вопрос был издевательский. Император знал, что Егор не мог этого видеть.
– Хочу поговорить
Егор плохо себя чувствовал, словно заболел гриппом, – голова гудела, и в горле першило.
– Пускай он сядет, – сказал старик Кюхельбекер. – Мальчик устал.
– Пора быть мужчиной, – возразил император. Но тут же смилостивился и велел садиться на ковер.
Егор уселся на мягкую вершину коврового холма.
Когда император двигал головой, на лысине вспыхивало множество зайчиков от керосиновых ламп.
– А ты уйди, – велел император Дантесу, который сунулся было в дверь.
Наступила пауза. Она длилась с минуту. Император разглядывал Егора. Потом спросил:
– Каким видом спорта занимаешься?
– Легкой атлетикой, – сказал Егор. – Но нерегулярно. А еще в детстве меня отдавали в теннисную школу, но я не показал себя.
– Себя надо показывать, – сказал император. – А как вообще в Москве обстановка?
– Какая обстановка?
– Политическая.
– Много интересного, – сказал Егор. – Магазины открываются...
– Преступность растет?
– Преступность растет. Рэкет. Мафиозные разборки.
Император сочувственно покачал головой.
– А у нас этого нет, – сказал он. – У нас порядок.
– У вас порядок – жечь людей! – вырвалось у Егора.
Император усмехнулся:
– Иногда приходится прибегать к жестким мерам. Что делать, если люди возомнили себя бессмертными? Хотя бессмертия как такового не бывает. Продление жизни, как правило, объясняется падением других функций.
Почему-то император показал на Кюхельбекера. Он подождал, пока Егор очистит банан, и спросил:
– А что еще? Ты рассказывай, рассказывай. Например, о своей семье.
– Семья как семья.
– Отец есть?
– Есть.
– А что же ты не захотел с ними оставаться?
– У меня был конфликт.
– Ну ладно, не рассказывай. В сущности, мне и не очень интересно, что у тебя за конфликт. А как у Людмилы семья? Неблагополучная?
– Не знаю. Я там не был.
– Но она, безусловно, рассказывала.
Егор понял, что император притворяется Павлом. И неумело. Говорит как современный человек. Они тут играют в игры, ленивые игры, потому что боятся потерять власть. Хотя зачем человеку власть в этом холодном болоте?
– Ты слышал мой вопрос, Егор?
– Она живет с матерью, – сказал Егор. – Отец их бросил. Мать
– Ясно. Неблагополучная семья, – сказал император. – С этим что-то надо делать?
– Она уже хочет вернуться, – сказал Егор.
– Разумеется, – согласился император. – Что ей сейчас делать? Рано.
Он достал длинную тонкую руку, выпиленную из кости. Пальцы руки были загнуты. Этой рукой он принялся чесать себе спину под бронежилетом.
– Никогда не снимаю бронежилет, – сообщил он Егору. – Потому что никому не доверяю.
– А вы бросьте все это, – сказал Егор.
Император нехотя засмеялся. Побулькал в горле. И сказал серьезно:
– У нас беда. Никто не стареет. Ты скажешь – это счастье. Но ребенок не может стать взрослым, бутон цветка не может распуститься и расцвести. Ты меня понимаешь?
– Понимаю.
– Я должен тебе признаться, – продолжал император. – Я полюбил твою спутницу Людмилу. Я полюбил ее искренне и нежно. Но мое стремление к ней противоречит моей порядочности. Это... как бы найти нужное слово? Подскажите, канцлер... – Император повернул голову к Кюхельбекеру.
– Это неприлично, – отыскал нужное слово Кюхельбекер.
– Вот именно. Бутон должен раскрыться, чтобы цветок соединился со мной, с пчелой, которая прилетит выпить его нектар. Но я нетерпелив. Живу вне времени. Для тебя пройдет пять лет, для меня – один бесконечный день.
– Но как же...
– А вот вопросов не надо, – оборвал его император. – Могут быть пожелания.
– Нам с Люсей пора домой, – сказал Егор, словно предыдущего разговора не было.
– А он у нас упрямый, – усмехнулся император.
– Вы же сами сказали, что бутоны здесь не раскрываются, – сказал Егор.
– Вот именно, – согласился император. – А ты в Воронеже бывал?
– Нет, а что?
– Там, наверное, сейчас сугробы, метель завывает, а окошки такие желтые, теплые, заглянешь внутрь – стоят елки наряженные, игрушки висят, на столах выпивка и закуска...
– На окнах узоры, – сказал Кюхельбекер. – Внутрь не очень-то заглянешь.
– Опять испортил песню! – обиделся император. – Идите прочь! Надоели!
– Иду, иду, – ворчливо ответил Кюхельбекер, – ты не очень-то с нами ссорься. Как вознесли тебя, так можем и низвергнуть.
– Долой!
Егор поднялся и пошел к двери. Сзади Кюхельбекер спросил обыкновенным голосом:
– Скоро очередная доставка. Дыню заказывать?
– Хватит! Незрелые они. Закажи побольше винограда, – распорядился император.
Егор вышел из ковровой комнаты. Перед дверью сидел на корточках велосипедист.
Он дремал и не заметил Егора.
Егор прошел в медпункт.