Старый колодец. Книга воспоминаний
Шрифт:
Странствия моих бумаг в кадровых лабиринтах Северной Группы Войск съели драгоценное время. Я ступил на ленинградский асфальт 19 августа. 20 августа — последний день приема заявлений в высшие учебные заведения. Решать надо немедленно — сегодня не успеть, послезавтра будет поздно. Я знаю только, что не хочу в техническое. Значит, в гуманитарное.
Надо полагать, что в этот день в недрах ЦК партии было уже готово постановление «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», с которого начался — напоминаю для молодых людей — послевоенный идеологический террор. Постановление было опубликовано через неделю. Увлеченный борьбой за собственное высшее
Я ведь был уже дома.
День, ну — два, за такое время надо было выбрать, куда пойти учиться. Оглядываясь сегодня на себя в то время, я испытываю нешуточную тревогу. Надо признать, что я не понимал, какого веса был выбор. Беззаботность молодости и легкость собственного характера делали свое дело — мы с Фридой и с ее друзьями, своих у меня, собственно, и не было, перебирали возможности, о которых не знали ничего или знали понаслышке, словно держали в руках меню и выбирали, что закажем сегодня на обед. А между тем, судьбу решали, контур жизни обводили, можно сказать.
Консерватория отпадала — у меня не было законченного среднего специального образования, надо было бы поступать в музыкальное училище, степень собственной музыкальной одаренности я оценивал трезво… Нет, это была бы дальнейшая трата времени с сомнительными шансами на успех. Фрида тоже считала, что одного пианиста в семье достаточно. Где-то в самом конце списка маячил Институт точной механики и оптики — он был близок к моей военной специальности. Но меня неудержимо влекла гуманистика. Шведское отделение в институте иностранных языков? Или испанское? Филологический факультет? О, гляди-ка, на историческом факультете Университета есть отделение истории искусства. Да, конечно, искусства — музыка в первую очередь, а затем — театр, кинематограф…
Как демобилизованный офицер я имел преимущества. Нельзя сказать, что законодатель был чрезмерно щедр, в других местах, как я узнал позднее, бывало и получше. Но меня условия устраивали. Согласно закону, если ты окончил среднее учебное заведение на все пятерки (тогда выдавали т. наз. золотой аттестат, позднее стали давать золотую медаль), сразу после этого был призван в армию и только что демобилизовался, тебя должны были принять в любое высшее учебное заведение без экзаменов, принять — и все, без разговоров. Я был в своем праве.
Именно в этом качестве я отправился к проректору университета, ответственному за прием. Это была дама с неожиданной фамилией Окрокверцхова. Позже я понял, что фамилия была грузинская. Женщина — проректор объяснила мне, что на филологический факультет прием окончен, там все вакансии заполнены, с историческим факультетом дела обстоят не лучше, туда мы вас принять не можем. Но есть вакансии на биолого — почвенном факультете, туда мы вас можем взять. На биолого — почвенный я не хотел категорически. Я хотел на исторический. Окрокверцхова не хотела принимать меня на исторический. Биолого — почвенный — и баста. Я ушел ни с чем, но сдаваться не собирался. Мир на Окрокверцховой (просклоняем ее так) клином не сошелся, есть власть повыше.
Как я есть, в парадной форме, отправляюсь к Уполномоченному Министерства Высшего образования по городу Ленинграду, ректору Текстильного института. Происходит вежливый и внимательный разговор Уполномоченного Министерства и демобилизованного военнослужащего.
«Тов. Окрокверхцхова.
Прошу переговорить с тов. Бернштейном по вопросу о приеме.
Подпись».
Собственно, т. Окрокверхцхова уже переговорила со мной по вопросу о приеме, просить ее об этом смысла не было. Но есть небольшая надежда, что подпись Уполномоченного мне поможет. Я снова на приеме у проректора по приему. Результат все тот же: биолого — почвенный.
Вечером в женском общежитии Консерватории собирается военный совет. Выясняется, что у Виссариона — Иси Слонима, педагога Фриды, есть друг, молодой и многообещающий физик, аспирант Юра Каган. (В скобках можно заметить — будущий член — корреспондент Академии наук.) Отец Юры заведует фотолабораторией Университета. С отцом Юры дружит декан исторического факультета профессор Мавродин — он то ли фотографией увлекается, то ли они вместе ездят на рыбалку, но что-то их связывает. Итак, Ися попросит Юру поговорить с папой, который в свою очередь попросит Мавродина… На следующий день я узнаю, что завтра утром мне надлежит явиться на исторический факультет, к самому декану. Весь вечер и половину ночи я готовлюсь к беседе с ученым деканом, штудируя его монографию «Образование древнерусского государства». До сих пор помню первую строку этого труда: «Под звон мечей и пенье стрел выходила на историческую арену молодая Россия…» Больше ничего не помню, но если даже я усвоил в ту ночь еще что-либо из довольно толстой, большого формата книги, этого было недостаточно, чтобы достойно выдержать предстоявшую мне встречу.
Наутро, пройдя в первый раз по Менделеевской линии мимо клиники Отто к каре торговых рядов, где размещался истфак, я вовремя добрался до комнаты учебной части. Секретарь, высокая, худощавая и усталая женщина, объяснила мне, что следует сесть у двери в кабинет декана и ждать. Спустя полчаса мимо меня в кабинет прошел невысокий мужчина, скорее квадратного сложения, с одним плечом несколько впереди другого. Худая секретарь, поведя взором, дала мне понять, что это тот, кого я жду. Постучавшись, я вошел в кабинет и начал в ужасе мямлить:
— Владимир Васильевич, эээ, бээ, мээ, вот, это, значит, товарищ Каган, эээ, моя фамилия Бернштейн…
— А, — сказал Мавродин, приоткрыл дверь в секретарскую комнату и скомандовал: — Лидия Леонидовна, запишите, пожалуйста, товарища Бернштейна в приказ!
Так декан поставил яйцо.
Ну что, теперь я уже студент?
Нет — нет. Приказ не может войти в силу, пока я не докажу документально, что я окончил школу с отличием в 1942 году и тогда же был призван в действующую армию, откуда уволен в августе 1946 года. Отличие у меня с собой, остальное — в военкомате.
Там меня встречают сурово: почему до сих пор не оформили демобилизацию, товарищ младший — техник лейтенант запаса, а?
С военкоматскими майорами разговаривать мне как-то сподручней, чем с проректорами и деканами.
— А потому, — говорю, — товарищ майор, что прием в ВУЗы бывает раз в год, а военкоматы работают постоянно. Оформлю, не беспокойтесь, в армии не останусь. Сейчас мне срочно нужна справка вот такого содержания.
— Мы такую справку дать не можем. Вы не у нас призывались, просите справку в том военкомате.